09.11.2007

Стратегии «сбережения человека»

Ключевая проблема современной России ― демографическая. Несмотря на прилагаемые государством усилия (национальные проекты) демографические показатели не улучшаются: продолжается сокращение численности населения. Предложения по стимулированию рождаемости могут дать эффект ухудшения «человеческого ресурса». Обезлюживание отдаленных регионов чревато территориальными утратами для страны.

Основные проблемы российской социальной сферы

Самая главная, ключевая, критически важная проблема, от решения которой зависит будущее России, причем не только экономики, - это перспектива обезлюживания страны. В долгосрочной перспективе демографическая ситуация является абсолютно определяющей. Все остальное на ее фоне меркнет, имеет вторичное или подсобное значение.

Парадокс в том, что хорошего решения, строго говоря, не существует. Вариант первый: проблема падения численности населения решается за счет резкой активизации миграции (это единственный реальный способ, другого просто не существует, надежды на скачок рождаемости и т.д. – чистая химера). Вариант второй: продолжается курс, при котором миграция (в том числе – трудовая) резко ограничивается, так что к середине века численность населения страны сокращается примерно на треть (до 90-100 млн. чел.). Оба эти варианта порождают огромную массу трудно разрешимых проблем. Оба они нехороши. Но другого не дано, так что реальный выбор – это в конечном счете выбор между различными степенями жесткости миграционной политики.

Ясно, что вариант, при котором импорт рабочей силы из-за рубежа жестко ограничивается, чреват не только серьезными экономическими (резкое удорожание рабочей силы и связанная с этим утрата конкурентоспособности российской экономики), но и геополитическими последствиями. Вариант, при котором снимаются барьеры и начинается активным приток рабочей силы из-за рубежа, чреват чрезвычайно сложными и опасными социальными, культурными и политическими трениями и конфликтами. Но, повторюсь, никакого другого реального способа как-то смягчить проблему обезлюживания страны кроме как активизации импорта рабочей силы из-за рубежа, не существует в принципе.

Означает ли это, что следующий президент будет вынужден делать тот или иной стратегический выбор в этой сфере? Совершенно необязательно. Все зависит от горизонта планирования будущей власти. Даже если следующий президент вообще не будет решать никакие задачи в сфере социальной политики и просто оставит все как есть, то и особой беды (в краткосрочной перспективе) не будет. По большому счету, действительно критические проблемы лежат за горизонтом следующего президентского срока.

Возможны два пути развития ситуации. Президент может либо ограничиться проблемами, которые актуальны для ограниченного отрезка его президентского срока, либо начать делать какие-то шаги, создающие условия для решения долгосрочных проблем. Это – два разных курса. Но чтобы благополучно пережить следующий президентский срок, на мой взгляд, можно вообще ничего не делать, а просто плыть по течению. Понятно, что в результате долгосрочные проблемы (а их уйма) будут только усугубляться. Чтобы начинать создавать условия для их решения, нужно двигаться по множеству самых различных направлений. Однако демографическая ситуация - это ключ к будущему страны, все остальные проблемы (что делать с пенсионной системой, как развивать систему образования и т. д.) либо производные, либо не столь критичны.

Роль государства и негосударственных структур в реализации социальной политики

К сожалению, формулировка этого вопроса двусмысленна. Пониматься он может двояким образом. Первое – возможно ли и нужно ли развитие частных институтов в социальной сфере? Безусловно, и возможно и нужно. Конечно, было бы хорошо развивать частное образование и здравоохранение и т.д., хотя в последние годы тренд государственной политики был скорее обратным. Второе: какова социальная ответственность бизнеса? Здесь я согласен с М. Фридменом, что социальная ответственность бизнеса – это миф и что руководители корпораций отвечают только перед своими акционерами и больше ни перед кем. На практике под ширмой социальной ответственности всегда идет перетягивание каната между государством и крупным бизнесом. Судя по всему, власть намерена и дальше под этим лозунгом усиливать давление на бизнес. Соответственно, для бизнеса это будет полем для демонстрации своей лояльности по отношению к власти. Власть будет заявлять о своих приоритетах, а бизнес будет демонстрировать, насколько велика его социальная ответственность. На самом деле помимо демонстрационного эффекта ничего реального за этим стоять не может.

Национальные проекты: роль в решении социальных проблем

Идее национальных проектов трудно дать однозначную оценку. Если задаться вопросом о степени из реализуемости, то все будет зависеть от того, что мы под этим понимаем. Если то, что все выделенные под это деньги будут освоены (т.е. «распилены»), - это точно реализуемо и, безусловно, будет реализовано. Получат ли социальные учреждения от этих проектов реальный выигрыш? Скажем, пойдет ли в больницы и поликлиники современная медицинская техника? Можно ли повысить эффективность системы здравоохранения, повышая заработную плату участковым врачам? Конечно, нет. Как только им увеличили заработную плату, начался отток специалистов, которые стали переквалифицироваться в участковых врачей. Чтобы избежать этого, на следующем этапе нужно повышать заработную плату специалистам. И т.д. Возникает порочный круг эскалации зарплат, принципиально ничего не меняющий в состоянии самой системы здравоохранения.

Возможно ли за счет национальных проектов решить проблему рождаемости? Следует иметь в виду, что к падению рождаемости (точнее – к ее поддержанию на низком уровне) подталкивают объективные факторы, никак не связанные с деятельностью государства, и против них оно практически бессильно. Тут действуют универсальные закономерности, характерные для всего развитого мира и даже, как показывает опыт Китая, Индии и многих других развивающихся стран, не только для него. Повернуть маятник назад и вернуться к уровню рождаемости 2,5 ребенка на женщину невозможно, и было бы нелепо ожидать от предложенных мер такого эффекта. Если они и окажут какое-то влияние на рождаемость, то количественно этот эффект будет совершенно ничтожным. В лучшем случае эти меры могут обеспечить некоторое улучшение «качества» детей - в среднем российский ребенок будет лучше обеспечен, более сыт и более здоров. Но с точки зрения количества детей эффект «материнского капитала» и аналогичных мер будет практически незначимым.

Более того, может случиться так, что реально на них отреагируют самые проблемные сегменты населения. Вполне возможно, что рождаемость значимо увеличится только в самых бедных и социально неустроенных семьях, а также в национальных республиках кавказского региона. В результате такого сдвига в структуре рождающихся детей вместо улучшения можно получить ухудшение «качества» детей. Теоретически очевидно, что в долгосрочной перспективе никакой сколько-нибудь сильной реакции со стороны образованных и имеющих хорошие перспективы на рынке труда слоев населения ожидать не следует. Я всегда утверждал, что если государство и способно на что-то повлиять, так это на смертность, а никак не на рождаемость. По нынешним мировым меркам рождаемость у нас нормальная – зато у нас ненормально высокая смертность.

В конечном счете это связано с тем, что для российского населения характерна исключительно высокая толерантность по отношению к различным рисковым формам поведения. Люди не заботятся ни о своей жизни, ни о жизни других людей, ни о своем здоровье, ни о здоровье других людей. Это несколько странно для такого урбанизированного и образованного общества, каким является российское общество. Но факт остается фактом: россияне исключительно склонны к рисковым формам поведения - будь то алкоголизм или характер вождения автомобилей, весенний рыбный лов на льдинах или массовые отравления ядовитыми грибами. Можно ли с этим что-то сделать? Наверное, можно, но для этого нужны специальные усилия, целевые программы. Пока этого не видно. Пока все сосредоточено на идее повышения рождаемости, хотя выход от всего этого будет минимальный.

Возможность социального взрыва

Социальный взрыв в нынешних социально-экономических условиях – полный нонсенс. Его не было даже во второй половине 1990-х гг., когда три четверти работников ждали погашения задолженности по заработной плате, безработица приближалась к 15% и официально бедными являлись 40-50% населения. О чем же можно говорить сейчас, когда реальная заработная плата растет темпом 10-20% в год, безработица сократилась вдвое, а бедность уменьшилась до 10-15%? В подобных условиях сколько-нибудь серьезные конфликты будут носить верхушечный характер, а если в них будут оказываться задействованы широкие слои населения, то такие конфликты будут локальными – как во времени, так и в пространстве. Называть такие локальные конфликты «социальным взрывом» значило бы злоупотреблять терминологией.

Даже события, связанные с принятием решения о монетизации льгот, трудно назвать социальным взрывом. Несколько десятков митингов пенсионеров в ограниченном числе территорий, непродолжительных по времени, не захвативших главные центры и без участия каких-либо политических сил, – это не социальный взрыв. Нельзя им считать и недавние события в Кондопоге. Такого рода конфликты могут повторяться, но они будут сохранять локальный, очаговый характер. Два фактора будут препятствовать их распространению и превращению в повсеместные: во-первых, огромная неоднородность страны и, во-вторых, отсутствие силы, которая могла бы такие вспышки скоординировать. Напряженность на национальной почве будет постепенно нарастать (в условиях растущей миграции это неизбежно), но все это будут протесты не против системы, существующей власти или всеобщего порядка вещей, а против разовых эксцессов на местах.

Ключевые проблемы сферы образования

С российским образованием ситуация на редкость парадоксальная. Формально его много, но оно плохого качества. Примерно две трети российских работников имеют третичное образование (высшее или среднее профессиональное), что является абсолютным мировым рекордом; в пореформенный период численность студентов вузов выросла в 2,5 раза; по числу полученных лет образования Россия опережает большинство даже развитых страны. Но вот по качеству образования она резко отстает от них; об этом говорят объективные тесты российских учащихся начальных и средних школ и их сверстников за рубежом. Что касается высшего образования, то здесь достаточно упомянуть, что все больше и больше студентов учатся заочно, а не очно. Большинство старшекурсников фактически перестают учиться и начинают подрабатывать. Распространение платного высшего образования также не лучшим образом сказалось на его качестве. Россия идет к тому, чтобы стать первой в мире страной, которая приблизится к идеалу всеобщего, но при этом крайне некачественного высшего образования.

Это вовсе не значит, что доступ к высшему образованию надо резко ограничить. После того как оно фактически стало социальной нормой (а это на самом деле уже так), вернуться назад, к тем показателям охвата, которые были 15 лет назад, невозможно. Так что количественный рост будет продолжаться. Но чтобы хоть немного сбить искусственный спрос на вузовские дипломы, было бы разумно прикрыть псевдовузы, расплодившиеся по всей стране, начать отчислять студентов, которые реально не учатся, ужесточить академические стандарты при приеме в вузы и в процессе обучения и т.д. К сожалению, шансы на то, что что-нибудь из этого будет сделано, крайне невелики. Множество влиятельных сил заинтересованы в том, чтобы все оставалось как есть. Поскольку Россия вступает в демографическую яму и численность молодежи студенческого возраста будет стремительно уменьшаться, вузы будут вступать в борьбу за абитуриентов. Это означает, что они и дальше будут снижать академические стандарты.

Нельзя сказать, что проблема качества образования одинаково остра на всех его уровнях. Похоже, качество образования падает у нас по мере повышения его уровня. Наше начальное образование – хотя и далеко не лучшее, но вполне пристойное; неполное среднее – похуже, полное среднее – еще хуже. Высшее (в среднем) – из рук вон плохое, и для того чтобы здесь что-то изменилось, нужно перестраивать всю систему стимулов, определяющих поведение и студентов, и преподавателей, и руководителей вузов. Чтобы издержки получения диплома были для студентов не фиктивной, а реальной величиной, они должны тратить все свое время на учебу, а не на что-то другое.

Если они могут учиться, не учась, то и получают образование, которое им реально не нужно, но которое просто служит пропуском на занятие рабочих мест определенного типа. Анализ показывает, что даже такое некачественное высшее образование все равно помогает людям находить рабочие места. Это значит, есть спрос даже на таких выпускников вузов.

Тем не менее девальвация высшего образования идет вовсю и она касается всех без исключения вузов. Конечно, образование, которое они дают, неодинаково: все прекрасно понимают, что диплом МГУ и диплом какого-нибудь провинциального пединститута – вещи несравнимые. Они различаются и с точки зрения контингента, и с точки зрения величины затрат на одного студента, и с точки зрения качества профессорско-преподавательского состава. Однако и в том и в другом качество обучения постепенно падает, пусть и с неодинаковой скоростью.

Проблема «сбережения человека»

Возможно, здесь самое главное – изменение поведенческих стереотипов, воспитание нетерпимости к рисковым формам поведения. Естественно, это не снижает значимости таких факторов, как повышение материального благосостояния людей или совершенствование системы здравоохранение. К сожалению, оценивая предпринимаемые в этой области меры – те же национальные проекты, я не вижу оснований ожидать какого-нибудь прорыва. Допустим, будет регулярная диспансеризация; допустим, будет «скорая помощь» приезжать быстрее и т.д. Какой-то эффект от всего этого, конечно, будет. Однако под действием этих мер люди не начнут больше думать о своем здоровье или о здоровье детей. Нужны очень серьезные вложения, чтобы изменить сознание людей. Национальные проекты де-факто предполагают, что об их здоровье должно думать государство, а не они сами. И это – принципиально разные стратегии, принципиально разные подходы к проблеме «сбережения человека».

Капелюшников Р.И. - главный научный сотрудник ИМЭМО РАН, заместитель директора Центра трудовых исследований ГУ-Высшей школы экономики

Версия для печати