13.08.2010 | Сергей Маркедонов

Договор с вариациями

В четверг 12 августа 2010 года исполнилось два года с того момента, когда российский президент Дмитрий Медведев и его французский коллега Николя Саркози (на тот момент глава государства, председательствующего в Европейском Союзе) подписали Соглашение по урегулированию конфликта между Россией и Грузией. Это событие практически сразу же стали рассматривать, как символический шаг, свидетельство окончания «пятидневной войны». Само же Соглашение получило название «План Медведева-Саркози». Между тем, последующая история со всей очевидностью показала, что для того, чтобы стать настоящим, а не декларативным планом этому документу слишком многого не хватало.

К 12 августа 2008 года стало понятно, что «наведение конституционного порядка» на территории Южной Осетии, как того хотели в Тбилиси, провалилось. Сценарий «Сербская Краина» (то есть блицкриг против сепаратистской территории, поддержанный извне) в постсоветских реалиях не сработал. Во-первых, в военный конфликт между Тбилиси и Цхинвали вмешалась Москва. И какие бы ошибки ни были допущены военным и политическим руководством России (а их было предостаточно), за несколько дней вооруженные силы РФ не только поддержали свой миротворческий контингент на югоосетинской территории, но и дали Грузии асимметричный ответ. К 12 августа они уже фактически полностью контролировали регион Шида Картли и часть Западной Грузии. Буквально за несколько минут до официального выступления Дмитрия Медведева (когда он заявил об окончании операции по «принуждению Грузии к миру») российская авиация нанесла несколько ударов по собственно грузинской территории. Потом федеральный канцлер Германии Ангела Меркель назовет ее «ядровой территорией Грузии», косвенно соглашаясь, что Абхазия и Южная Осетия не принадлежат к грузинсмоу ядру. Именно в день 12 августа россйиские военные получили контроль над грузинской военной базой в Сенаки. Во-вторых, несмотря на резкое неприятие российских действий, Тбилиси не получил однозначной военно-политической поддержки со стороны США и ЕС. И хотя весьма осведомленный эксперт и дипломат Рональд Асмус в своей нашумевшей книге «Маленькая война, которая потрсяла мир» описывает ту дискуссию, которая имела место в американской элите относительно возможностей и пределов вмешательства в кавказский конфликт, дальше аналитических рассуждений и демонстрационных эффектов Вашингтон не пошел.

Однако к 12 августа для Москвы стало ясно, что затягивать военную операцию против Грузии не имеет практического смысла. Основная угроза российским интересам (интернационализация мирного урегулирования в Абхазии и в Южной Осетии, то есть превращение его в неуправляемый процесс с последующем выдавливанием РФ из него) была ликвидирована. Более того, открытое военное вмешательство в югоосетинские и абхазские дела (это уже не северокавказские добровольцы, казаки и самодеятельная активность отдельных летчиков с гудаутской базы) многократно увеличило перспективы полного отделения Абхазии и Южной Осетии от Грузии. Образ Тбилиси, как «маяка демократии», конечно, разрушен не был, но был в значительной степени дискредитирован. Забегая вперед, скажем, что команде Саакашвили пришлось приложить немалые усилия, чтобы к июлю 2010 года в определенной степени восстановить пошатнувшиеся отношения с Западом.

В краткосрочной перспективе (а может быть и среднесрочной) Москве удалось решить вопрос о повышении натовского статуса Грузии. Да, учения и тренировки остались (равно как и заявления о возможном присоединении Тбилиси к Альянсу). Однако в реальности движение кавказской республики в НАТО заморожено. Что же касается планов по «тотальной оккупации» Грузии (равно, как и по свержению демократии в этой стране), то обсуждать подобные сценарии следует, базируясь не на обещаниях российских лидеров повесить своего незадачливого грузинского коллегу за определенную часть его тела. Тут требуются более серьезные аргументы. Можно конечно считать мотивы Кремля иррациональными. Однако, реакция на грузинскую атаку Цхинвали выглядит вполне рациональной (защита миротворческого контингента, применение силы для предотвращения дестабилизации внутри Северного Кавказа и демонстрация готовности к защите собственной сферы интересов и влияния). Что же касается оккупации территории с населением, настроенным откровенно враждебно и перспективами городских боев за столицу Грузии, то вряд ли для подобных планов у РФ были достаточные ресурсы (военные, информационные, дипломатические).

Появление в российской столице французского президента позволяло достойно выйти из конфликта. Переговоры с Саркози были крайне выгодны Москве. Они давали возможность послать сигналы на Запад: «Мы не готовы к полному разрыву. Наша цель - Грузия, а не новая «холодная война». Но дело было не только в «сигналах». Косвенным образом Соглашения с европейским лидером придавали действиям Москвы хотя бы частичный налет легитимности. Создавалось ощущение того, что РФ готова играть в правовом поле (хотя международное право после Балканх и Кавказа вызывает ироничную усмешку уже не только у скептиков) и говорить на понятном Западу языке. Однако и Саркози страстно желал хоть какого-то успеха. Для ЕС, не снискавшего себе славу на ниве миротворчества (внутри самого Евросоюза есть неразрешенный кипрский конфликт со всеми его атрибутами в виде перемещенных лиц, имущественных споров и де-факто государства), окончание военных действий рассматривалось как «ощутимый успех». Европа, страстно боящаяся любого конфликта и живущая в соответствие с «прогрессистской» логикой, хотела представть в качестве «арбитра на Кавказе». И хотя Соглашения с Медведевым многие (особенно новые члены ЕС) не одобрили, свои политические дивиденды французский президент получил.

Как ни странно, Соглашения от 12 августа были выгодны и Грузии. Они позволяли Михаилу Саакашвили громогласно заявить: «Мы избежали худшего». И два года спустя грузинский агитпроп повторяет эту мысль с завидной регулярностью. В соответствие с версией грузинского президента, его стране угрожала полная оккупация и приход «марионеточного правительства» на штыках Москвы. В реальности же Тбилиси отделалася утратой Южной Осетии и Абхазии, коими и до 2008 года владел лишь номинально.

Поскольку же Соглашения от 12 августа мыслились, в первую очередь, как пиаровский проект, с правовой точки зрения он оказался крайне несовершенным. Практически сразу же договор стал предметом разных интерпретаций. Изначально «План Медведева-Саркози» включал в себя 6 пунктов, главным из которых для России был последний «Начало международного обсуждения о вопросах будущего статуса Южной Осетии и Абхазии». Однако после консультаций французского лидера с Михаилом Саакашвили в Тбилиси этот пункт был скорректирован. Он получил следующую редакцию «Создание международных гарантий по обеспечению стабильности и безопасности...» При этом завершающая часть этого пункта во французской и английской версиях звучала следующим образом: «...в этих республиках», а в русском – «в Южной Осетии и в Абхазии».

Однако при всех разночтениях и вариациях, сам факт признания Москвой «международных гарантий» впоследствие принес ей дополнительную головную боль. Дело в том, что спустя два года грузинские власти (а также ЕС и США) продолжают настаивать на том, что Соглашения от 12 августа 2008 года не выполняются российской стороной в полном объеме. Так Россия выступает против присутствия европейских военных наблюдателей в Абхазии и в Южной Осетии, считая две бывшие грузинские автономии независимыми государствами. Впрочем, здесь играет роль не только пресловутый шестой пункт. Еще в Москве во время переговоров с Саркози российские представители согласились на пятый пункт: «Вооруженные силы РФ выводятся на линию, предшествующую началу боевых действий». Но фокус был в том, что российские войска вытеснили грузинские силы не только из Цхинвали, но и из тех территорий бывшей Юго-Осетинской АО и Абхазской АССР, которые после конфликтов начала 1990-х гг. и до августа 2008 года контролировались грузинской стороной (Ахалгорский район, Кодорское ущелье). Таким образом, спешка при принятии и подписании документов привела к явным упущениям. Есть основания считать, что в российских верхах не слишком хорошо представляли себе «политическую географию» двух «горячих точек», не понимая существенной разницы в конфигурациях Абхазии и Южной Осетии. В итоге, была подписана бумага, с помощью которой Москва попыталась подсластить горечь от ухудшения отношений с Западом (а также предстать в более выгодном свете перед мировым сообществом). Однако дипломатическая поспешность принесла новые проблемы, поскольку для многих политиков и наблюдателей Россия теперь выглядит, как страна, не желающая выполнять взятые на себя обязательства.

Скорее всего, в случае отсутствия различных вариаций и интерпретаций Соглашения от 12 августа, Москва не форсировала бы признание абхазской и югоосетинской независимости. Изначальная редакция шестого пункта (международное обсуждение перспектив Абхазии и Южной Осетии) давала такую возможность. Однако корректировка этого пункта в сторону интернационализации мирного процесса ставила под сомнения все то, что Россия смогла достичь с 8 по 12 число. Как следствие, ускорение формально-правового признания абхазской и югоосетинской независимости.

Казалось бы, это событие, которое диаметрально меняет ситуацию на Южном Кавказе. Однако РФ и ЕС при всем принципиальном расхождении друг с другом по этому вопросу не нашли ничего лучше, как выработать в сентябре 2008 года 3 новых пункта в дополнение к «Плану» от 12 августа. В итоге Соглашение стало представлять собой еще более эклектичный и неработающий документ. Так, второй (из трех «новых») пунктов касался международных механизмов наблюдения в Абхазии и в Южной Осетии. По его условиям миссии ОБСЕ и ООН должны были продолжить свою работу. Однако становилось непонятно, как они будут делать это, если сам формат и мандат их деятельности базировался на Дагомысских соглашениях 1992 и Московских соглашениях 1994 гг. соответственно. Между тем, к августу 2008 года оба этих соглашения уже не действовали (Грузия вышла из них, а Россия в корне изменила свою роль в двух конфликтах, однозначно встав на сторону Абхазии и Южной Осетии). В итоге, в 2009 году обе миссии прекратили свою работу. И дело здесь не в злой воле Кремля. Миссии, созданные в условиях статус-кво начала 1990-х гг., не отражали реалии складывающегося нового «послеавгустовского» положения.В 2008 году вместо констатации новых изменений ЕС и РФ во втором «новом пункте» согласились добавить к этим двух уже не работающим механизмам новую изначально неработающую миссию (наблюдатели ЕС). Принципиальные расхождения между Москвой и Брюсселем по поводу абхазской и югоосетинской независимости сделали работу миссии крайне неэффективной. Ее представители считают Сухуми и Цхинвали частью Грузии, настаивая на допуске в эти регионы. Москва же всячески препятствует им в этом, хотя никто под дулом пистолета не заставлял стороны соглашаться на данный пункт без предварительного уточнения терминов и дефиниций. Пожалуй, наиболее успешным из трех «новых» пунктов (сентябрь 2008 года) можно было признать последний. Именно он дал старт Женевским консультациям, которые, хотя и не принесли очевидных прорывов, но дали возможность для открытой дискуссии всем участникам заинтересованым сторонам конфликта.

Как бы то ни было, а «План Медведева-Саркози» и сегодня остается тем документом, к которому апеллируют при случае обе стороны. Однако нечеткость его формулировок, политическая и пиаровская заданность при его разработке, не позволяет ему стать действительно работающим Соглашением. Впрочем, эта не только вина президентов Франции и России.

Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати