07.10.2010 | Сергей Маркедонов

«Продовольственная программа» постсоветской эпохи

В постсоветский период административную и политическую деятельность в России, связанную с Северным Кавказом, стали частно сравнивать с работой представителей партхозноменклатуры времен «застоя» на «сельскохозяйственных фронтах». Казалось бы, два этих вопроса совершенно разные. В одном случае мы имеем дело с отраслевым принципом, а в другом с региональным (то же сельское хозяйство со всеми ему присущими проблемами развивается и на Северном Кавказе). Однако похожими были (и остаются) перспективы разрешения вышеназванных проблем. В брежневское время сельское хозяйство считалось полной «безнадегой», а потому назначения на ответственные посты по этому ведомству означало либо почетную ссылку, либо, как минимум, создавало препоны на пути к кадровому росту. После распада СССР главной «безнадежной» темой российской внутренней политики стал Северный Кавказ, о чем в своем прошлогоднем обращении к Федеральному собранию фактически открыто заявил президент РФ Дмитрий Медведев.

Чем «лечили» сельское хозяйство застойных времен? Здоровье советского села пытались поправлять разного рода экзотическими проектами (чего стоит только пресловутая идея «поворота рек»), либо щедрыми, но неэффективными финансовыми подкормками, либо комплексными программами, которые к реальности имели весьма отдаленное отношение. Сегодня разве что узкие специалисты помнят комплексную целевую «Продовольственную программу», одобненную майским (1982 года) Пленумом ЦК КПСС. В том уже далеком 1982 году авторы программы полагали, что «уровень потребления продуктов питания в СССР по своему энергетическому содержанию позволяет в полной мере удовлетворять потребности человеческого организма в восстановлении жизненных сил и возобновлении жизнедеятельности, а общий уровень обеспечения продовольствием в СССР выше, чем во многих развитых странах мира». Однако, констатировали идологи «продовольственной безопасности» эпохи «застоя», «в течение ряда лет потребности и платежеспособный спрос населения возрастали быстрее, чем продукция сельского хозяйства. Опережающими темпами повышался спрос на продукты животноводства, овощи, фрукты». И как итог, тотальный дефицит всего и вся. Про это, естественно, прямо не говорили, писали эзоповым языком, правда, стилистически намного слабее Эзопа. Поскольку же в «застойные годы» было принято во всем видеть позитив и надеяться только на прогресс и конечный успех, авторы «Продовольственной программы» - 1982 не пожалели красок на описание нашего будущего процветания. Была поставлена задача увеличить потребление мяса и мясопродуктов в расчете на душу населения с 58 кг в 1980 г. до 70 кг в 1990 г., молока и молочных продуктов — с 314 до 330 кг, яиц — с 239 до 265 шт., овощей и бахчевых культур — с 97 до 127 кг, фруктов и ягод — с 38 до 68 кг. Естественно, такие вопросы, как ресурсные возможности для реализации такого «праздника» не были поставлены в повестку дня Пленума в далеком 1982 году.

После 1991 года схожими лекарствами (экзотические проекты, широкие, но неэффективные финансовые «клизмы») пытаются «лечить» Северный Кавказ . В этой связи хотелось бы привести некоторые цифры и задачи из более близкой к нам эпохи. За 15 лет (2010-2025) планируется увеличить темпы роста валового регионального продукта до 7,7 % в год, а промышенности на 10% (так росла экономика Японии и Германии в период послевоенного экономического подъема в этих странах), повысить в 4 раза доходы региональных бюджетов, в 2, 5 раза увеличить среднемесячную заработную плату, создать 400 тысяч новых рабочих мест, снизив уровень безработицы почти втрое (с 16 нынешних процентов до 5). И за все это уже в 2011 году планируется выделить 50 миллиардов рублей (годовой бюджет Ставропольского края или чуть меньше годового бюджета Чечни). Не правда ли, напоминает стилистику партийных пленумов? «Северо-Кавказский федеральный округ имеет благоприятные условия для развития агропромышленного комплекса, туризма, санаторно-курортной сферы, электроэнергетики, добывающих и обрабатывающих секторов промышленности, а также развитые транзитные функции. Однако до сих пор естественные преимущества остаются нереализованными, поскольку Северо-Кавказский федеральный округ по-прежнему не обладает инвестиционной привлекательностью в силу нестабильности экономической и социально-политической обстановки». Интересная логика. Питание в СССР самое лучшее и энергетически богатое, но есть проблемы с доступом к элементарному продуктовому набору. Северный Кавказ- прекрасное место для инвестиций, туризма и рекреационных объектов, но там не совсем стабильно.

Между тем, обозначенные выше цифры и приведенные цитаты - это выдержки не из документа «застойных времен», а из «Стратегии социально-экономического развития Северо-Кавказского федерального округа до 2025 года». Сей проект (подписанный премьер-министром Владимиром Путиным) опубликован на сайте российского правительства. Все желающие могут ознакомиться с полным текстом. В 1982 году у советских граждан такой возможности не было. Прогресс демократии налицо!

Вкратце история «Стратегии» такова. 6 июля 2010 года во время очередного пленума, извините, межрегиональной конференции партии «Единая Россия» (на ней присутствовало 300 делегатов и гостей) глава федерального правительства дал поручения «разработать долгосрочный план развития региона» в двухмесячный срок и отчитаться о проделанной работе. Не совсем понятно, почему «дэдлайн» для проекта был обозначен в два месяца. За два месяца можно подготовить качественную академическую статью, главу для книги. Но ведь в данном случае речь шла о проекте стратегической важности. И не только для одного региона, но и для всей России. Однако, как водится, проект подготовили точно в срок. 6 сентября 2010 года он уже был подан на утверждение Владимира Путина, а 29 сентября представлен на «правительственном часе» в верхней палате Федерального собрания. Все попытки автора статьи обратиться за разъяснениями к коллегам по кавказоведческому «цеху» (не только к этнологам или антропологам, но к экономистам, демографам) по поводу их возможного участия в консультировании проекта не увенчались успехом. Среди опрошенных мною были и авторы известных докладов, и монографий, и лояльные власти люди, и известные своей оппозиционностью ученые, однако никто из них не привлекался к разработке правительственной Стратегии. Таким образом, снова принципиальной важности вопрос принимается в обстановке, подобающей брежневскому СССР, а не стране, стремящейся к модернизации и построению современной экономики и политической системы. Впрочем, новизны здесь никакой нет. А разве Александр Хлопонин получил пост полпреда (не имея до того никаких реальных заслуг в развитии Северного Кавказа) путем широких общественных дискуссий, парламентских обсуждений или «мозговых штурмов» в академических институтах? Много ли мы знаем людей из «команды полпреда»? По каким критерием отобраны, за какие заслуги? Тогда, в самом деле, почему стратегическое «детище» полпреда должно становиться предметом широкой дискуссии? Как бы то ни было, а Стратегия развития Северного Кавказа есть. И что в итоге?

Очень часто аппарат полпреда в СКФО справедливо критиковали за то, что в своей деятельности он акцентирует внимание исключительно на экономических проблемах. Между тем, как без минимизации террористической угрозы, коррупции и неизбирательного применения насилия властями серьезный частный бизнес не станет инвестировать в регион, то есть без политической модернизации оздоровления социально-экономической сферы невозможно. В «Стратегии-2025» много (и правильно) говориться о возвращении в Северо-Кавказский регион русских. Заметим, что в таком сценарии заинтересованы и многие представители «титульных народов», понимающие, что «дерусификация» неизбежно влечет за собой архаизацию, рост этнической сегрегации, а значит и конфликты в перспективе. Но под какие гарантии русские поедут на Кавказ? Какие такие экстраординарные условия вынудят людей оставить свои насиженные места ради жизни в условиях нестабильного фронтира? «Стратегия» предполагает, что 100 тысяч новых рабочих мест (из запланированных 400 тысяч) для Кавказа даст туризм. Но кто даст гарантии, что до 2025 года в течение 15 лет терроризм (который угрожает не только Дагестану или Чечне, но и весьма серьезно тревожит Кабардино-Балкарию, то есть потенциально самую интересную для туризма республику) в регионе будет если не побежден, то минимизирован? Или предполагаемая «туристическая полиция» сделает то, что за два десятилетия не смогли сделать ФСБ, МВД и другие не менее серьезные российские спецслужбы? Вообще же проблема институциональных реформ (создание более современного и качественного управления) в Стратегии фактически не рассматривается. Между тем, даже если предположить, что на Кавказ прольются новые инвестиционные дожди, то нужно гораздо более эффективное их «освоение». В интересах населения и «точек роста», а не околовластных клиентелл. Таким образом нужны модернизированные институты власти и управления, ибо прежние и существующие ничем кроме редистрибуции федеральных бюджетных средств реально не занимались.

Таким образом, «Стратегия-2025», похоже, даже к экономике имеет весьма опосредованное отношение. В самом деле, каким образом власти предполагают одновременно обеспечивать высокий экономический рост, снижение безработицы (притом в разы), рост заработной платы и наполнение бюджетов республик? Из каких источников (кроме федерального бюджета) придут долгожданные инвестиции? Кто станет платить высокий коррупционный налог, несовместимый с прибыльностью и доходностью (не говоря уже о конечной эффективности)? Остается без ответа только один простой вопрос, кто оплатит весь этот праздник экономического процветания? Какими способами будут созданы предприятия, которые сократят безработицу почти втрое? Поскольку Людвига Эрхарда на северокавказском небосклоне в ближайшее время не предвидится, то, скорее всего, речь идет не об экономическом работающем документе, а о пиаре, которым пронизана вся российская политика. Это когда вместо разработки системы мер противопожарной безопасности премьер лично тушит горящие леса, вместо качественного перевооружения российских ВС он же позирует для фотокамер в военной форме, а вместо кардинального изменения системы дошкольного образования (вот где модернизация еще и не ночевала!) целует детей под одобрительные комментарии окружения. Однако оправданные в определенной политической конъюнктуре эффективные пиаровские приемы (такие как «мочить террористов в сортире», вполне уместые во время нападения Басаева и Хаттаба на Дагестан) не могут стать симулякром стратегического мышления. И любая качественная стратегия должна начинаться не с благостных картинок будущего, а с жесточайшей самооценки и критики настоящего, ибо без признания своих просчетов и ошибок мы адекватно не сможем найти выходы из нынешних тупиков. И нужно все это не Западу, а России, ибо по качественной стратегии жить нашим согражданам.

Между тем, в «Стратегии-2025» есть много интересного для творчески ориентиованных чиновников. Это и инвестиционный фонд для кавказских программ, и корпорация развития региона, в которых власть и собственность не будут слишком далеки друг от друга. Поможет ли все это Кавказу? Риторический вопрос. Впрочем, мы уже привыкли к двум непересекающимся картинкам Кавказа, одна из которых взрывается и горит, а другая демонстрирует «кластеры» и туристические перспективы. Даже у «лучшего друга летчиков и физкультурников» хватало здравого смысла не предлагать советским трудящимся путевки в Карпаты или на янтарный берег Балтийского моря и не заниматься «улучшением имиджа Западной Украины». Впрочем, большевики при всем их тоталитарном мышлении понимали некоторую разницу между государственным управлением и корпоративным менеджментом.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати