19.12.2007 | Федор Лукьянов

По психологии мы – европейская колониальная держава

На сегодняшний день основного вектора внешней политики у России не существует. Хотя мы восстановили свои позиции, и с нами теперь все считаются, это ни у кого не вызывает радости. Мало радости на Западе, чуть больше на Востоке. Восток радуется возрождению России, потому что в связи с этим возрождением американские позиции, по их мнению, слабеют. На самом же деле Америка слабеет не благодаря нашему возрождению, а из-за собственной политики.

Внешняя политика России

Достижения внешней политики России очевидны: Россия вернулась на мировую арену в качестве силы, которая участвует в решении если не всех, то основных вопросов мироустройства, начиная с попыток сохранить основы миропорядка, заканчивая решением локальных конфликтов и конкретных проблем в области нераспространения ядерного оружия. Можно сказать, что внешняя политика современной России началась в 1994 году. Тогда Ельцин впервые приехал как наблюдатель на большую «семерку» в Неаполе, а затем на острове Корфу было подписано Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с Европейским союзом. С этого момента и пошел отсчет, когда Россия начала восстанавливать свои позиции. Можно сказать, что она их восстановила.

Теперь начинается начнется новый этап. Надо понять, что с этими восстановленными позициями делать. Впрочем, даже в самые неблагоприятные моменты нельзя было сказать, что Россия не играла никакой роли в мире. Хотя у нас и было мало возможностей реально влиять на мировую политику, по крайней мере, они сохранялись, а кроме того Москва достаточно успешно делала вид, что мы присутствуем везде.

На сегодняшний день основного вектора внешней политики у России не существует. Хотя мы восстановили свои позиции и с нами теперь все считаются, это ни у кого не вызывает радости. Мало радости на Западе, чуть больше на Востоке. Восток радуется возрождению России, потому что в связи с этим возрождением американские позиции, по их мнению, слабеют. На самом деле, Америка слабеет не благодаря нашему возрождению, а благодаря собственной политике. Но появление России, которая начинает активно выступать с какими-то заявлениями и действиями, тем не менее, очень позитивно оценивается странами, главная цель которых – постепенное размывание американского доминирования. Эти страны, прежде всего Китай, охотно пользуются тем, что почувствовавшая уверенность в себе Россия вступает в конфликты с Западом. Пекин ее морально поддерживает, но сам избегает излишней конфронтации – зачем, если обозначать те или иные позиции можно чужими руками?

Идеология России – какая она?

Глядя на то, как меняется мир, как размываются правила и нормы, как слабеют традиционные центры силы, Путин при всех специфических особенностях мировоззрения, связанных с его предыдущей деятельностью, довольно чутко улавливает все открывающиеся возможности. Российская внешняя политика, за исключением нескольких провальных вещей, например, на Украине в 2004 году, в целом эффективна. Хотя чревата нарастанием внешнего сопротивления.

Министр иностранных дел Сергей Лавров часто говорит, что наша идеология – это прагматизм и здравый смысл. Однако здравый смысл никак не может быть идеологией, это необходимый элемент любой политики, ведь если он отсутствует, то это уже безумная политика. Мне кажется, что на протяжении последних лет политика была частью решения тактических задач. Хотели провести саммит большой «восьмерки» в Санкт-Петербурге так, чтобы все восхитились. Получилось, ведь это вполне политическая задача, решаемая административно-пропагандистскими средствами. Потом поставили задачу добиться олимпиады, и добились. Все было грамотно сделано.

Правда, в последнее время ситуация меняется. Россия явно начинает ставить перед собой задачи более глобального характера, заявляет о необходимости пересмотра тех правил, что сложились за период российской слабости. Делается это иногда излишне напористо, даже провокационно. Однако очевидно, что остальным странам приходится теперь принимать во внимание позицию Москвы, даже если она им очень не нравится. В российском подходе начинают проявляться элементы идеологии, связанной с такими понятиями как «многополярность» и «справедливость» мироустройства. Это может развиться в более идеологизированную модель.

Хотя одновременно можно сказать, что внешняя политика России в очень большой степени определяется коммерческими интересами ограниченного круга корпораций или бизнес-лобби: энергетика – углеводороды и атомная отрасль, ВПК, отчасти транспорт. Если суммировать интересы этих мощных групп – то мы примерно получим как раз российскую внешнюю политику.

Отношения России и США

После сентября 2001 года Путин предпринял искреннюю попытку резко рвануть в западном направлении. Предполагалось, что, взаимодействуя против общих врагов, мы можем развивать российско-американские отношения. Но этого не получилось. США никогда не были склонны прислушиваться к тому, что думают другие. Россия искренне поддерживала США, но рассчитывала на встречные шаги. С точки зрения Кремля, мало того, что Россия ничего не получила, наоборот, началась активная экспансия США на постсоветском пространстве. С позиции Путина, ситуация выглядит так: мы им помогли в момент смертельной угрозы, а они нам устроили «оранжевую» революцию. На этом устремление к сотрудничеству с США закончилось. А Америка не была готова принять более жестко настроенную Россию.

В ближайшие два года не стоит ничего ожидать от российско-американских отношений. Те вопросы, которые пытаются поставить главы государств, требуют очень серьезного доверия. Путин предлагает выстроить общую систему безопасности, а это самый деликатный вопрос. В обеих странах близятся избирательные кампании, но оба президента находятся в разных ситуациях: Буш уходит, а Путин уходит, но как бы остается. Считается, что второй срок – это последний период, когда президенты работают на историю. Мне кажется, ни Путин, ни Буш по разным причинам на наследие не работают. Путин считает, что еще рано, а у Буша такая ситуация во внешней политике, что дело уже не в историческом наследии, а в том, как уйти так, чтобы вслед не летела грязь.

Чего боятся европейцы?

Что касается взаимоотношений России и Европы, то Россия может быть частью европейского мира, но не частью Евросоюза. Вопрос на предстоящие десятилетия заключается в том, что такое европейским мир: Евросоюз или нет? Россия и ряд других стран, не имеющих реальных перспектив интегрироваться в Евросоюз, будут ставить вопрос о том, что Европа – это не Евросоюз, а нечто гораздо большее, ЕС – лишь часть Европы.

Европейцев пугает все, что происходит в России, они нас боятся. Принято считать, что мы настолько взаимозависимы, настолько связаны экономически, что просто обречены на сотрудничество и даже интеграцию. Больше половины оборота приходится на Евросоюз: из России в Европу приходят около трети энергоносителей, и эта цифра будет расти. Но проблема как раз в том, что такая взаимозависимость в ситуации полного психологического непонимания – это не залог сотрудничества, а источник постоянных страхов. В этой ситуации говорить о сближении или интеграции невозможно.

Важный момент: само понятие интеграции за годы руководства Путина сейчас изменило свое значение. Что такое была интеграция с Европой в прежнем понимании? Россия постепенно шаг за шагом приближается к европейской модели, по мере приближения интегрируется. Сейчас под интеграцией Россия понимает обмен активами (то, что предлагал Газпром). Это совершенно другое. Та интеграция исходила из того, что Россия должна улучшаться и становиться такой как Европа, и это был неравноправный процесс. Сейчас, с позиции Москвы, интеграция – это двусторонний процесс. Мы идем к вам, а вы к нам. Европа такое не воспринимает.

Россия – регион XXI века

После опубликования доклада «Голдман&Сакс» в 2003 году наша политическая элита попала под глубокое воздействие понятия «страны БРИК». Приятно, когда независимая компания говорит, что Россия – лидер середины XXI века. Парадокс, что мы вдруг в силу исторических обстоятельств оказались вписанными в общую палитру с Бразилией, Китаем и Индией.

У России много своих особенностей, но по психологии мы – европейская колониальная держава. На другие народы мы смотрим несколько пренебрежительно, свысока, на ту же Азию, например. Это взгляд колонизатора, такой же, как традиционно был у Европы.

Россия – это развитая по психологии страна, а Китай, Индия и Бразилия – развивающиеся. Мы, будучи европейской страной, вдруг почувствовали непреодолимую тягу в БРИК. Но мы не можем там экономически доминировать. А психологически и культурно мы относимся к Европе. И ни один человек в Азии Россию азиатской страной не считает. Россия для них – это европейская колониальная держава с большими территориями в Азии.

СНГ: куда дальше?

Ситуация в СНГ – это самое интересное, что произошло при Путине. Очевидный рубеж – это Украина 2004 года. Россия думала, что понимает ситуацию, а оказалось, что нет. Это был личный провал Путина, когда он сделал столь откровенную и плохо просчитанную ставку на Януковича.

После этого Россия выбрала предельно жесткий и прагматичный подход: делайте, что хотите, но имейте в виду, если нам не будет нравиться, то вы получите, если так можно сказать, «статус наименьшего благоприятствования». Но вы совершенно самостоятельны.

Сейчас роль России меняется: снижается в том смысле, что это больше не часть внутренней политики всех стран, но увеличивается за счет использования экономических и энергетических рычагов. Россия даже уже перестала делать вид, что Белоруссия – наш союзник. Союзы, по мнению Москвы, могут основываться только на взаимной или невзаимной выгоде. У меня ощущение, что понятие союзника для России заключается в том, насколько та или иная страна «рентабельна». Это, конечно, достаточно близорукий подход. Союзники – затратное дело. США вкладывали большие деньги в Европу, на Ближний Восток, работая на долгую перспективу. России не следует ждать сиюминутной выгоды.

Очевидно, что момент экономической реинтеграции в прежнем понимании, как воссоздание пространства бывшего СССР, прошел. СНГ – это просто клуб встреч. Отношения с разными странами будут строиться по совершенно разным принципам, и это совершенно естественно, поскольку между Туркменией и, скажем, Молдавией – ничего общего.

Интересно, что жесткая позиция России, с одной стороны, отталкивает от нее соседей, с другой, – к России стали гораздо более серьезно относиться, особенно в азиатской части. Когда мы продемонстрировали, что будем вести себя так, как считаем нужным, не взирая ни на что, ни на какие-то имиджевые издержки (как было в ситуации с Грузией), как ни странно, но часть постсоветских элит стала относиться к Москве намного внимательнее. При Ельцине и в начале при Путине к России было другое отношение, Москву практически списали со счета.

Раньше мы много говорили об интеграции по модели Евросоюза, об идее равноправных партнеров, а сейчас от этой идеи отказались. Какое может быть равноправие в соотношении потенциалов России и Белоруссии, например? Этого нельзя сказать о Казахстане, который сумел стать достаточно самостоятельной мировой единицей. Россия с Казахстаном признала равноправные отношения. А с Украиной вообще непонятно: с кем там иметь дело и как.

Лукьянов Ф.А. - главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»

Версия для печати