24.05.2010 | Игорь Бунин

Новые и старые формы протеста и стратегия власти

Последний год в России развиваются совершенно новые по характеру и законам функционирования формы протеста, в возможностях подавления которых власть, как выясняется, испытывает дефицит эффективных инструментов. Речь идет о Движении автомобилистов России, об обществе «синих ведерок», локальных общественных организациях, не связанных с политическими партиями. Это новое протестное движение для существующего в России политического режима, и пока неясно, в какой мере власть готова к проявлению гражданской активности «снизу».

<><>До сих пор в России можно было выделить три вида протеста, с которыми власть училась «работать», выстраивала некую тактику, меняла законодательство. Иными словами, имеет опыт взаимодействия. Первый вид – это протесты системной оппозиции. Из всех политических партий наиболее автономной, опирающейся на собственный идеологически подпитанный электорат, является КПРФ. Коммунистические акции были проблемой Кремля преимущественно в 90-е годы, когда партия Геннадия Зюганов в той или иной степени доминировала в парламенте. С приходом на пост президента Владимира Путина в Госдуме достаточно быстро было выстроено провластное большинство, а сегодня оно носит конституционный характер. При этом все 2000-е годы КПРФ была вынуждена существовать в условиях, когда во главе страны стоял ультра-популярный лидер. С годами электорат компартии удалось минимизировать почти до ядерного, в том числе и за счет создания партии «Родина», в которой изначально сочетались две составляющие: социалистическая и патриотическая. В 2006 году появилась «Справедливая Россия», которая претендовала на роль второй партии в партийной системе, стараясь вытеснить КПРФ с левого фланга.

Таким образом, отношения между КПРФ и властью выстроились в некую систему, работающую по правилам: КПРФ отводится ниша с чисто коммунистическим электоратом, в то же время коммунисты лимитируют критику власти, отказываясь от сотрудничества с внепарламентской радикальной оппозицией (примеры такого партнерства носят локальный характер и при необходимости дезавуируются высшим партийным руководством). Все акции КПРФ всегда согласованы, за исключением лишь одного периода – ноября 2006 года. Тогда КПРФ провела несанкционированное шествие по Тверской улице, собрав 7-10 тыс. своих сторонников. Причинами такой радикализации стал персональный конфликт Путина и Зюганова: в Кремле вызвал сильное негодование тот факт, что лидер коммунистов не пришел на встречу с президентом, когда обсуждалась политически острая на тот момент тема – ситуация в Грузии. Среди других существующих сегодня системных игроков, реальной угрозы в глазах Кремля не представляет никто. ЛДПР и «СР» - лояльные партии, «Правое дело» и «Яблоко» - в глубоком кризисе.

Второй вид – деятельность внепарламентской политической оппозиции, которая не допускается Кремлем к участию в легитимном политическом процессе. После «оранжевой революции» в Украине власть принялась выстраивать систему превентивных мер против гипотетической «оранжевой угрозы». Было создано движение «Наши», кардинально пересмотрено законодательство в сфере борьбы с экстремизмом, ужесточены возможности политического участия: проведены реформа партийного, избирательного законодательства, законодательства о митингах, созданы ограничения для деятельности НКО. Фактически были созданы все условия для того, чтобы участие в выборах могли принимать только системные игроки, число которых постепенно сокращалось, достигнув минимума на сегодня: 7 партий вместо 35 (по данным на октябрь 2006 года). Только после президентских выборов 2008 года в этой сфере началась определенная либерализация, хотя и сейчас возможности этой части оппозиции серьезно ограничены (например, ей не позволяют проводить акции 31 числа каждого месяца, посвященные 31-й статье Конституции, предусматривающей свободу собраний). В целом можно говорить о том, что лидеры «внесистемной» оппозиции сегодня имеют весьма слабый электоральный потенциал, который при этом «добит» масштабнейшей, многосторонней кампанией против «прозападных сил». В любом случае уличная угроза со стороны либеральной «несистемной оппозиции» сейчас так или иначе находится под контролем власти.

Третий вид протеста более опасный для власти. Он возникает локально, стихийно и направлен против конкретного решения власти. Власть в таких условиях предпочитает действовать диверсифицировано, в зависимости от глубины проблемы. Например, в январе 2005 году власть была вынуждена пойти на значительные уступки после стихийных акций протеста по всей России против монетизации льгот. Тогда расходы бюджета были значительно увеличены, регионам предложены огромные компенсации. Однако если тогда Кремль пошел на некоторые уступки самим льготникам, в том числе надавив на региональные власти, то с оппозицией, которая попыталась возглавить протесты, Кремль поступил максимально жестко. Началась кампания против СПС, пытавшегося выдвинуть социальные требования на первое место в своих региональных избирательных кампаниях. КПРФ была вынуждена действовать предельно аккуратно. Но самой печальной оказалась судьба блока «Родина» под руководством нынешнего полпреда России в НАТО Дмитрия Рогозина. Он вышел из-под контроля Кремля, объявив голодовку в Госдуме, выступив с персональной критикой Путина и т.д. В итоге «Родина» практически прекратила существование, а Рогозин длительное время находился в подвешенном состоянии, осторожно восстанавливая отношения с Кремлем.

Локальные акции протеста были в Ингушетии, где крайне высок был уровень недовольства прежним президентом Муратом Зязиковым. В этих ситуациях Кремль предпочитал не идти на уступки. Хотя параллельно велась работа по поиску преемника Зязикова. Еще до кризиса широкую известность получило «дело Щербинского», водителя, несправедливо обвиненного в автокатастрофе, в которой погиб алтайский губернатор Евдокимов – общественный протест привел к его оправданию. Уже во время кризиса произошли конфликты во Владивостоке и Пикалево, где власти вели себя дифференцированно. В первом случае, где основными протестующими стали представители бизнеса - крайне жестко, обвинив участников протеста в связях с иностранными государствами. Во втором – с участием рабочих – мягко, с привлечением ресурса премьер-министра. Уже в этом году имели место конфликты в Калининграде и в Москве (последний – в связи с попыткой ликвидации поселка «Речник»). Наконец, в числе таких вспышек можно назвать и прошедшие недавно протесты шахтеров. Здесь была выбрана двойственная линия: по возможности диалог и учет требований шахтеров при дискредитации любых сил, которые способны возглавить протест и вывести его в политическое поле.

По большому счету, такие локальные протесты, которые являются реакцией на конкретные события или решения власти, менее опасны до тех пор, пока у власти высокий рейтинг. Хотя и здесь есть проблемы – в первую очередь, неумение принимать превентивные решения, импульсивная реакция на протестные явления. Впрочем, в Кемеровской области это накладывается на крайне жесткий политический режим Амана Тулеева, полностью контролирующего политическое поле в регионе. Тулеев признал требования шахтеров частично справедливыми, а Путин на совещании 17 мая потребовал увеличения заработной платы, улучшения условий труда и повышения безопасности. Правда, не было выполнено главное требование шахтеров – введение почасовой оплаты труда.

Зато с политическими оппонентами власть поступает максимально жестко. Депутат Госдумы Нина Останина от КПРФ, которая была главным оппонентом кемеровской «ЕР» на региональных выборах, не смогла попасть в регион в самый разгар протестов. Ее машина 4 раза останавливалась сотрудниками ГИБДД, а затем произошла авария, которая, как утверждает Останина, была инсценирована. Мощная информационная кампания была развернута против загадочного обращения Союза жителей Кузбасса, авторы которого так и не установлены, равно как не удалость и идентифицировать саму организацию. В обращении говорилось о готовности провести 22 мая крупнейшую забастовку по всем крупным городам Кемеровской области.Все эти формы и источники протеста так или иначе знакомы власти, которая примерно знает какие превентивные меры могут быть приняты, кто объект дискредитации, каковы мотивы и как функционирует система коммуникации внутри активистов протеста.

Однако в течение последнего года появилась совершенно новая форма протеста, которая отличается от всех предыдущих именно тем, что не имеет ни постоянно действующих субъектов-лидеров (на смену одному приходит другой), ни вертикальной структуры управления. Но при этом быстро мобилизуется через социальные сети и форумы в интернете, отличается более политизированными требованиями, затрагивающими фундаментальные правозащитные ценности. Такой протест труднее обвинить в прозападных мотивах, нельзя дискредитировать, распространив в сети компрометирующее видео на лидеров.

Показательно, например, что ФСБ закрыла группу, посвященную ситуации в Междуреченске в социальной сети «Вконтакте», ее модераторы были вызваны на Лубянку. Позднее в статье на «ЕЖ» Марина Литвинович написала: «В российском, вернее, русскоязычном интернете, на сайтах «Вконтакте», «Одноклассники», Мейл.ру, Livejournal.com возникли миллионы новых общественных ячеек - групп, сообществ, кружков, объединений. Эти сообщества и группы совершенно по-новому структурируют российское общество: обычный городской интернет-пользователь теперь добровольно состоит, по меньшей мере, в 2-3 сообществах, но при этом не является и никогда не являлся участником никакого общественного объединения или группы в реальности… Однако интересный факт: в случае угрозы каким-либо интересам данной группы она мгновенно мобилизуется и зачастую готова выходить из виртуальности в реальность».

Такие протесты уже имеют множество примеров. Акции Движения автомобилистов России, акции общества «синих ведерок», возникшего стихийно как протест против привилегий на дорогах для автомобилей. Вообще автомобильная тема становится хребтом этого нового протеста, что видимо имеет под собой социально-экономическую основу: автовладельцы уже понимают ценность частной собственности, являются достаточно обеспеченными людьми, что открывает доступ к современным способам коммуникации, более остро ощущают проблемы защиты собственных прав.

Неслучайно именно протест против привилегий на дорогах достиг беспрецедентных размахов, превратившись буквально в охоту за машинами с «мигалками». Только на прошедшей неделе произошло три инцидента на дороге. Сначала в центре Москвы была замечена иномарка, двигавшаяся по встречной полосе, а затем остановившаяся у торгового центра. На фотографии, снятой одним из автолюбителей, видно, что машиной пользовалась женщина: «чья-то жена ездила за шопингом» - решило интернет-сообщество. Затем буквально на следующий день произошла авария на Тверской улице в Москве. Иномарка в сопровождении джипа охраны с выключенными проблесковыми маячками проехала на красный свет и врезалась в BMW, которая получила при этом повреждения, не позволяющие восстановить автомобиль. Наконец, иномарка Volvo на Покровке в Москве, двигаясь по встречному движению, врезалась в Citroen. По данным форума «Антимигалки», машина принадлежит кому-то из руководителей МЧС.

В таких ситуациях обычные меры, которые предпринимаются водителем в соответствии с инструкцией ФСО, и которые позволяли всегда избегать огласки и публичной ответственности, сейчас перестают работать. Номера удается снять только после того, как они сфотографированы очевидцами. Информация моментально расходится по интернету и попадает на новостные ленты. Таким образом, помимо мобилизационной функции, форумы, ЖЖ и социальные сети выполняют еще и информационную функцию, становясь зачастую единственным источником информации с места событий. Причем уже не раз власть была вынуждена реагировать именно на информационный всплеск, исходящий из сети интернет.

Что делать с возможностями мобилизации протеста по сети власти, похоже, пока не знают. Судя по всему, тут нет выработанной стратегии, но есть локальные предложения. Причем как крайне жесткие и спорные, так и выдающие готовность власти идти навстречу обществу. Так, депутаты от «Единой России» Сергей Марков, от «Справедливой России» Михаил Емельянов и от ЛДПР Павел Тараканов внесли в Госдуму законопроект, который запрещает акции с использованием транспортных средств (автопробеги, которые активно использует Российское движение автомобилистов). Недавно также ФСБ предложила законопроект, который позволяет штрафовать или даже приговаривать судом к 15 суток за игнорирование профилактических предупреждений сотрудника ФСБ. Причем это касается и юридических лиц.

17 мая управляющий делами президента России Владимир Кожин заявил, что президент и премьер в «среднесрочной» перспективе могут пересесть на автомобили марки «ЗИЛ». Кожин также обратил внимание на то, что сейчас во всем парке управделами зарегистрированы всего 12 спецсигналов для автомобилей. «Остальные так называемые «мигалки» используются ФСО для кортежей сопровождения», - отметил он. «В соответствии с распоряжением президента, сегодня выдано разрешение на 1000 таких спецсигналов. Думаю, будет дальнейшее сокращение этой тысячи», - добавил он. Сам факт готовности Кремля обсуждать радикальное сокращение числа спецсигналов, а также отказ от дорогих немецких марок автомобилей представительского класса уже говорит о том, что власть готова хотя бы частично учитывать общественное мнение.

Новым трендам способствует также ситуация тандемократии и новая стилистика президента Медведева, при котором поменялась форма взаимодействия с основными участниками политпроцесса. При Медведеве впервые были установлены контакты с теми, кто властью воспринимался союзниками внесистемной оппозиции: критично настроенные правозащитники и либеральная пресса (например, стоит вспомнить прошлогоднее интервью Медведева «Новой газете»). Меняется и форма взаимодействия с системной оппозицией: на выборах в марте все четыре парламентские партии прошли во всех регионах: субъектам РФ было рекомендовано не увлекаться административным ресурсом. Все это в совокупности влияет на рост запросов и требований «снизу», на более очевидное противоречие между публично проводимой политикой и реальностью.

Активное развитие интернета переводит политические возможности в совершенно новую плоскость, в рамках которых практически не удается обеспечить контроль ни над распространением информации, ни над механизмами мобилизации. Единственным инструментом в руках государства оказывается регулирование самого интернета, но контроль пока остается на достаточно слабом уровне. Неслучайно идеи о тех или иных формах регулирования постоянно обсуждаются внутри власти. Однако в нынешних условиях модернизации и попытках сделать ставку на инновационное развитие, ограничения в отношении пользования интернетом нарушали бы общую логику госполитики. На этом фоне нельзя исключать, что власть будет готовиться к новой реальности, расширяя применение традиционных методов давления и локального запрета. Однако в случаях нарастания протеста по социально значимой теме, такой как борьба с привилегиями на дороге, власти, вполне возможно, придется идти на уступки, что в свою очередь, будет и дальше стимулировать интернет-сообщества.

Игорь Бунин – Президент Центра политических технологий

Версия для печати