12.11.2007 | Сергей Маркедонов

Грузия: между авторитаризмом и демократией

Фактическое начало избирательной кампании в Грузии (стартовавшей еще до событий 7-8 ноября 2007 года) совпало с серьезным внутриполитическим кризисом. Выход из него в свойственной ему манере нашел Михаил Саакашвили, предпочитающий не развязывать, а разрубать запутанные политические узлы. Так после четырех дней демонстраций и митингов протеста президент Грузии в среду 7 ноября 2007 года ввел чрезвычайное положение, а затем принял решение организовать досрочные президентские выборы 5 января.

В течение пятнадцати дней в стране запрещено проводить демонстрации, а СМИ подвергаются цензуре. “Я предлагаю провести президентские выборы 5 января”, – заявил 8 ноября Саакашвили, добавив, что будет выставлять свою кандидатуру. По его словам, пойдя на такое решение, он старается отразить “угрозу из-за границы”. Калейдоскоп политических событий в Грузии вызвал “девятый вал” публикаций (особенно в европейских и американских СМИ). Главную цель многочисленных статей, комментариев и интервью можно определить, как попытку понять причины “авторитарного поворота” Михаила Саакашвили. “Правительство, сформированное после “революции роз”, стало проводить радикальные реформы во всех областях. Инфляция, постоянный рост безработицы ухудшил положение населения, и оно в конечном итоге разочаровалось в президенте, которого само же в порыве энтузиазма вознесло на вершину власти осенью 2003 года. Саакашвили разыгрывал карту националистических настроений, усилившихся из-за конфликтов вокруг сепаратистских регионов Абхазии и Южной Осетии, называл “предателями” оппозиционеров, которые с начала 2006 года пытаются консолидировать движение, в чьих рядах растет недовольство властями”- сообщает французское издание “Liberation” .

“Два любимчика американских неоконсерваторов и неолибералов - Польша и Грузия - с более близкого расстояния выглядят совсем иначе, чем с другого берега Атлантики”. Такое впечатление от ноябрьских событий в Тбилиси (а также вокруг их восприятия в США и странах Европейского Союза) сложилось у известного американского эксперта Пола Сондерса, члена редколлегии журнала “The National Interest”, директора-распорядителя Центра имени Никсона. По мнению Сондерса, администрация Михаила Саакашвили в течение долгого времени занималась “ловким устранением” “других центров политической власти и источников альтернативных взглядов в парламенте и средствах массовой информации”. “Кадры избиения безоружных грузин на улицах их столицы Тбилиси, как юристов в Лахоре (речь идет о событиях в Пакистане, где президент Первез Мушарафф также ввел режим ЧП) шокировали тех из нас, кто считал, что после бескровного свержения президента Эдуарда Шеварднадзе в 2003 г. в Грузии все будет как надо”,- эмоционально восклицает обозреватель британского издания “The Independent” Макйл Черч.

Цитировать многочисленные публикации во влиятельных газетах и журналах стран Запада можно было бы и дальше. Практически никто из авторов статей, посвященных “горячей осени” в Тбилиси не пытается оправдать Саакашвили. Однако лейтмотивом этих материалов стало разочарование в том, как некогда образцовый демократ Евразии превратился в “душителя свобод и прав человека”. При этом многие “разочарованные” не заметили того факта, что помимо ЧП президент Грузии объявил о проведении досрочных президентских выборов и тем самым фактически выполнил требование оппозиции о “разведении” во времени парламентской и президентской избирательной кампании. Напомним, что именно с этого требования начались массовые акции протеста в Тбилиси 2 ноября 2007 года. Таким образом, начав действовать жесткими авторитарными методами, президент Грузии все же решил оставить для себя небольшой “демократический люфт”. Это уже оценили представители оппозиции. Как сказал один из лидеров Республиканской партии Грузии Ивлиан Хаиндрава, это решение следует рассматривать в качестве уступки со стороны грузинского президента.

Каков же предварительный вывод? Он заключается в следующем. В оценках политической системы (или режима) Михаила Саакашвили необходимо минимизировать эмоции. Необходимо также отказаться от выдачи каких-либо авансов этому политику - и демократических, и авторитарных. Сегодня многим экспертам из США и Европы не пришлось бы разочаровываться в “великом грузинском демократе”, если бы они изначально понимали, что стратегической целью Саакашвили является “собирание грузинских земель”. Установление контроля над Абхазией и Южной Осетией, а не строительство “открытого общества” по рецептам Фридриха фон Хайека или Карла Поппера. Но именно поэтому же Саакашвили и не может окончательно превратиться в маленького Сталина. Попадание в “черный список” стран-изгоев и повторение судьбы Ислама Каримова после Андижана окончательно похоронит все планы президента Грузии по восстановлению территориальной целостности. А потому Саакашвили даже против своего желания должен играть в демократа, использовать демократический язык и демонстрировать свою готовность к диалогу. Даже после введения ЧП он не может окончательно перейти авторитарный Рубикон. Штаты нужны ему не как идеал, а как инструмент для реализации своих политических проектов. Дружить же с США и ЕС без игр в демократию не получится. Иначе американский налогоплательщик начнет интересоваться, зачем он платит свои средства на поддержку диктаторского режима в далекой евразийской Джорджии. Саакашвили-диктатор, вовлеченный в территориальные конфликты, мгновенно перестанет быть интересным. Более того, ему начнут подыскивать замену. Следовательно, Саакашвили обречен на постоянное лавирование между авторитаризмом, лично ему приятным и демократической риторикой, приятной его заокеанским партнерам. При этом Саакашвили традиционно стремится к тому, чтобы расширить свободу своих действий от опекунов извне, заставить их соглашаться с его условиями. С этой целью он умело использует риторику времен “холодной войны”, достает идеологические скелеты из шкафов, убеждая СШа и ЕС, что Кремль- это второе издание Советского Союза. Увы, но сам Кремль во многих ситуациях дает повод думать именно так. Вместо позиционирования России как демократической страны, освободившейся от наследия СССР, мы нередко апеллируем к советской символике.

А потому Грузию не надо считать образцом демократии, но также не стоит и излишне демонизировать. Надо рассматривать ее так, как когда-то учил немецкий историк Леопольд фон Ранке “es eigentlich gewesen”, т.е. как есть на самом деле. Для определения первопричин нынешнего противостояния в Грузии нужны нетрадиционные подходы, выходящие за рамки сугубо правовых размышлений и юридической казуистики, равно как и не втиснутые в прокрустово ложе социально-экономических конструкций. Здесь следует учитывать много иррациональных факторов, которые порой трудно идентифицировать. Как, например, измерить с правовой точки зрения комплекс «этнической собственности» на землю, когда та или иная территория рассматривается как коллективная собственность этнической группы? При разработке любой программы социально-экономической реабилитации невозможно учесть факторы массовой исторической памяти (которые оказываются намного важнее, чем экономическая целесообразность).

Прежде всего, при анализе ситуации в Грузии не следует противопоставлять такие тренды, как традиционализм и модернизация, национализм и кровно-родственные (клановые) отношения, советское наследие и борьба за независимости и национальный суверенитет, демократия и патронно-клиентские отношения. Все это существует и сосуществует. Демократия вполне может уживаться с ксенофобией и радикальным этнонационализмом.

Несмотря на то, что Михаил Саакашвили стремится продемонстрировать радикальный разрыв с клановостью и ксенофобией, нельзя отрицать его массовую поддержку в Западной Грузии (Мегрелии). Во многом фактор мегрельской поддержки способствовал быстрой победе «розовой революции» в ноябре 2003 года. Когда Михаил Саакашвили приветствует президента или сенаторов США, то апеллирует к демократии и западным ценностям, а когда рассуждает о «криминальной шайке в Цхинвале» дает «традиционалистский» месседж своим соратникам. Это же касается отношения Саакашвили к таким священным для Запада понятиям, как частная собственность и презумпция невиновности. В своей антикриминальной кампании в 2004-2005 гг. Саакашвили всячески поддерживал практику получения государством денежных выкупов с чиновников, подозреваемых в коррупции (но еще не осужденных)! Таким образом, чиновники возвращали государству «украденное» еще до того, как по этому поводу вынес бы решение суд. Однако это «традиционалистское» решение обеспечило высокую популярность Саакашвили, что не мешало и самому президенту и населению Грузии активно пропагандировать идею вступления в НАТО и интеграции с Европейским Союзом.

«Народы Южного Кавказа стали независимыми в результате распада СССР, и следует признать, они не были к этому готовы. Может показаться парадоксальным, но оказавшиеся независимыми в конце 1917 года в результате Октябрьского переворота Азербайджан, Армения и Грузия всё же были более органичной частью остального мира, нежели в 1991 году, после более чем 70-летнего коммунистического правления. Российская империя хоть и не была самой передовой страной мира в начале XX века, но в ней быстро развивался капитализм, рос средний класс, формы собственности и ее правовое обеспечение были такими же, как и в других капиталистических странах. Южный Кавказ был периферией Российской империи, но все же он был органичнее связан с остальным миром, нежели постсоветские Азербайджан, Армения и Грузия, в одночасье оказавшиеся суверенными государствами в мировой капиталистической системе, коренным образом отличающейся от их бывшей политической и экономической системы. К этому можно добавить, что постсоветские государства Южного Кавказа стали суверенными образованиями, не имея для этого как политической, так и деловой современной элиты». С процитированным выше мнением грузинского политолога Александра Рондели сложно спорить.

Сегодняшняя Грузия, таким образом, не вписывается в привычную для западной и для российской постсоветской политологии бинарную оппозицию «традиционное - современное». Социум постсоветской Грузии представляют собой «расколотое общество» (Александр Ахиезер), «многосоставное общество» (Аренд Лейпхарт), «конгломератное общество» (Алексей Богатуров и Андрей Виноградов), то есть фрагментированные социумы, находящиеся к тому же между двумя полюсами - модернизацией и традиционализмом, демократией и авторитаризмом.

По словам Богатурова и Виноградова, для «конгломератных обществ характерна устойчивая востребованность всех типов отношений и специализация каждого анклава на той или иной функции: общество равномерно воспроизводит типы связей, характерные для всех анклавов и прагматично пользуется этим многообразием». Именно в этом социуме реализуется после 1991 года проект государственного строительства и нациестроительства. Отсюда и кажущиеся для непосвященных неожиданные всплески ксенофобии и архаики, неожиданные повороты к рынку и демократии со столь не неожиданными авторитарными тенденциями и клановостью. И этому не надо удивляться. Это надо понимать и брать в расчет при принятии стратегических решений.

Сергей Маркедонов -заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати