27.07.2009

Алексей Макаркин: «РПЦ стремится стать привилегированным партнером государства, сохранив свою идентичность»

В последнее время все чаще и чаще звучат мнения, что Русская православная церковь становится активным политическим игроком, выстраивая тесные связи с представителями власти, продвигая идеи религиозного образования в средних школах и следуя государственному интересу в своих внешних контактах. Такая активность РПЦ по-разному воспринимается российским обществом. О том, каковы последствия, мотивы и содержание публичных действий РПЦ, «Политком.Ру» побеседовал с Алексеем Макаркиным, вице-президентом Центра политических технологий.

- Не так много времени прошло с момента начала патриаршества Кирилла, как РПЦ активизировала свою внешнюю политику, взаимоотношения с государством, с населением. Начнем с конца. Как вы оцениваете изменения связанные со стилистикой общения РПЦ с россиянами?

- Патриарху Кириллу необходимо, чтобы, с одной стороны, церковь сохранила свою идентичность как организация, безусловно, консервативная, основанная на традиционном православном вероучении, не идущая на какие-то изменения не только догматического, но и обрядового характера, потому что они могут быть негативно восприняты практикующими верующими, то есть теми, кто регулярно ходит в церковь. С другой стороны, Кирилл хочет изменить не богослужение, а стилистику общения с широкими массами - пойти в народ, отсюда выступление перед широкими аудиториями, в частности, на стадионе перед молодежью. Что касается таких экзотических для современного православия форм миссионерской деятельности, как проповедь среди байкеров, то этим отдельные православные священники и миссионеры занимались во время патриаршества Алексия II. Другое дело, тогда это не было связано персонально с патриархом – Алексий не мешал, но и не связывал свое имя с этим. В данной ситуации имя Кирилла связано с этими инициативами.

- Многие высказывают сомнения в необходимости «общения с массами»…

- Здесь достаточно противоречивая ситуация, которая создает несколько проблем. Первая проблема – человеку, заинтересовавшемуся православием во время проповеди на стадионе или на мероприятии тех же байкеров, чтобы «воцерковиться», надо стать практикующим верующим и начать ходить в храм, где он столкнется с традиционной жизнью и будет чужеродным элементом. Храм воспримется практикующими верующими как свой уютный дом, и в этой связи новые прихожане, не знакомые с правилами и обрядами, отторгаются. Такие прихожане будут восприниматься как угроза стабильной, размеренной жизни храма. Поэтому вопрос «воцерковления» для новых верующих стоит серьезно.

Вторая проблема связана с определением грани православного миссионерства. Например, католический священник может быть тренером детской футбольной команды. Допустимо ли это для православного священнослужителя? В мероприятиях байкеров и рок-музыкантов с участием РПЦ тоже трудно определить границы допустимого. Мне кажется, понять ту самую грань можно только опытным путем, который отличается болезненными срывами, дискредитирующими церковь. Например, после байкерского мероприятия в Севастополе, которое прошло с большим размахом, не было ощущения безусловного успеха РПЦ особенно в контексте бурно обсуждавшейся в Интернете фотографии, где была запечатлена почти обнаженная девушка на мотоцикле, к которому была прикреплена православная хоругвь. РПЦ традиционно осуждает обновленцев, некоторые представители которых в начале 20-х гг. приходили в храм с сигаретами, будучи в архиерейском сане женились несколько раз и творили всякие непотребства. Вот обнаженная девушка - это потребство или непотребство? Или это двойной стандарт – свои - значит, допустимо, чужие - значит, грех?

Но другое дело такие вопросы неизбежны. Если вообще ничего не делать, то вопросов, конечно, не возникнет. Но в этом случае церковь превращается в периферийный институт общества. Хотя церковь и не умрет – на смену одним старушкам всегда придут другие, это естественный процесс. Например, в начале 90-х гг. в церковь пришли бывшие комсомольские активистки, в некоторых случаях привнося в церковь большую авторитарность. Но если в церковь будут приходить только люди пожилого возраста, ищущие психологический комфорт и утешение, то РПЦ превратится в церковно-археологическую структуру, исторический атрибут, нечто музейное.

Безусловно, церковь нуждается в молодежи. Но при попытке привлечь молодое населения будут и ошибки, и скандальные ситуации, но этого не избежать и это естественно.

- Как известно по приглашению РПЦ в Москву приехал грузинский патриархат, сам Кирилл посетил Константинопольский патриархат и собирается в Украину. Как вы оцениваете внешние связи РПЦ, не служат ли они интересам государства?

- Интересы Русской православной церкви и государства на внешнеполитическом направлении где-то сходятся, а где и различаются. Со стратегическими интересами связаны, но в тактике различны. Самым ярким различием можно назвать то, что РПЦ признает Абхазию и Южную Осетию канонической территорией Грузинской православной церкви. Возможно, соблазн был, к тому же отдельные публицисты призывали вслед за государством признать канонический статус тамошних церковных образований или даже взять их под свой омофор в качестве исключения. Но как мы знаем, стоит появиться одному исключению - тотчас же появятся и другие. Тогда почему бы Константинополю не признать неканонические юрисдикции Украины? РПЦ воздерживается от резких шагов, поэтому межцерковные связи являются единственной возможностью общения между Россией и Грузией, что, безусловно, важно для государства. На определенном этапе отношения с Тбилиси придется восстанавливать, и межцерковное общение является важным ресурсом.

Что касается Украины, то у РПЦ там есть свой интерес – это не только поддержка политики государства, заинтересованного во влиянии на Киев. Но и для самой Русской православной церкви Украинская православная церковь Московского патриархата представляет собой особое значение – это тысячи приходов. Хотя Украинская православная церковь Московского патриархата пользуется значительными правами самоуправления, но все равно канонически подчинена патриарху РПЦ. Соответственно, РПЦ стремится сохранить статус-кво. Дело в том, что в украинском православии есть разные тенденции – от желания активнее интегрироваться с Москвой до стремления к автокефалии. Я думаю, что здесь Московский патриархат выберет среднюю линию, которая будет ориентирована на статус-кво во избежание резких решений и шагов, которые могут привести к новым расколам.

Что касается Константинополя, то Москва и Константинополь являются конкурентами в мировом православии, что имело место и после второй мировой войны, когда РПЦ пыталась захватить инициативу и утвердить неформальное главенство в православном мире. Это было и после распада СССР, когда Константинополь пытался взять реванш и начал активную церковную политику в Эстонии. Уже при Алексии II был выработан определенный компромисс с Константинополем. С одной стороны, Москва признает первенство чести Константинопольского патриарха – то, что он является первым среди равных. А с другой стороны, Константинополь не предпринимает резкие движения в украинском вопросе. Мечты украинского президента Виктора Ющенко о том, что Константинопольский патриархат придаст легитимность неканоническим юрисдикциям в Украине, так и остаются мечтами. Никто из серьезных участников мирового сообщества поместных православных церквей не хочет делать необратимых шагов. Поэтому ни РПЦ не берет под свой омофор верующих Абхазии и Южной Осетии, ни Константинополь не идет на встречу автокефальным тенденциям в Украине.

- Многие критики отмечают усиление взаимовлияния РПЦ и государства, так депутаты-единороссы пообещали высылать в московский патриархат законопроекты на предварительную экспертизу и вносить правку по рекомендациям РПЦ. Как Вы оцениваете такое взаимодействие государства и РПЦ?

- Я здесь был бы достаточно осторожен в прогнозах, потому что стали говорить, что у нас чуть ли не восстанавливается государственная церковь, но об этом говорят уже часто и давно. В случае с «единороссами» был конкретный раздражитель – в церкви многие негативно отнеслись к ратификации российским парламентом Европейской социальной хартии, которая содержала два щепетильных для РПЦ момента. Первый - это то, что ратификация может привести к легитимации системы сексуального просвещения в школах, которое уже существуют в средней школе в Европе. Второе – это введение ювенальной юстиции, то есть особых судов, куда несовершеннолетние могут обращаться с жалобами на родителей. Православное сознание в этом смысле очень консервативное – «да убоится чадо родителя своего». Такая позиция восходит к древним принципам, часть из которых нашли свое отражение в «Домострое», труде одного из священнослужителей XVI века. В церкви были недовольны ратификацией Европейской социальной хартии, и «Единая Россия» просто решила успокоить РПЦ и пообещала прислушиваться к ее рекомендациям. Но это не значит, что церковная экспертиза законопроектов будет обязательно приниматься к исполнению парламентариями. Механизм консультаций не предусматривает государственных функций церкви. Надо сказать, что по многим законопроектам Госдума консультируется с общественными организациями, НКО экспертными группами, то есть это нормальная процедура.

- А как вы оцениваете заявление Медведева о необходимости введения в школьные программы основ религиозной культуры и светской этики?

- Медведев выбрал компромиссный вариант, в той или иной степени учитывающий предложения как церкви, так и министерства, как православных активистов, так и антиклерикалов. Конечно, всем угодить нельзя, да и не надо, но у детей и их родителей появляется выбор – изучать или историю религий, или основы православной (или мусульманской) культуры, или этику. Здесь очень важно, что сохранен вариант с историей религий, которая более «конкурентоспособна», чем этика, которую сейчас не вполне ясно, как преподавать и как увлечь ею детей. Но для церкви важен и такой результат, который был максимумом возможного. Решения Медведева – как по образованию, так и по военному духовенству - являются свидетельством его стремления выстроить партнерские, конструктивные отношения с главой наиболее влиятельной российской конфессии. Эта позиция корреспондируется и с деятельностью «первой леди» страны Светланы Медведевой, являющейся практикующей верующей, особо почитающей святую Евфросинию (в миру великую княгиню Евдокию, супругу святого князя Дмитрия Донского). Подобный персонифицированный союз церкви и государства особенно значим в ситуации, когда патриарх Кирилл демонстрирует существенно большие общественно-политические амбиции, чем его предшественник. В то же время Медведев показывает, что его конфессиональная политика носит самостоятельный характер и не обусловлена зависимостью от мнения главы крупнейшей конфессии. Так, в нынешнем месяце он посетил Московскую соборную мечеть, которая находится в ведении председателя Союза муфтиев России Равиля Гайнутдина, чьи отношения с Русской православной церковью носят сложный характер. Миссионерская активность Гайнутдина, активное строительство мечетей в традиционно «русских» регионах давно вызывают критику со стороны православных деятелей, близких к нынешнему патриарху еще в его бытность митрополитом и главой отдела внешних церковных связей Московского патриархата. Интересно также, что Медведев одобрил строительство мечети в олимпийском Сочи, причем не временной (на период Игр), а постоянной.

- А как можно расценивать активизацию РПЦ в публичном пространстве?

- Да, церковь действительно стала более четко и активно артикулировать свою позицию по некоторым вопросам. Все-таки Алексий II был человеком очень дипломатичным, и церковная позиция, в ряде ситуация не совпадающая с государственной, при нем существовала, но неактивно артикулировалась. Тем более что такая позиция встречает очень разное отношение в среде верующих, все-таки православие это не католицизм, где Папа Римский воспринимается как главный авторитет, когда он высказывается по религиозным вопросам. А у нас даже заявления патриарха могут быть оспорены верующими с опорой на исторические прецеденты, когда патриархи обвинялись в ересях.

Но вот при Кирилле церковь стала говорить более резко. Например, высказывание о Сталине архиепископа Илариона, главы отдела внешних церковных связей, преемника и протеже Кирилла на этой должности. Тут я бы подчеркнул то, что, конечно, если постараться можно найти различия между позициями владыки Илариона и резолюции ОБСЕ по сталинизму и фашизму, но эти различия микроскопические и носят стилистический характер! Дело в том, что официальная позиция РПЦ это отвержение Сталина, «сталинизма». Церковь не может забыть репрессии, в результате которых, скажем, в середине 1939 года в церкви осталось только четыре правящих архиерея, погибли огромное количество священнослужителей и прихожан и так далее. А позиция государства в этом вопросе более сдержанная и острожная. В церкви есть часть верующих, почитающая Сталина, как нового Константина, внутренне православного. Раньше неприятие сталинизма так жестко не артикулировалось, а сейчас артикулируется, что в свою очередь вызывает дискуссии, споры, но РПЦ здесь отстаивает свою идентичность. Если государство по тем или иным политическим причинам считает необходимым фактически выгораживать Сталина или смягчать отношение к его преступлениям, мотивируя их необходимостью индустриализации и подготовкой к войне, то для церкви это неприемлемо. И церковное руководство это сейчас подчеркивает. РПЦ хочет быть партнером государства, привилегированным партнером государства, но при этом стремится сохранить свою идентичность.

Беседовала Ольга Мефодьева

Версия для печати