21.03.2008 | Григорий Вайнштейн

Демократия в меняющемся мире

Вот уже ряд лет рассуждения отечественных политологов и публицистов о проблемах демократии почти полностью ограничиваются разговором об особенностях общественных и политических процессов в современной России. В лучшем случае, они связываются с характеристикой специфики политического развития в странах так называемой «третьей волны демократизации». В условиях крайне противоречивой и болезненной общественной трансформации, переживаемой Россией, подобный «эгоцентризм» понять, конечно же, несложно. Однако при этом может создаться впечатление, что единственные по-настоящему серьезные трудности в существовании демократии связаны лишь с географическим расширением ее ареала. Между тем, демократия как одна из важнейших форм организации общественно-политической жизни современного мира переживает ныне сложный и весьма неоднозначный период своего развития.

С одной стороны, общественные перемены последних десятилетий в различных регионах мира привели к беспрецедентному по своему размаху распространению демократической системы вширь и утверждению ее ценностей в общественном сознании масс на всех континентах. Однако, с другой стороны, сегодня все отчетливее обнаруживается недостаточная эффективность существующих демократических институтов в решении ряда проблем современного общества. Естественное отражение этой ситуации - фиксируемое многочисленными социологическими обследованиями неуклонное нарастание неудовлетворенности масс функционированием демократической системы и все более широкое распространение в современном обществе настроений недоверия к ее институтам и механизмам,. В частности, международное исследование, проведенное в 2006 году организацией «Гэллап Интернешнл» в 68 странах мира, обнаружило, что скептицизм масс по отношению к процессу демократического правления и разочарования в его результатах стали феноменом поистине глобального масштаба. Как подчеркивают многие политологи, в наши дни существование демократии парадоксальным образом характеризуется в одно и то же время как «прогрессирующей демократизацией», так и растущим недоверием масс к демократическим институтам.

В результате, на смену еще сравнительно недавно господствовавшему в политологическом сообществе триумфализму, порожденному расширением «демократического ареала», пришел период отрезвлений и тревог относительно перспектив демократической системы правления. При этом, звучащие в политологической литературе беспокойства по поводу нынешнего состояния и политического потенциала демократической системы связаны отнюдь не только с проблемами «новых демократий». В не меньшей степени они обусловлены и характером нынешнего развития «классических демократий».

История демократии отмечена постоянным поиском таких форм ее институционального устройства, которые обеспечивали бы наиболее эффективное управление общественными процессами. И хотя различные формы и механизмы демократической политики, возникшие в результате этого поиска в разных странах, оказались далеко не в равной мере результативными, в целом демократия в минувшем веке сумела продемонстрировать свою жизнеспособность, найдя выход из кризисных ситуаций и дав более или менее удачные ответы на вызовы своего времени. Вместе с тем, новая реальность ХХI века не только вновь требует обновления демократической системы, но и подвергает адаптационный ресурс демократии все более серьезному испытанию, ставя в повестку дня принципиальный вопрос: возможно ли решение современных проблем демократического правления благодаря реформированию традиционных форм демократии и постепенному совершенствованию ее институционального дизайна?

Демократия и «передислокация» центров власти

Нынешние проблемы демократии в большинстве своем, так или иначе, обусловлены тенденциями глобализации. В существенной мере эта взаимосвязь проявляется в сужении сферы суверенной власти демократических институтов современного государства.

На протяжении всей прежней истории развитие демократии было связано с перемещением власти с местного на общенациональный уровень. Именно по мере утверждения территориального пространства демократической политики в границах нации-государства произошло наполнение конкретным содержанием понятия «народ», что стало естественным условием реализации современной демократией ее хрестоматийной сущности – «правление народа в интересах народа». Однако сегодняшний мир переживает новый процесс эпохального масштаба – перемещение все большего объема власти с уровня национальных государств на уровень наднациональных структур. Многочисленные международные организации, а также транснациональные промышленные и финансовые корпорации образуют в своей совокупности некую неформализованную и широко разветвленную систему наднационального правления, регулирующую перемещение в мире капиталов, товаров, услуг, рабочей силы, продуктов культуры и т.п. и в конечном счете ограничивающую властные правомочия национально-государственных институтов.

Конечно, было бы неверным абсолютизировать нынешние тенденции десуверенизации современного национального государства. Вместе с тем, реальность такова, что в целом ряде случаев принятие решений на уровне национальных государств детерминируется сегодня весьма жесткими рамками, определяемыми различными наднациональными структурами. И эта обусловленная глобализацией «передислокация» центров власти оказывается явным вызовом демократическим формам правления. выступая в качестве фактора новой трансформации демократии, чреватой угрозой ее определенного выхолащивания.

Возрастающее влияние международных организаций на социально-экономическое, хозяйственное, культурное развитие мирового сообщества делает все более ограниченной и формальной роль национальных правительств в регулировании многих аспектов жизни на находящихся под их властью территориях. В этом смысле, процессы глобализации вступают в конфликт с таким ключевым компонентом либеральной демократии как подотчетность гражданам избранных ими органов власти. Не воля граждан, выраженная посредством демократических процедур, а экономические императивы глобализации и соответствующие международные обязательства начинают играть решающую роль в процессе принятия решений на уровне отдельных государств. Как констатируют весьма авторитетные западные политологи, важный сдвиг, определяющий реальности функционирования современной демократии, состоит в том, что «демократические правительства все больше зависят от недемократических международных систем» (Р.Даль). При этом некоторые авторы, отмечая связанное с глобализацией «снижение способностей национальных правительств управлять многими важными процессами», прямо задаются вопросом: «Сохраняет ли вообще демократизация государств свою значимость в нынешнем мире транснациональных связей?».

Характерно, что осознание негативного воздействия глобализации на состояние демократии получает все большее распространение не только в политологическом сообществе, но и среди рядовых граждан в демократических странах. Так, международное обследование, проведенное в 2002 году в 47 странах мира организацией «Гэллап Интернешнл», обнаружило, что явное большинство опрошенных полагает, что определяющий принцип демократии («правление в соответствии с волей народа») не реализуется в их стране. И хотя чаще всего подобного рода суждения высказываются жителями развивающихся стран, их разделяет и большая часть граждан в странах «классической» западной демократии. В частности, в США и Канаде только 43% граждан (против 52%) сочли, что «воля народа» главенствует в процессе управления их страной. В западноевропейских странах, входящих в Евросоюз, в среднем лишь 33% граждан убеждены, что их страна «управляется согласно воле народа» (против 61% граждан, высказывающих противоположную точку зрения).

Конечно, было бы упрощением связывать распространение подобных представлений лишь с нынешними тенденциями глобализации. Социологические опросы уже не одно десятилетие фиксируют неудовлетворенность рядовых граждан существующими у них возможностями воздействия на реальную политику. Вместе с тем, характерное для сегодняшнего глобализированного мира объективное снижение способности политических систем отдельных национальных государств действовать в соответствии с запросами своих граждан оказывается еще одним, дополнительным источником общественных разочарований в современной демократии.

Автономизация политического процесса

Влияние глобализации на функционирование демократических систем проявляется в двух аспектах. С одной стороны, ее императивы служат объективным ограничителем возможностей правящих верхов реализовывать принципы демократической политики, по сути дела, «навязывая» правящим элитам определенные модели поведения. Но, с другой стороны, существует и определенное «субъективное» измерение воздействия глобализации на демократический процесс. Она не только вынуждает элиты принимать решения в рамках некоего заданного извне «коридора возможностей», но и все отчетливее формирует у значительной их части внутреннюю предрасположенность к такого рода поведению. Происходят заметные изменения ментальности правящих верхов, результатом которых становится своего рода расслоение элитных групп общества на национально-ориентированные и космополитизированные элиты. В своем поведении эти космополитизированные слои элиты руководствуется уже не только собственными узко-групповыми эгоистическими интересами, не уделяя должного внимания запросам и мнениям массовых категорий населения, но и совершенно новым пониманием общенациональных интересов. Проведение политики, определяемой императивами глобализации, все чаще трактуется ими как единственно верный способ обеспечения социального прогресса и эффективного удовлетворения широких общественных нужд, а вовсе не как некое неприятное, но неизбежное условие существования национального государства в современном мире.

По существующим оценкам, численность этой новой космополитизированной категории правящего класса в развитых демократических странах, составлявшая в 2000 году около 20 миллионов человек, из которых примерно 40% приходилось на Соединенные Штаты, к 2010 году может возрасти вдвое. В большинстве своем этот слой, именуемый иногда «новой глобальной элитой», «людьми Давоса» или «космократией», состоит из представителей академического сообщества, высших служащих международных организаций и разного рода международных фондов, управляющих транснациональными корпорациями. Однако он включает в себя и немалую часть политического истеблишмента развитых стран. В лице этой «транснациональной элиты» появляется правящий слой, все больше утрачивающий связи с собственной национальной почвой и все отчетливее ставящий во главу угла наднациональные приоритеты глобализированного мирового сообщества. «Этим транснационалистам, - пишет, например С.Хантингтон, - в весьма малой степени свойственна национальная лояльность. Они рассматривают национальные границы как некие препятствия, которые, к счастью, исчезают, и относятся к национальным правительствам как к рудиментам прошлого, единственная полезная функция которых состоит в том, чтобы способствовать успешной глобальной деятельности элит».

Подобные изменения в мировоззрении значительной части правящих слоев ведут к возрастанию различий между ними и рядовыми гражданами в подходе ко многим вопросам внутриполитической и внешнеполитической жизни и, соответственно, ко все большему отклонению правительственной политики ряда демократических стран от запросов и предпочтений массовых слоев населения. В связи с этим появляется все больше оснований говорить о прогрессирующей утрате современной демократией ее представительного характера. Хотя смена политических лидеров по-прежнему осуществляется путем обычной для демократических стран процедуры свободных и справедливых выборов, «представительность» этих демократий во многих отношениях выхолащивается и становится все более формальной.

Проявляющееся в данном случае углубление несоответствий между реальной политикой и общественными запросами позволяет охарактеризовать одну из тенденций изменений, происходящих в современной демократии, таким понятием как «автономизация политики». Под влиянием не только объективных императивов глобализации, но и обусловливаемой ею трансформации мировоззрения элитных слоев общества политика демократических стран становится все более автономной от воли масс, все менее согласующейся с их интересами и требованиями.

Последствия такого «отрыва» политического процесса от широких общественных запросов достаточно многообразны. Они выражаются и в падении доверия граждан к институтам власти, в упадке политических партий и соответствующем кризисе парламентаризма, и в росте политической апатии населения, снижении его интереса к участию в политической жизни, и в обращении значительной части масс к «альтернативным», в том числе экстремистским, формам выражения их общественно-политических настроений. И все это, естественно, вносит существенные изменения качественного характера в функционирование демократических систем, подвергая серьезному испытанию идеологию и практику либеральной демократии.

Вопреки известному тезису Ф. Фукуямы о триумфе политической модели либеральной демократии, внутри западного общества обостряется «конкуренция» между либеральной демократией и бросающей ей вызов «альтернативной идеологией», которую некоторые западные авторы называют идеологией «транснационального прогрессивизма» (Дж.Фонте). Эта идеология, носителями которой являются космополитизированные представители элитных и элитообразующих слоев западного общества, исходит из убеждения в том, что глобализация требует соответствующей формы транснационального «глобального управления», а либерально-демократическая модель управления национальным государством уже не соответствует реалиям современного мира.

Изменение социо-культурного контекста демократической политики

Охарактеризованные выше проблемы современной демократии свидетельствуют, как представляется, об одном принципиальном отличии тех вызовов, с которыми сталкиваются сегодня западные общества, от тех, с которыми они имели дело еще несколько десятилетий назад, - эти вызовы все в большей степени исходят скорее «извне» этих обществ, чем «изнутри».

В последней четверти прошлого столетия сложности функционирования демократии в странах Запада были обусловлены преимущественно внутренними изменениями в самих этих странах – в частности: происходившей под влиянием структурных сдвигов в экономике эволюцией социальной структуры обществ; вызванными ростом образовательного уровня масс и улучшением материальных условий их жизни социально-психологическими переменами, которые вели к изменению стандартов и мотивов социального, экономического, политического поведения массовых слоев населения; «закрытостью» правящих элит и их неспособностью, а зачастую, нежеланием проводить политику, соответствующую интересам широких масс; объективным снижением социально-экономических возможностей правительств, «перегруженных» обязательствами в социальной сфере, и т.п.

Однако, специфика проблем сегодняшней демократии заключается в усиливающемся воздействии на ее внутреннюю жизнь факторов «экзогенного» характера – таких, например, как иммиграция, терроризм, международная преступность, размывание под влиянием «внешних раздражителей» национальных культур и национальных образов жизни. И если, как показал опыт прошлых десятилетий, со многими вызовами эндогенного характера демократии научились достаточно успешно справляться, то ко многим вызовам экзогенного характера они оказались не готовы.

Одним из таких принципиально новых для жизни западных обществ явлений, существенно усложняющих функционирование демократических систем, являются сдвиги в демографической структуре населения, связанные с процессами массовой иммиграции. Глобализация привела не только к широкому проникновению западных культурных и социально-политических стандартов и ценностей в не западные общества, но и к масштабной инфильтрации демократических обществ Запада носителями антизападных ценностей и норм поведения, включая и радикальных противников этих обществ, представляющих прямую угрозу их социально-политической стабильности. Будучи неспособны освободиться от своей этнической идентификации, они продолжают симпатизировать тому миру, из которого вышли, и одобрять те формы поведения, которые являются легитимными в рамках системы ценностей их родной цивилизации, но не согласуются с системой ценностей окружающего их нового мира.

Порождаемые иммиграционными процессами сдвиги в этно-национальной структуре западных (в первую очередь, европейских) стран ведут к появлению новых, не находящих пока эффективного решения социальных конфликтов и узлов общественной напряженности, вызывающих глубокие изменения в содержании политики и расстановке политических сил. Особую остроту этим конфликтам придает то обстоятельство, что в их основе лежит возникновение совершенно новой, по сути дела, незнакомой западным обществам реальности, особенностью которой является возрастание их культурной и религиозной неоднородности, ставящей под вопрос сохранение цивилизационной идентичности Запада.Наиболее очевидным и в то же время наиболее тревожным с точки зрения будущего западной демократии проявлением этой тенденции становится так называемая «исламизация Европы» - то есть неуклонное и чрезвычайно быстрое возрастание в составе населения европейских стран доли лиц мусульманского вероисповедания. Уже сегодня более четверти населения ряда европейских столиц состоит из лиц, родившихся за пределами континента, и значительная часть из них – это мусульманское население. Появление в странах европейской демократии этой массы чрезвычайно трудно поддающихся интеграции носителей чуждой европейцам культуры, непривычных для европейцев норм общественного поведения и нередко враждебных их либерально-демократическому менталитету ценностей определяет все большую зависимость политического процесса в этих странах от достаточно нового для него и отнюдь не благоприятствующего его стабильности социо-культурного компонента.

Демографическая трансформация ряда стран западной, в первую очередь - западноевропейской, демократии ведет к укреплению и активизации в их политической жизни тех сил, которые бросают вызов традиционным институтам демократической политики. Сегодня речь идет, главным образом, об усилении позиций праворадикальных политических партий, опирающихся на приобретающую все больший размах озабоченность представителей коренного населения стран Запада различными негативными последствиями роста иммиграции. В то же время, существует определенная вероятность того, что некоторые деструктивные для демократического процесса тенденции в дальнейшем будут обостряться и приобретать новые особенности по мере неизбежной политической активизации новых этнических групп в составе европейского населения.

Для значительных масс «новых жителей» Европы интеграция в политическую жизнь демократических стран окажется, скорее всего, столь же болезненной и трудной как и их интеграция в общественную жизнь. В частности, можно предположить, что «включение», например, мусульманской части населения Европы в политический процесс станет, наряду с уже происходящим политическим сдвигом континента вправо, еще одним мощным фактором, меняющим лицо европейской политики. В случае неспособности Европы интегрировать свое мусульманское население в «общую либеральную культуру», найдя замену потерпевшей неудачу модели мультикультурализма, присутствие в европейском обществе массовой категории «новых граждан» станет, по словам Ф.Фукуямы, «бомбой замедленного действия», которая неизбежно спровоцирует дальнейший сдвиг политики вправо и вообще может явиться «угрозой существованию самой европейской демократии». Уже сегодня можно видеть, что на смену социально-классовым конфликтам, определявшим на протяжении большей части минувшего столетия содержание политического процесса западных демократий, приходят социо-культурные конфликты, обусловливаемые возрастающей этно-национальной и конфессиональной неоднородностью общества. И это изменение становится весьма тяжелым испытанием для демократии, поскольку этнические конфликты представляют собой, как отмечают многие специалисты, «наиболее трудно разрешимый для демократии тип общественных конфликтов». В ходе классовых противостояний прошлого демократическими системами были выработаны некие, сравнительно эффективные механизмы их улаживания. Однако, ничем аналогичным, что могло бы быть использовано для решения этнических конфликтов и вообще столкновений на почве национальных и культурных разногласий, демократии не располагают.

Демократия и общественная безопасность

Еще одним компонентом «внешнего воздействия» на западную демократию, во многом определяющим не только ее сегодняшнее состояние, но, скорее всего, и тенденции ее развития на длительную перспективу, является международный терроризм. Превращение международного терроризма в один из важнейших факторов современной реальности с особой остротой ставит в повестку дня внутриполитической жизни западных стран вопрос о необходимости определенного переосмысления проблем функционирования демократии в контексте появления качественно новых угроз ее безопасности.С превращением международного терроризма в один из важнейших факторов современной реальности, традиционная для западных граждан приверженность ценностям либеральной демократии с ее приоритетом прав и свобод личности оказалась потесненной пониманием того, что обеспечение общественной безопасности требует в современном мире известного ограничения индивидуальных свобод, усиления мер полицейского контроля и определенного отступления от принципов privacy. Многие социологические обследования показывают, что значительная часть граждан в ряде западных стран сознает необходимость расширения полномочий правительств в обеспечении их безопасности и поддерживает предоставление спецслужбам более широких прав.

Конечно, в сравнении с ситуацией, сложившейся сразу после известных событий в сентябре 2001 года, готовность западных граждан пожертвовать некоторыми гражданскими правами ради борьбы с террористической угрозой сегодня уменьшилась. Тем не менее, и сегодня озабоченность интересами обеспечения общественной безопасности и поддержка мер, предпринимаемых властями в этой области (во многом питаемая страхами перед новыми терактами типа тех, что произошли в 2004 г. в Мадриде или в 2005 г. в Лондоне), по-прежнему остаются одними из важнейших характеристик общественных настроений. И сегодня явное большинство не только американцев, но и граждан ряда западноевропейских стран полагает, что чрезвычайные меры, предпринимаемые властями и разного рода силовыми ведомствами, - это «та цена, которую стоит заплатить за безопасность». Во всяком случае, та яростная критика, которой либертаристы подвергают в последние годы ущемление гражданских свобод, и их утверждения о том, что власти превращают демократические страны в полицейские государства, судя по результатам социологических опросов, широкой поддержки в массах не находят.

В то же время, достаточно демагогичной выглядит и риторика сторонников ограничений прав граждан, утверждающих, что меры, предпринимаемые властями ряда стран с целью противодействия террористической угрозе, являются не более, чем вполне допустимым в условиях возникшей сегодня «чрезвычайной ситуации» временным отступлением от принципов либеральной демократии. Нынешняя «чрезвычайная ситуация» радикально отличается от тех, в которых страны западной демократии раньше оказывались, как правило, лишь в военное время. Если в прошлом такие «ситуации», действительно, носили преходящий характер, то нынешняя война с международным терроризмом, похоже, грозит продолжиться неопределенно долго. Собственно говоря, она стала одним из повседневных элементов существования современного западного общества, требующим перманентного подчинения либеральных ценностей индивидуальной свободы императивам обеспечения безопасности общества.В свете проблем, с которыми сталкиваются сегодня западные демократии в сфере обеспечения, как их социальной стабильности, так и их общественной безопасности, напрашивается вывод о том, что сложности функционирования демократических систем могут порождаться не только дефицитом, но и определенным «избытком» демократии. Думается, что именно избыточность демократии в целом ряде случаев сегодня «связывает руки» западным политическим системам, не позволяя им эффективно и оперативно реагировать на некоторые новые вызовы современной реальности. Не случайно, вопрос об «избытке демократии» как причине нынешней напряженности в ее развитии все чаще поднимается западными политологами уже не только в связи с анализом процессов в странах «новой», но и в странах «классической» демократии (Ф.Закариа).

Говоря о трудностях, испытываемых сегодня демократической системой в связи с нынешним обострением конфликта между ценностями индивидуальной свободы и общественной безопасности, нельзя не коснуться и тех новых проблем, которые возникают в результате развития информационных технологий и, особенно, такого средства как Интернет. Сложившаяся практика его стихийного и бесконтрольного развития, давшая толчок бурному наполнению Всемирной Сети огромной массой разнообразной информации, создала условия, позволяющие использовать ее не только в интересах демократизации политики, но и в целях, не имеющих ничего общего с демократией.

До сравнительно недавнего времени вопрос о регулировании развития и функционирования информационных технологий воспринимался в сугубо негативном ключе и рассматривался как попытка введения новых форм антидемократического контроля над обществом. Сегодня, однако, становится все более очевидным, что реальная альтернатива регулируемости процессов в сфере информационных технологий – опасность их использования экстремистскими силами, способными нанести ущерб функционированию инфраструктур и систем жизнеобеспечения.

Вместе с тем, объективная необходимость пересмотра нынешней практики бесконтрольного существования интернет-пространства создает новый узел общественной напряженности в политической жизни стран западной демократии. Причем, проблема заключается не только в исключительной сложности регулирования Всемирной Сети, связанной с существованием множества труднопреодолимых правовых, социально-психологических и чисто технологических препятствий. Дело еще и в том, что сама по себе потребность выработки правовых норм, регламентирующих функционирование информационных технологий, по сути дела, загоняет демократическое общество в тупиковое положение, поскольку пересмотр практики функционирования Интернета с целью противодействия злоупотреблению демократическими свободами вряд ли возможен без принятия решений, ограничивающих эти свободы. Иными словами, в данном случае вновь обнаруживается парадоксальность нынешней ситуации, когда обеспечение жизнеспособности демократического общества предполагает известное ущемление демократии.

Неопределенность перспектив

Вызовы нового времени ставят современную демократию в чрезвычайно сложное положение. Во всяком случае, возможности решения нынешних проблем демократического правления в рамках традиционной парадигмы демократического процесса, оформившейся в минувшие эпохи, выглядят все более сомнительными. В связи с этим, изменения, происходящие в демократии под влиянием новых реальностей, приобретают качественно новый характер, сущность которого еще во многом неясна.

Тем не менее, некоторые вопросы, касающиеся будущего демократии в меняющемся мире, могут быть, по крайней мере, сформулированы. Среди них одним из наиболее принципиальных и в то же время наиболее трудных для ответа представляется вопрос о том, что отражают сегодняшние изменения – трансформацию демократии или, напротив, - ее эрозию. С этим вопросом сопряжен и ряд других: сможет ли демократия найти ответы на вызовы нового времени, не утратив свои отличительные качества? идет ли речь сегодня об эрозии демократии вообще или же об эрозии лишь ее «либерального компонента»? В связи с этим возникает, соответственно, и вопрос о степени тождественности демократии и либерализма. От ответа на этот вопрос зависит и необходимость задуматься, с одной стороны, о том, не являемся ли мы сегодня свидетелями становления более «жесткой» (или, по крайней мере, менее либеральной) конструкции демократической системы правления, предполагающей большую адекватность реалиям сегодняшнего мира, а с другой, - как установить грань между «жесткостью» демократии и наличием демократии как таковой.

Все эти вопросы, как уже сказано, не имеют пока очевидных ответов. Диапазон суждений, высказываемых по поводу характера процессов, переживаемых ныне демократической системой, весьма широк. Вместе с тем, нельзя не заметить и некоторую общность существующих на этот счет точек зрения. Одним из получающих все большее признание мнений является понимание того, что интересы совершенствования механизмов регулирования общественных процессов требуют определенного переосмысления нынешней либерально-демократической парадигмы функционирования политических институтов западного общества. Сомнения в безальтернативности этой парадигмы уже, похоже, не воспринимаются общественной мыслью Запада в качестве некой «идеологической ереси», как это было еще сравнительно недавно. Все чаще с большей или меньшей откровенностью высказывается мнение о том, что строгая приверженность институтов демократии принципам либеральной политики снижает их возможности противодействия стихии глобализма, таящей в себе опасный разрушительный потенциал.

Другим, разделяемым многими экспертами, является мнение о все меньшей совместимости сформировавшихся в прошлом форм и механизмов демократической политики с реальностью сегодняшнего дня. Как пишут некоторые весьма авторитетные западные политологи, «представительная демократия не является больше такой же неотразимой идеей, какой она была когда-то. Идет поиск новых институциональных форм выражения конфликта интересов» (Р.Дарендорф). Одни авторы считают, правда, что такая новая модель политического процесса может сформироваться лишь в более или менее отдаленном будущем. Однако, другие полагают, что она уже формируется, и говорят о «качественном отличии современной демократии от представительной модели».

Думается, что основной особенностью развития демократии в современную эпоху является то, что оно ведет не столько к «прирастанию» демократии (т.е. не к углублению и совершенствованию демократического начала в политических системах), как это происходило в прошлом, сколько к ее «убыванию» – к выхолащиванию этого демократического начала. И связано это отнюдь не только с эгоистическими интересами правящих элит, но и с объективными императивами функционирования демократических систем в изменившемся мире.

В связи со сказанным следует, однако, сделать одну, но весьма существенную оговорку. Развитие демократического общества (впрочем, как и любого другого) является (особенно в современную эпоху) процессом со многими неизвестными. И хотя многие факторы, влияющие на этот процесс, представляются сегодня достаточно сложившимися и устойчивыми, было бы все же неверным говорить о некой предопределенности перспектив развития современной демократии и о необратимости тех тенденций, которые вырисовываются на сегодняшний день.

Если иметь в виду, например, процессы глобализации, то неизвестно, сколь долго они будут сохранять свой нынешний характер и не произойдет ли их определенная трансформация или даже некоторый поворот в сторону автаркии. В свое время, в начале минувшего столетия, тенденции глобализации, хотя и не носившие столь масштабного характера как сегодня, уже были повернуты вспять. И перед лицом новых «неразрешимых» проблем, порождаемых современной глобализацией, стремление к «сворачиванию» ее некоторых тенденций может получить признание не только в массовых слоях общества, но и в достаточно влиятельных кругах политической и экономической элиты.

Также, не следует, очевидно, абсолютизировать и нынешние тенденции отстранения масс от влияния на политику. В частности, развитие европейской интеграции показывает, что «списывать» массы со счетов как активную силу, способную вопреки желаниям политических элит определять судьбу политического процесса, явно рано. Так, отказ населения Франции и Нидерландов поддержать европейскую Конституцию продемонстрировал нежизнеспособность политических решений, принимаемых элитами без учета пожеланий рядовых граждан, и сохраняющуюся значимость демократических механизмов их волеизъявления. Конечно, пример с европейской Конституцией свидетельствует о роли механизмов не столько парламентской, сколько плебисцитарной демократии. И тем не менее, сам факт того, что демократический механизм сохраняет способность противостоять технократическому прагматизму элит, достаточно показателен.

Григорий Вайнштейн - д.и.н., ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН

Версия для печати