02.12.2008 | Сергей Маркедонов

Теракт в Мумбаи: сигнал для России

Визит президента России Дмитрия Медведева в Индию, намеченный на начало декабря, после трагических событий в Мумбаи (Бомбее) становится одним из самых актуальных событий международной повестки дня. Между тем еще совсем недавно его рассматривали скорее, как ознакомительную поездку, посвященную, прежде всего экономическим вопросам. Ожидалось, что по ее итогам будет подписано Соглашение о строительстве в Индии новых энергоблоков на АЭС «Куданкулам». В повестке дня также значилось обсуждение перспектив увеличения товарооборота между двумя государствами. Декабрьский визит российского президента должен был стать его первым посещением Индии после вступления в должность.

Однако после того, как в одном из крупнейших городов этой страны террористы захватили несколько отелей и еврейский культурный центр (в результате чего погибло по предварительным данным 125 человек), смысл визита Дмитрия Медведева станет другим. Даже если запланированная повестка дня с акцентом на экономику будет выдержана. Именно российский президент становится первым из мировых лидеров, кто посетит Индию после ее «11 сентября». Этой стране не привыкать к террористическим актам. За годы независимости Индия противостояла исламистскому, этническому, сепаратистскому, социальному терроризму. Такие ключевые персонажи ее истории, как Махатма Ганди, два премьер-министра Индира и Раджив Ганди стали жертвами терактов. Однако то, что произошло недавно в Мумбаи, по своему масштабу выглядит сопоставимым с трагедией в Вашингтоне в сентябре 2001 года. В этой связи визит Медведева может стать важным символом в двусторонних отношениях.

Существенно усилить позиции России на международном уровне могло бы российско-индийское стратегическое союзничество в борьбе с терроризмом. В данном случае речь не идет о координации усилий в рамках Шанхайской организации сотрудничества, где у Индии с другими ее членами — тем же Китаем — существуют серьезные противоречия. Куда большие перспективы имел бы именно двусторонний антитеррористический, антисламистский — но не антиисламский альянс. Такой альянс мог бы серьезно изменить международную конфигурацию сил. В случае реализации проекта российско-индийского союза радикальный ислам получил бы противника, готового в отличие от Европы к жертвам, жестким и непопулярным политическим решениям, и гораздо лучше знающего в отличие от США реалии исламского Востока. При этом такой союз не был бы антисламским, поскольку и в России и в Индии существуют многомиллионные общины мусульман, а оба государства объективно заинтересованы в деполитизации ислама и нормальной интеграции мусульман в свои полиэтничные сообщества.

Сегодня в России правилом хорошего тона стало говорить о советской дипломатии в конструктивном ключе. Между тем, реальные достижения советской внешней политики сегодня оказываются невостребованными. Одна из таких достижений — установление стратегического партнерства с Индией. Такой стратегический партнер, или, что еще важнее, такой союзник, как Индия, способен дать ощутимые дивиденды любому государству. Советско-индийское партнерство стало фактором сдерживания маоистского Китая, стремящегося к территориальной экспансии. Благодаря этому партнерству СССР не получил «второй фронт» в «холодной войне». Не зря в последние годы, особенно после 11 сентября 2001 года, Вашингтон, считающий своим стратегическим партнером Пакистан, проводит серьезную диверсификацию собственной политики, развивая интенсивные отношения с Дели. После 1991 года Россия превратила индийское направление своей политики во второстепенное. Балансируя между США и Европейским Союзом, с одной стороны, и странами-изгоями — с другой, российское руководство фактически игнорирует государства, которые не относятся ни к одному из двух крайних полюсов глобальной политики, но имеют серьезные амбиции, и, самое главное, — конструктивный потенциал.

Сегодня для интенсификации российско-индийских отношений есть и тактические и стратегические предпосылки. И они гораздо серьезнее, нежели выдержанные в пиаровском духе (по принципу «насолить США») нежели заявления о великой дружбе со странами Латинской Америки. Индия с момента обретения независимости живет в режиме перманентной антитеррористической операции. Однако, по мнению многих индийских экспертов и журналистов, за последние полтора десятка лет Индия не знала таких мощных терактов, как в Мумбаи (Бомбее). С ним может сравниться разве что террористическая атака в этом же городе, произошедшая 11 июля 2006 года (тогда в течение 11 минут было взорвано восемь устройств). Обычно в таких ситуациях в Индии принято искать «руку Исламабада», которая обвиняется в щедром спонсорстве и покровительстве кашмирским сепаратистским и исламистским организациям. В ноябре 2008 года эта версия снова была задействована. Однако сам Исламабад переносит акценты на организации, действующие на его территории неподконтрольно, а потому представляющие опасности для собственной безопасности этого государства. И это, между прочим, симптом не менее опасный, чем сила, получающая деньги напрямую от государственных властей.Получается, что в этом случае Индия, как прежде США, Британия и Россия (на Северном Кавказе) столкнулись не с вертикально организованным, а с сетевым терроризмом. Этот сетевой терроризм гораздо опаснее структурированного, поскольку в данном случае противник, во-первых, распылен, а во-вторых, ликвидация лидеров и даже ядра террористической организации вовсе не гарантирует конечного успеха в контртеррористической борьбе. Это показали и события в Дагестане в 1999 году, и в Кабардино-Балкарии в 2005 году. После ликвидации того или иного подполья происходит его возрождение и новая активизация.

Сетевым террористам невыгодна нормализация индо-пакистанских отношений. Их интересам соответствует создание ситуации «перманентной напряженности» на границе между Индией и Пакистаном (кстати, членами «ядерного клуба»), позволяющей сохранять «черные» и «серые» зоны для существования исламистских общин. Общин, неподконтрольных ни Исламабаду, ни любому другому государству, государственной власти вообще. Похожей цели сегодня добиваются кавказские исламисты, создающие сеть джамаатов. Для сетевых террористов, организовавших взрывы в Мумбаи, пакистанские руководители — слишком светские и вестернизированные политики, ничем не лучшие, чем индийские «кяфиры». Создание «серых зон» по всему миру позволяет наладить горизонтальные связи между радикальными исламистами Афганистана, Ирака, Индии и Пакистана, российского Северного Кавказа и Европы. Поэтому справедливым представляется суждение эксперта Московского центра Карнеги Алексея Малашенко двухлетней давности, сказанное после гибели Шамиля Басаева. По словам эксперта, «часть его людей пойдет на поклон к Кадырову, кто-то переметнется к федералам, а примерно двести "идейных" бойцов растекутся по Северному Кавказу, всплывут в Пакистане, Узбекистане, Ираке и других горячих точках».

Для того, чтобы «всплытие» таких идейных борцов за «чистоту ислама» не было неожиданностью, России и Индии, как двум форпостам противоборства с сетевым исламским терроризмом необходима не просто кооперация усилий, но и формирование своеобразной антитеррористической оси. В 2001 году Россия, после американской трагедии, сделала попытку заключить альянс с Западным миром на основе борьбы с международным терроризмом. Однако «антитеррористическая коалиция» по целому ряду причин осталась пустым публицистическим клише. Политкорректная Европа не смогла адекватно оценить весь масштаб террористической угрозы и даже квалифицировать «политический ислам» — не религию, а политическую доктрину — как вызов ценностям демократического Запада. Российско-американские отношения полны застарелых комплексов: США не готовы к восприятию России как равного партнера, Россия в отношении американцев все время пытается разыгрывать модель поведения бывшего СССР. С двух сторон доминирует пропаганда. А потому для Штатов амбициозная и неадекватная Грузия оказывается не менее важна, чем солидная страна, член ядерного клуба, готовая к противодействию террористической угрозе по всему миру.

После трагедии в Мумбаи у России появляется редкая возможность стать инициатором другого антитеррористического альянса. Не в формате ШОС, где Москва просто сублимирует антиамериканские настроения части политической элиты, а в формате альянса с крупнейшей страной мира, противостоящей угрозе сетевого исламского терроризма. Такой альянс мог бы иметь серьезные перспективы. Во-первых, это будет не прозападный, но и не антизападный и не антиамериканский альянс. Сегодня Индия крайне заинтересована в развитии отношений с США и ЕС, однако ее зависимость от этих двух политический акторов невелика. Такой альянс, нацеленный против «международного терроризма» не вызвал бы серьезного протеста и неприятия со стороны Вашингтона в отличие от ШОС, в деятельности которого присутствует латентный антиамериканизм. Во-вторых, Дели и Москва могли бы в гораздо большей степени строить партнерские, а не патронно-клиентские отношения. В-третьих, руководство Индии не станет учить Москву «правам человека» и прочим азам политкорректной грамоты. Такой союзник в значительно большей степени готов к политической брутальности. Дели не надо было бы объяснять необходимость ликвидации «умеренного лидера чеченского сопротивления» Масхадова. В-четвертых, у Индии накоплен колоссальный опыт антитеррористической борьбы и участия в региональных конфликтах. С момента обретения независимости Дели противостояло и противостоит сикхскому, исламскому, тамильскому, сецессионистскому, маоистскому терроризму. У Индии есть опыт вооруженных конфликтов с Пакистаном и операций по «наведению порядка» на Шри-Ланке. Этот военный и дипломатический опыт мог бы стать бесценным подспорьем и для российских военных, сотрудников спецслужб.

И, наконец, формат российско-индийского антитеррористического союзничества мог бы быть дополнен сотрудничеством по другим направлениям. Здесь нужно иметь в виду и «китайский фактор», и экономическое взаимодействие, и опыт индийских социально-политических преобразований. Индия — восточная страна, идущая на Запад. Независимая Индия продемонстрировала успешный опыт модернизации полиэтничной, поликонфессиональной и крайне архаичной, с системой каст, страны. Сегодня — это экономически растущее, федеративное — не на этнической, а на территориальной основе — государство, опыту которой не грех поучиться России.

Версия для печати