28.10.2005 | Валерий Выжутович

ПРИГЛАШЕНИЕ НА КАЗНЬ

Сопредседатель фракции 'Родина' Дмитрий Рогозин недавно предложил отменить мораторий на смертную казнь. 'В России должна быть восстановлена смертная казнь, хватит прикрываться псевдодемократическим бантиком, навязанным нам Европой', - сказал он журналистам после закрытых слушаний в Госдуме о ситуации на Северном Кавказе. Призывы казнить террористов звучат периодически. Как правило - после громких терактов. На этот раз они прозвучали после событий в Нальчике. О радикальном способе умиротворения боевиков, пользуясь каждым новым поводом, одобрительно отзываются многие российские политики. Выразительнее всех однажды высказался Владимир Жириновский: 'Трибунал! Казнить на Красной площади в Москве!'

Государственные деятели с высоких трибун произносят то же, что говорят промеж собой, сидя на кухне, сотни тысяч, а может, и миллионы их соотечественников. Массовое правосознание, в сущности, мало изменилось с тех времен, когда оно выражало себя криком: 'Повесить, расстрелять как бешеных собак!'. А эскалация терроризма в России возбуждает разговоры о том, не пора ли нам отменить мораторий на смертную казнь.

Между тем европейское сообщество ждет от России совершенно иного решения. А именно - ратификации международного протокола об отмене смертной казни. Потому что припозднились мы. Европа еще в июле 2002 года окончательно отказалась от высшей меры наказания. Именно тогда маленькое государство Андорра ратифицировало специальный протокол к европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Андорра была последней, чья подпись требовалась для вступления документа в законную силу. Россия же оказалась в числе 26 государств, которые подписали протокол, но не ратифицировали.

В чем дело? Подтверждает ли Россия свои обязательства отказаться от смертной казни? Эти обязательства были ею даны в мае 1996 года при вступлении в Совет Европы, но международно-правового оформления так и не получили. Действует лишь мораторий на смертную казнь. Но мораторий - еще не отмена. Я готов назвать поддающийся точному исчислению минимум сторонников полного упразднения у нас высшей меры: 150. Именно столько людей, приговоренных к смертной казни, ждут окончательного решения своей участи.

Если Россия на самом деле собирается привести свой Уголовный кодекс в соответствие с западными правовыми стандартами (членство в Совете Европы к тому обязывает), ей следует поторопиться. Затянувшаяся неопределенность начинает все больше раздражать наших европейских партнеров, не понимающих, почему страна, на словах разделяющая международные принципы гуманизма, не хочет узаконить отказ от высшей меры. Ссылки на терроризм, поставляющий кандидатов на 'вышку', не принимаются. Несколько лет назад тогдашний Генеральный секретарь Совета Европы Вальтер Швиммер в беседе с российским министром юстиции Юрием Чайкой деликатно заметил: 'Я был бы очень разочарован, если бы Россия оказалась последней страной, которая не отменила законодательно смертную казнь... Цивилизованные страны должны показать разницу между шариатским судом, который действовал в Чечне, и демократическим справедливым правосудием'.

Ну в самом деле. Если присоединение к Европе будет постоянно зависеть от нашей внутренней политической конъюнктуры, то подходящий момент для отмены смертной казни не наступит никогда. Вот и теперь, после Нальчика, всякие разговоры об отказе от 'вышки' вроде бы не ко времени. Во всяком случае представители профильных комитетов Госдумы ускорять ратификацию протокола явно не намерены.

Ну ладно политики - они держат нос по ветру. Но Александр Солженицын, человек независимого ума, невосприимчивый ни к каким конъюнктурным поветриям, твердит о том же: 'Россия сможет покончить с терроризмом, только возродив смертную казнь'. Писатель, которого наш президент числит духовным отцом нации, полагает, что 'бывают времена, когда для спасения общества смертная казнь нужна'.

Для Александра Исаевича, не находящего никакой опоры в европейской цивилизации и упорно наставляющего Россию на свой 'особый путь', подобные умонастроения естественны и органичны. А главное - они не расходятся с массовым ожиданием. Социологи уже перестали проводить опросы на эту тему ввиду заведомой предрешенности их результатов. Правда, тут я напомнил бы высказывание видного русского криминалиста прошлого века, профессора Александра Федоровича Кистяковского: 'С воззрениями народными необходимо во многих случаях считаться; это не мешало бы твердо помнить и некоторым защитникам смертной казни; но считаться с ними без разбору, только потому, что они народные, - значило бы иногда обречь все успехи цивилизации на совершенную гибель'.

Если власть будет считаться с 'воззрениями народными', то высшая мера неотменима. Ни в одной стране общественное мнение не одобряет подобного милосердия государства к отпетым душегубам. Нужна политическая воля. Не будь ее, просвещенная Европа до сих пор практиковала бы казни 'по просьбам трудящихся'.

В этом смысле российские граждане ничем не отличаются от европейцев. Мне рассказывали: в Ульяновске первое заседание комиссии по помилованию началось с прочувствованной речи ее председателя (бывшего судьи) во славу смертной казни. Если так пойдет повсюду, стародавнее присловье 'остальное добавит прокурор' будет вытеснено более актуальным: 'Остальное добавит комиссия по помилованию'.

'Путина провоцируют на возвращение к смертной казни', - говорит советник президента по вопросам помилования Анатолий Приставкин. Что ж, публичным обещанием утвердить европейскую пунктуацию в классической фразе 'казнить нельзя помиловать' Путин пока себя не связал. Уж он-то с его интересом к истории, должно быть, знает, сколько российских правителей поддались в свое время такому соблазну и чем потом все кончилось. Дочь Петра Первого Елизавета, весьма набожная особа, восходя на престол, дала обет во все время своего царствования никого не лишать жизни. Но ее гуманные побуждения, встреченные глухим строптивым ропотом дворянства и чиновничьей бюрократии, не простерлись дальше замены палаческого топора на палаческий кнут. Или те же большевики: начав на второй день своей революции с декрета об отмене смертной казни, они к лету 1918-го уже воздавали кому следует красным террором.

Дело, конечно, не только в исторической традиции - не в том, что христианская заповедь 'не убий' в России веками сочеталась с жесточайшими казнями, а на главной площади страны церкви и поныне соседствуют с Лобным местом. Дело в сегодняшних наших реалиях, мало приспособленных к дарованию милости головорезам. Пока ежедневно на просторах родного отечества человеческая жизнь истребляется в масштабах конвейерного производства, пока она не стоит ни копейки, до тех пор общественное мнение будет восставать против упразднения высшей меры.

Сами же споры о том, не пора ли и нам приобщиться к мировой цивилизации, исключающей из правового обихода пулю, электрический стул или виселицу, уже стали в России навязчивыми до отвращения - по причине их полнейшей бесплодности. Иногда кажется: если на что и пора вводить мораторий, так, пожалуй, на эту дискуссию, лишенную в наших общественных обстоятельствах всякого практического смысла. Нужна, повторяю, политическая воля. И пока ее нет, говорить тут не о чем.

Версия для печати