30.10.2007 | Сергей Маркедонов

Осетино-ингушский конфликт: история и современность

В октябре 2007 году на Северном Кавказе будет отмечаться трагический юбилей. 15 лет назад произошел первый этнополитический конфликт на территории новой России - осетино-ингушский. Для того, чтобы понять общее и особенное в конфликтах, как на постсоветском, так и на постюгославском пространстве, необходимо обращение к истории. Внешне эффектный лозунг, предложенный в свое время американским дипломатом Ричардом Холбруком “No History”, далеко не всегда применим.

На наш взгляд, справедливым представляется мнение британского военного эксперта (Центр изучения конфликтов Королевской военной Академии Сандхерст) Чарльза Блэнди: «История действительно влияет на умы людей, их восприятие и отношения, которые в некоторых случаях укоренились в психологии нации или народа, передаваясь из поколения в поколение. Полагаю, что это должны понять представители Запада, где исторический аспект не так уж акцентирован» Оговоримся сразу. Обращение к истории необходимо не для того, чтобы сделать эту науку политическим инструментом для легитимации тех или иных претензий (либо на сохранение территориальной целостности Северной Осетии, либо передачу спорного Пригородного района Ингушетии). Для того, чтобы понять «уникальность» того или иного конфликта, и исследователю, и политику, принимающему решения, необходимо представлять историческую динамику взаимного отчуждения противостоящих друг другу сторон. Когда в массовом сознании появляется образ врага? Какие факторы (объективного или субъективного свойства) влияли на укрепления таких представлений, а какие, напротив, сдерживали их? Когда стала возможна «инструментализация» конфликта для внутренней консолидации враждующих сообществ? Ответы на все обозначенные вопросы позволяют формировать гораздо более взвешенные и адекватные подходы к конфликтному урегулированию. Более того, не следует забывать, что этнополитический конфликт (и осетино-ингушский конфликт здесь не является исключением)- это не только вооруженное или политико-правовое противостояние. Это- конфликт различных историософий и исторических символов. Известный труд американского политолога Стюарта Кауфмана (в котором автор обращается и к северокавказскому эмпирическому материалу) так и называется «Современная ненависть: символическая политика этнической войны”.

31 октября - 4 ноября 1992 г. территория Пригородного района и Владикавказа стала ареной вооруженного осетино-ингушского противоборства. Обе стороны дают свою собственную интерпретацию событий. Осетинская сторона считает, что ингушские боевики из сел Пригородного района и Назрани пытались осуществить аннексию спорной территории. Ингушская сторона видит источник конфликта в действиях осетинских вооруженных формирований, атаковавших ингушские села при поддержке федерального центра. До сих пор официальная позиция и политико-правовая оценка российской власти по этому вопросу не прозвучала. Советом безопасности РФ был подготовлен лишь проект политической оценки событий октября-ноября 1992 г. В конфликтующих республиках такая оценка была дана, хотя и с диаметрально противоположных позиций. Она была озвучена Верховным Советом Северной Осетии (10 ноября 1992 г.) и Народным собранием Ингушетии (21 сентября 1994 г.). "Агрессия" (осетинская сторона) и "геноцид" (ингушская сторона") - ключевые понятия двух несовместимых подходов к оценке трагедии 1992 г. По официальным данным Временной администрации в зоне конфликта в ходе осетино-ингушского вооруженного противостояния погибло 478 человек, ранено - 840, более 200 - пропало без вести. Свыше 40 тысяч человек стали вынужденными переселенцами. Ингушская сторона называет цифру 70 и даже 100 тыс. вынужденных переселенцев. Общий материальный ущерб был оценен в 12 млрд.руб. ( в ценах 1992 г.). Другие источники (правоохранительные структуры республиканского и федерального уровней) называют другие цифры погибших и раненых (в сторону увеличения потерь). И сегодня конфликт по-прежнему является образующим началом и в легитимации республиканских элит двух субъектов Северного Кавказа, и важнейшим политическим инструментом.

В современной литературе не существует единого мнения по вопросу об истоках осетино-ингушского конфликта. И все же противоборствующие стороны признают, что осетино-ингушский конфликт новейшего времени имеет глубокие исторические корни. Главным связующим этнополитическим сюжетом для новейшей истории Северной Осетии и Ингушетии является "проблема Пригородного района". За годы советской власти и в особенности в постсоветский период этот вопрос стал основополагающим фактором этнической и политической самоидентификации осетин и ингушей. Для ингушской стороны вопрос о возвращении Пригородного района связывается с полной реабилитацией ингушского народа. В известном смысле прорыв в решении проблемы Пригородного района - это вопрос лояльности ингушей государству.

Во многом то же самое можно сказать и о мотивах осетинской стороны. Для нее уступки ингушам разрушают такой фундаментальный этнонациональный миф как представление об осетинах и Осетии российском форпосте на Северном Кавказе. В этом смысле положительное для ингушей решение "проблемы Пригородного района" означает для осетин поставить под сомнение свою лояльность Российскому государству. За период с начала 1990-х гг. до сегодняшнего дня произошла инструментализация осетино-ингушского конфликта. Апелляция к этой теме является важнейшим легитимационным ресурсом для политических элит Северной Осетии и Ингушетии. Политик равнодушный к данной проблеме не имеет никаких шансов на успех в одной из двух соседних северокавказских республик. Защита этнонациональных интересов, мотивы "единства нации" и борьбы с осетинской (ингушской) опасностью становятся для республиканских лидеров оправданием управленческого авторитаризма, свертывания внутриполитической конкуренции и сдерживания активности неправительственных структур.

Не углубляясь в поиски исторических предпосылок осетино-ингушского противостояния, можно констатировать, что "проблема Пригородного района" в ее современном состоянии является следствием многочисленных административно-территориальных преобразований. Свои исторические права на эту территорию предъявляют осетины (до конца XIV здесь проживали аланы, рассматриваемые в качестве предков современных осетин). Ряд селений Пригородного района считаются также "колыбелью" ингушского народа. На территории Пригородного района находится село Тарское (бывшее Ангушт), от которого произошло слово "ингуши" - русское наименование этноса с самоназванием "галгай". Помимо осетин и ингушей свои претензии на территорию района выдвинули в начале 1990-х гг. лидеры неоказачьего движения Северного Кавказа. Согласно неоказачьей "историософии" Пригородный район - исконная казачья земля, а ингуши проживали там только 23 года (с 1921 г., т.е. с момента переселения казачьих станиц Сунженского отдела Терской области до 1944 г.). На территории Пригородного района действительно находились 4 станицы и 1 хутор Сунженской линии. Однако в то же самое время ингуши имели здесь порядка 40 селений. В начале 1990-х гг. неоказаки Ингушетии и Северной Осетии приняли участие в спорах вокруг Пригородного района, однако сыграли в них роль "второго плана".

С 1922 по 1934 гг. Пригородный район входил в состав Ингушской автономной области (до 1924 г. Ингушского национального округа в составе Горской АССР), с 1934 г.- в составе Чечено-Ингушской АО (с 1936 по 1944 гг. - АССР). Согласно данным Всесоюзной переписи населения 1939 г. в Пригородном районе проживало 33,8 тыс.чел., из которых ингуши- 28,1 тыс. чел., русские – 3,5 тыс.чел., чеченцы- 0,4 тыс. чел. Территория района равнялась 34 % всей территории пяти ингушских районов Чечено-Ингушетии. После депортации ингушей в 1944 г. эти земли были переданы Северо-Осетинской АССР. После восстановления Чечено-Ингушской АССР Пригородный район остался в составе Северной Осетии. В 1956 г. циркуляром Совмина Северо-Осетинской АССР был установлен запрет на продажу и аренду жилья ингушам, возвращавшимся из ссылки. За период с 1944 по 1957 год Пригородный район Северной Осетии был заселен осетинами. В 1960-е-1970-е годы в районе произошло обновление частного жилищного фонда. Новое поколение осетин выросло уже в «своих домах», не зная другой родины, кроме Пригородного района. Чечено-Ингушетия же получила "компенсацию" посредством передачи под ее юрисдикцию Наурского и Шелковского районов Ставропольского края. Однако такой "обмен территориями" не устраивал ингушей, поскольку районы Ставропольского края, оказавшиеся в составе Чечено-Ингушетии были населены не ингушами, а русскими, ногайцами и чеченцами.

Первая серьезная попытка со стороны ингушей оспорить принадлежность Пригородного района Северной Осетии была предпринята в 1972 г., когда группа национальной интеллигенции направила в руководящие партийные и советские органы СССР открытое письмо "О судьбе ингушского народа". Данное обращение было оценено тогдашними чиновниками ЦК КПСС и КГБ СССР как проявление "буржуазного национализма". В январе 1973 г. в Грозном прошел ингушский митинг, на котором были озвучены требования отмены дискриминационных мер по отношению к ингушам и возвращения Пригородного района в состав Чечено-Ингушетии. При этом организаторы и участники акций 1972-1973 гг. выступали с позиций интернационализма, апеллируя к ценностям "ленинской национальной политики" и советского братства народов. В письме "О судьбе ингушского народа" не содержалось антикоммунистических лозунгов. Однако авторы письма и многие организаторы массовой акции подверглись преследованиям по политическим мотивам (были осуждены или уволены по обвинению в разжигании национальной розни). В октябре 1981 г. "проблема Пригородного района" снова актуализировалась. На сей раз она была представлена не как кризис во взаимоотношениях между ингушской общественностью и ЦК КПСС, а как межэтническое противостояние. Похороны таксиста-осетина, убийство которого приписывали ингушам вылились в массовые акции в столице Северной Осетии с антиингушскими лозунгами. После событий 1981 г. первым секретарем Северо-Осетинского обкома КПСС был назначен В.Одинцов, "человек Москвы", работник аппарата ЦК КПСС. 5 марта 1982 г. было принято специальное постановление Совета министров СССР об особом порядке прописки и совершения сделок по купле-продаже недвижимости для ингушей в Пригородном районе. В результате только половина ингушского населения Северной Осетии имели прописку.

В период "перестройки" "проблема Пригородного района" стала предметом публичной политической дискуссии. В 1989 г. была создана ингушская общественная организация "Нийсхо" ("Справедливость"), основными требованиями которой стали восстановление Ингушской автономии и передача Пригородного района под ее юрисдикцию. В сентябре 1989 г. о себе заявила осетинская организация "Адамон Цадиш" ("Народный Союз"), ориентированная на "национальное возрождение осетинского народа" и сохранение целостности Северо-Осетинской АССР.

На Втором съезде ингушского народа (1989 г.) была принята резолюция, в которой содержались требования территориальной реабилитации ингушского народа: "Просить ЦК КПСС, Верховный Совет СССР. Второй Съезд народных депутатов СССР решить вопрос восстановления автономии ингушского народа в его исконных исторических границах со столицей в правобережной части г. Орджоникидзе (в то время название Владикавказа- С.М.) Данная резолюция получила негативную оценку руководства Северной Осетии и лидеров возникших неформальных этнонациональных объединений. Под давлением ингушских этнонационалистов в текст "Декларации о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики" (ноябрь 1990 г.) был внесен пункт о необходимости включения в состав Чечено-Ингушетии Пригородного района и правобережье Владикавказа. В 1989-1991 гг. "проблемой Пригородного района" интенсивно занимались многочисленные партийные и государственные комиссии. Однако серьезных продвижений по разрешению конфликтной ситуации не произошло.

К началу 1991 г. сложилось 2 конфликтных очага вокруг Пригородного района: осетино-ингушский и русско-ингушский. Помимо осетин и ингушей на Пригородный район обозначили претензии лидеры неоказачьего движения Северного Кавказа (и на территории Северной Осетии, и в ингушский районах). Неоказаки объективно выступали союзниками руководства Северной Осетии, поскольку выступали против ингушской "этнической собственности" на Пригородный район. Они обосновывали свои требования необходимостью реабилитации казачества, пострадавшего в ходе большевистской политики расказачивания. Однако значительной политической роли неоказачье движение не сыграло. Убийство атамана Сунженского отдела Терского казачьего войска А. И. Подколзина (7 апреля 1991 г., пос. Карабулак), а также столкновения между ингушами и казаками в ст.Троицкая Сунженского района тогдашней Чечено-Ингушетии (27-28 апреля 1991 г.) способствовали не политической активизации, а выезду русского населения за пределы Ингушетии. В результате столкновения в ст.Троицкой были убиты 5 казаков, 53 получили ранения. Впоследствии неоказачьи лидеры оказали определенную поддержку осетинской стороне в вооруженном конфликте с ингушами в октябре-ноябре 1992 г.

Дальнейшая радикализация кризиса вокруг Пригородного района произошла после принятия Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» (26 апреля 1991 г.). В этом правовом документе были зафиксированы нормы по территориальной реабилитации репрессированных народов (третья, шестая и седьмая статьи). Однако принятый закон не предлагал конкретные правовые механизмы реализации упомянутых статей. У ингушской стороны он рождал завышенные ожидания и надежду на скорейшее урегулирование острой проблемы. У осетинской - опасения за одностороннее без учета интересов этнических осетин решение. 29 апреля 1991 г на заседании Верховного Совета Северной Осетии депутаты - ингуши в знак протеста покинули зал заседаний. Конфликт таким образом развивался не только в формате Северная Осетия - ингушские районы Чечено-Ингушетии (затем Ингушетия), но и по линии Северо-Осетинское руководство - ингушская община республики, а также в формате противостояния осетинской и ингушской общин в самом Пригородном районе. Население ингушских районов и Северной Осетии начали формировать отряды самообороны. Агонизирующий союзный центр и формирующийся российский центр фактически самоустранились от контроля за ситуацией в зоне конфликта. В ноябре 1991 г. чрезвычайная сессия Верховного Совета Северной Осетии утвердила создание Государственного комитета самообороны республики. В конце 1991 - начале 1992 г. были созданы отряды Республиканской гвардии и народного ополчения Северной Осетии. Ингушские силы самообороны были созданы в селах Майское, Куртат, Дачное. 30 ноября 1991 г. жители трех ингушских районов приняли участие в референдуме по вопросу: "Вы за создание Ингушской республики в составе РСФСР с возвратом незаконно отторгнутых ингушских земель со столицей в г.Владикавказе?" 92,5 % от принявших участие в голосовании дали положительный ответ. После образования Ингушской республики в составе России (4 июня 1992 г.) республиканские этнонационалисты, апеллируя к итогам референдума, усиливают давление на Москву с целью скорейшего присоединения Пригородного района и правобережья Владикавказа в состав нового российского национально-государственного образования. Напротив, лидеры Северной Осетии и этнонациональных объединений этой республики потребовали введения моратория на провокационные статьи Закона "О реабилитации репрессированных народов". В течение 1992 г. в двух соседних республиках окончательно формируются идеологемы "восстановления исторической справедливости" любой ценой и "защиты территориальной целостности".

31 октября - 4 ноября 1992 г. конфликт перешел в “горячую фазу”. В отличие от грузино-осетинского, грузино-абхазского или нагорно-карабахского конфликтов он был “заморожен” гораздо быстрее. Однако он и сегодня не разрешен окончательно. Несмотря на то, что президент РФ Владимир Путин дал поручение обеспечить возвращение ингушских вынужденных переселенцев в Пригородный район до конца 2006 года. Скорее всего, следует признать, что урегулирование конфликтов вообще не может осуществляться президентскими указами или начальственными поручениями. Сегодня главная задача - понимать исторические причины, породившие этот конфликт. Понимать не для того, чтобы измерять меру вины каждой из сторон (в таких спорах и конфликтах, как правило, ответственность несут все). Необходимо осознание системных причин серьезного этнополитического кризиса. К таковым можно отнести:

- политику государственного примордиализма,

- формирование “этнической собственности” на землю,

- практику “коллективной ответственности”, перманентных административно-территориальных перекроек и депортаций

И осуждать нужно подходы к управленческой стратегии на Северном Кавказе, а не отдельные этносы. Именно для этого нужно изучение истории. В противном случае она никогда не перестанет быть политически актуальной.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати