15.06.2010 | Татьяна Становая

Россия: турецкое и иранское направления внешней политики

8 июня в Стамбуле прошла международная конференция по мерам доверия в Азии с участием лидеров 20 стран. В конференции приняли участие также российский премьер-министр Владимир Путин и президент Ирана Махмуд Ахмадинежад. Их итоговые выступления показали, что Россия готова идти на значительное дистанцирование от Ирана, что заставляет Тегеран все чаще делать резкие заявления в адрес Москвы. На следующий день СБ ООН принял резолюцию о введении санкций против Ирана. В последнее время можно говорить о том, что на Ближнем Востоке наметились некоторые новые тенденции, которые могут оказывать существенное влияние на расстановку сил в регионе и позиции ключевых внешних игроков. И эти тенденции связаны с растущей ролью Турции как регионального лидера, а также изменением позиции России.

Во-первых, продолжают ухудшаться отношения России и Ирана. Иран никогда не был для Кремля приоритетным политическим партнером. Для Москвы отношения с Ираном выполняли две важнейшие функции. Первое - обеспечение рынка сбыта для продукции российского ВПК, а также атомной отрасли. Россия активно развивала с Ираном военно-техническое сотрудничество в начале 90-х годов. Тогда в Иране были построены два завода по производству бронетанковой техники, где по лицензии выпускали танки Т-72М1 и БМП-2. На вооружении ВВС Ирана появились 30 фронтовых бомбардировщиков Су-24 и 35 истребителей МиГ-29. В 1995 году Россия официально свернула свое сотрудничество в сфере ВТС под давлением США. В 2003 году, на фоне начавшегося ухудшения отношений России и США, разговоры о возобновлении контактов инициировал Иран, и это было позитивно встречено частью российской элиты. В 2006–2007 годах Россия осуществила поставки Ирану ЗРС «Тор-М1», предназначенного для борьбы с крылатыми ракетами и высокоточными боеприпасами. Кроме того, был заключен контракт на поставки ЗРК С-300.

Что касается атомной сферы, то сотрудничество в ней происходило и в период сворачивания ВТС России и Ирана. Соглашение о строительстве Бушерской АЭС было заключено еще в 1992 году, контракт на сооружение первого энергоблока – в 1995 году. Предполагалось ввести станцию в строй в 2007 году, но до сих пор работы не завершены. На фоне значительного похолодания между Москвой и Вашингтоном, Кремль мог позволить себе занять более благожелательную позицию в отношении Ирана, утверждая, что атомная программа Ирана носит мирный характер. В 2007 году Владимир Путин говорил, что у России нет сведений о намерениях Ирана разрабатывать ядерное оружие. В то же время затягивание ввода в строй Бушерской АЭС было знаком того, что Россия и до нынешнего года не собиралась полностью идентифицировать свою позицию с иранской.

Другая важнейшая функция отношений России и Ирана – это возможность маневрировать в диалоге с США. По мере ухудшения отношений России и США, Москва сближалась с Тегераном. «Перезагрузка» за последний год позволила значительно скорректировать мнение Москвы. До 2008 года проблема Ирана неформально разыгрывалась в торге между Россией и США по проблеме ПРО. С началом переговоров о заключении нового соглашения об СНВ весной 2009 года, Иран мог стать своего рода «разменной картой» в вопросах сокращения ядерных вооружений (хотя, конечно, обе стороны отрицают, что имела место «сделка» - Иран в обмен на СНВ).

На фоне «перезагрузки» Россия значительно пересмотрела объемы своего сотрудничества с Ираном. Выполнение контракта по С-300 было приостановлено «по техническим причинам». И хотя официально об этом не говорилось, но на неформальном уровне источники в МИД уже не раз давали понять, что это делалось в рамках договоренностей с США. И Кремлю это сделать не так сложно, учитывая глубокое разочарование политикой Ирана в 2006 году, когда были сорваны все договоренности об обогащении урана на территории третьих стран (тогда речь шла о создании специальных центров, в том числе в России). Иран, долго подыгрывая России и мировому сообществу, в итоге сорвал все договоренности, выигрывая время. Это стало своего рода психологическим переломным моментом для Москвы.

Визит Путина в Турцию лишь подтвердил, что несмотря на сохранение неоднозначности позиции России в отношении Ирана, отношения двух стран весьма натянуты. Иран идет фактически на шантаж, выдвигая России своего рода ультиматум. Еще несколько недель назад Ахмадинежад потребовал от России «не думать, что краткосрочное сотрудничество с Соединенными Штатами в ее интересах. Зеленый свет, который США дают России, - ненадолго». В этот раз, будучи в Турции президент Ирана также высказался весьма жестко, призвав Москву к максимальной осторожности и отказу «от поддержки вражеской политики». Ахмадинежад также отказался от участия в саммите ШОС, который прошел 10–11 июня в Ташкенте (Иран давно претендует на членство в ШОС, но Россия дальше статуса наблюдателя Иране не пускает).

Путин же выступил с весьма противоречивым заявлением, указав, что международные резолюции не должны быть избыточными, они не должны ставить иранский народ в ложное положение». Он добавил, что «Иран имеет право на мирную ядерную программу... Более того, в августе текущего года АЭС в Бушере должна быть запущена». Это заявление поступило уже после того, как стало известно, что Россия поддержала жесткий вариант резолюции ООН. Такая позиция Путина может рассматриваться как готовность России маневрировать в зависимости от сложности ситуации вокруг Ирана и стремлении не сдать полностью «иранскую карту».

В то же время по Ирану все-таки существовала неоднозначность внутри правящей элиты, что подтверждается сообразной заочной дискуссией между министром иностранных дел Сергеем Лавровым и Кремлем. Так, глава МИД России заявил, что оборонительные вооружения, к коим относится комплекс С-300, не попадают под действия санкций ООН. На следующий день источник в Кремле опроверг это мнение в комментарии «Газете.ру». Он заявил, что комплексы ПВО С-300 подпадают под действие санкций и этот вид вооружений не может быть поставлен в Иран. В то же время глава комитета Госдумы по международным делам Константин Косачев озвучил позицию, призванную найти выход из этой ситуации: «С одной стороны, мы ничего не нарушали и не нарушаем. В новой резолюции запрета на оборонительные системы нет. Буква соблюдена. С другой - продолжить поставку, как будто ничего не происходит - значит, противопоставить себя реальным партнерам, нарушить дух. Хотелось бы верить, что дух в данном случае окажется первичнее материи и что меркантильные интересы не возобладают». А затем и Владимир Путин во время визита во Францию официально заявил, что Россия решила приостановить поставки С-300. Николя Саркози, приветствуя это решение, подчеркнул, что оно «не было легким» для Москвы. Понятно, что после этого отношения Ирана и России еще более осложняться.

Во-вторых, значительно меняется роль Турции, которая по факту активизировалась в разрешении проблем на Ближнем Востоке и оказалась при этом одновременно вовлечена в острый конфликт с Израилем из-за нападения на гуманитарный конвой Free Gaza. Турцию стали рассматривать как игрока, претендующего на роль регионального лидера. В пользу этого говорит и достаточно неожиданная договоренность между Турцией, Ираном и Бразилией о ядерном обмене, что было безоговорочно поддержано членами СБ ООН. Только что в Стамбуле прошла международная конференция по мерам доверия в Азии. Турция претендент на роль посредника между Ираном и Западом, хотя ей и не удалось найти компромиссное решение.

Положение Турции в данном случае уникально: будучи страной с мусульманскими традициями, страна претендует на членство в ЕС и имеет стратегические отношения с США, является членом НАТО. Стамбул оказывается удобным и понятным для обоих миров мостом между Западом и Востоком. Это именно та роль, на которую всегда претендовала Россия, однако которая в значительной степени затруднена высокой степенью недоверия с Западом, причем взаимного. Правда, сейчас политика Стамбула в отношении Израиля вызывает обеспокоенность США, однако пока это не кажется критичным. Например, министр обороны США Робертс Гейтс выразил обеспокоенность ухудшением турецко-израильских отношений. По мнению Гейтса, Турция движется «в восточную сторону», и в этом, в частности, есть вина некоторых европейских государств, которые отказываются «органично связать Турцию с Западом».

В-третьих, углубляется политическое сближение России и Турции. Этому способствуют амбиции России в энергетической сфере. Напомним, что Россия добилась поддержки газопровода «Южный поток» в обмен на участие в проекте по строительству нефтепровода Самсун-Джейхан. Россия готова наполнить его нефтью и отказаться от трубопровода Бургас-Александруполис, соглашение о строительстве которого было подписано в 2007 году с Грецией и Болгарией (только что и премьер Болгарии Бойко Борисов резко негативно отозвался об этом проекте, хотя официального решения об отказе его страны об участии в нем пока нет).

На фоне кризиса в отношениях между Турцией и Израилем, Россия приняла решение отказаться от строительства продолжения «Голубого потока-2» до Израиля. Как заявил Владимир Путин в Стамбуле после переговоров с турецким коллегой Реджепом Эрдоганом, вторая ветка «Голубого потока» не дойдет до Израиля, но это не политические решение. Российский премьер мотивировал это тем, что Израиль нашел газ на своем шельфе, и экономическая целесообразность проекта отпала. Однако понятно, что тот факт, что это происходит именно сейчас – очень удобно для Стамбула. Напомним, что в 2009 г. Россия и Турция договорились о создании рабочей группы для строительства второй ветки. Предполагалось, что российский газ по ней транзитом через Турцию будет идти и в третьи страны, например на юг Италии и в Грецию. Также планировалось продолжение газопровода до Израиля. Для России такая уступка в нынешних условиях падения спроса на российский газ, не так дорога – эксперты в области энергетики сходятся во мнении, что продолжение трубы до Израиля сейчас кажется более чем сомнительным из-за недогруженности и первой ветки «Голубого потока». Однако в качестве знаковой меры, политического шага, Россия фактически «подыграла» Турции.Все эти три тенденции в итоге создают весьма благоприятные условия для более быстрого поиска консенсуса по иранской проблеме между Россией и Западом, что и стало видно по принятию новой резолюции СБ ООН. 12 государств, включая «ядерную пятерку» постоянных членов Совбеза, имеющих право вето, проголосовали за введение новых санкций. Турция и Бразилия высказались против, Ливан воздержался. При этом более активным в правке документа оказался Китай, а не Россия, которая в данной ситуации предпочла минимизацию разногласий. Окончательный проект резолюции призван заставить Иран «отказаться от всякой деятельности, имеющей отношение к созданию баллистических ракет, способных нести ядерное оружие», а также от инвестиций в добычу урана. Кроме того, документ ужесточает международные меры контроля над передвижением судов, которые могут перевозить грузы, имеющие отношение к реализации иранской ядерной и ракетной программ, а также расширяет список вооружений, продажа которых Ирану после введения санкций должна подлежать запрету. В числе прочих в этот список включены ракеты и штурмовые вертолеты.

Причем рост роли Турции и сближение ее с Россией позволяет России легче разрешать проблему собственной противоречивой политики в отношении Ирана. Ведь в таком формате появляется возможность решать сразу две проблемы: с одной стороны, не идти на поводу у Ирана, рискуя испортить отношения с Западом, но, с другой стороны, сохранить возможность маневра в отношениях с США и влияние на решение восточных проблем.

Татьяна Становая – руководитель аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати