14.10.2010 | Сергей Маркедонов

В Грузию без визы

11 октября 2010 Грузия ввела новые правила пребывания на территории своей страны для части российских граждан. С этого дня для жителей семи северокавказских субъектов РФ (Адыгея, Дагестан, Ингушетия. Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Северная Осетия и Чечня) серьезно упрошается пересечение грузинской государственной границы. В течение 90 дней граждане РФ, проживающие на территории Северо-Кавказского и частично (Адыгея) Южного федерального округа имеют возможность находиться в Грузии без визы. Официальная мотивация грузинского МИД сводится к двум аргументам: упрощение трансграничных контактов (сейчас, например, для перехода КПП «Казбеги-Верхний Ларс» надо обращаться за визой в Москву в специальное подразделение грузинских интересов при посольстве Швейцарии), а также «восстановление традиционных отношений между народами Кавказа». По словам заместителя министра иностранных дел Грузии Нино Каландадзе, это нововведение будет распространено на все пограничные и таможенные посты республики сразу же после обнародования данной инициативы.

Российско-грузинская «визовая история» длится уже не один год. И началась она вовсе не с официального разрыва дипломатических отношений между двумя странами после признания независимости Абхазии и Южной Осетии Москвой. После провальной для Тбилиси грузино-абхазской войны (которая на последнем этапе сопровождалась еще внутригражданской войной в Мегрелии) Грузия осенью 1993 года вступила в СНГ, которое упрощало общение между гражданами новых независимых государств посредством безвизового пребывания. Однако конфликты начала 1990-х гг. на долгие годы вперед предопределили климат двусторонних отношений. И если во время первой чеченской кампании Тбилиси занял в целом благожелательную для РФ позицию (что во многом объяснялось трагическими воспоминаниями о северокавказском участии в событиях в Абхазии), то после провала попыток российскими руками восстановить контроль над Абхазией Грузия заняла по отношению к России более жесткую позицию. Переломным пунктом здесь стали события в Гальском районе в мае 1998 года. Как следствие, нахождение общих точек между Тбилиси и масхадовской «Ичкерией», что, кстати, забегая вперед, создало немало внутренних проблем самой Грузии (вспомним ситуацию в Панкиси).

Как бы то ни было, а именно эти «общие точки» привели к началу визового общения между двумя странами-членами одного Содружества. 4 ноября 1999 года Владимир Путин (на тот момент премьер и официальный преемник первого президента РФ) поручил МИДу начать переговоры с Грузией относительно введения виз. Тогда российские власти говорили о том, что визы - «мера временная» и вызвана исключительно обстоятельствами контртеррористической операции в Чечне. В Тбилиси же инициативы Москвы (как это традиционно происходило, начиная с 1989 года) восприняли, как покушение на государственность. Притом с разных позиций. Как «покушение» его рассматривали и противники виз, и напротив сторонники введения постоянных виз. Тогдашний председатель комитета по обороне парламента Грузии (впоследствии он будет представлять свою страну в ООН) Реваз Адамия заявлял, что временное введение виз- неадекватная мера, нужно постоянное визое общение, так как «в России должны понять, что Грузия является независимым государством». Однако, как учит народная мудрость, «нет ничего более постоянного, чем временная мера». Пока внутри РФ шла операция «преемник» вопрос о визах был отложен, но уже к концу 2000 года снова поставлен в повестку дня. В итоге 4 декабря 2000 года Грузия стала первой страной в СНГ, у которой с Россией появились визы. Как уже нетрудно догадаться, исключением из правил стали жители Абхазии и Южной Осетии, которые на тот момент не признавались Москвой в качестве отдельных независимых образований. Дальнейшая история двусторонних российско-грузинских отношений известна гораздо лучше. Приход к власти Михаила Саакашвили, инструментализация российской угрозы, превращение ее в фетиш и «разморозка» конфликтов (наиболее зримая в Южной Осетии) довели ситуацию до полного тупика, то есть разрыва дипломатических отношений.

Наверное, попытки Грузии открыть «окна» в Россию через Северный Кавказ можно было бы приветствовать (в самом деле, облегчение трансграничных контактов - задача важная и нужная), если бы не некоторые общеполитические контексты, в рамках которых такое решение было принято. После августа 2008 года Грузия живет с чувством потери. И ранее Абхазия с Южной Осетией (пусть и не всей территорией бывшей Юго-Осетинской области) были вне политико-правового контроля Тбилиси, однако после «пятидневной войны» произошло формальное закрепление этого результата. В данном случае количество признавших абхазкую и югоосетинскую независимость (4 страны) - не главный показатель. Северный Кипр признала всего 1 страна, но вряд ли кто-то всерьез станет утверждать, что эта часть разделенного острова в действительности составляет с признанной миром греческой частью единое целое. При этом внутри политического класса Грузии есть понимание того, что ресурсы республики несоизмеримы с российскими (военные, природно-географические, геополитические, экономические и прочее). А потому расчитывать на реванш в лобовой атаке не получится (август 2008 года это блестяще доказал). Следовательно нужны иные подходы- дипломатические и политические. В международной политике Тбилиси избрал тактику борьбы за легитимацию своего подхода к двум этнополитическим конфликтам. С точки зрения грузинских властей, Абхазия и Южная Осетия - «оккупированные территории», а потому каждое новое признание факта «оккупации» на международном уровне некоторым образом девальвирует эффект от четырех признаний бывших грузинских автономий. Что же касается политики в «ближнем зарубежье», то Тбилиси пытается отплатить Москве за ее поддержку Абхазии с Южной Осетией, поддерживая различные северокавказские инициативы. К числу таковых относится затея с признанием геноцида черкесов. Эта тема стала обсуждаться в национальном парламенте, правда, в осенние месяцы интенсивность таких обсуждений уменьшилась. Скорее всего, депутаты примут резолюцию по поводу «этнических чисток», имевших место в западной части Кавказа, но никак не «геноцида». Сей факт вызвал большое недовольство некоторых черкесских активистов, расчитывавших на поддержку своей конфронтационной идеи.

В октябре 2010 года Тбилиси пробует ввести вариант «лайт-паспортизации» для Северного Кавказа. Речь о предоставлении гражданства, конечно же, не идет. В Грузии, где чрезвычайно сильны этнонационалистические настроения (особенно на обывательском уровне) массовый приезд новых порций этнических негрузин вряд ли вызовет большой восторг. Страна до сих пор не расквитается со своими обещаниями перед Советом Европы относительно турок-месхетинцев (законодательная база есть, а практически дело не сдвигается вперед). Однако провозглашение визовых льгот для одних групп россиян и сохранение ее для других имеет серьезный пропагандистский эффект. Грузия, во-первых, пытается исправить свой имидж на Северном Кавказе. Прямо скажем, здесь есть много серьезных проблем. Пожалуй, кроме Ингушетии (объединенной с Грузией осетинскими конфликтами), «грузинофилия» на Северном Кавказе довольно слаба. Во-вторых, есть попытки противопоставления «демократической открытой современной» Грузии «архаичной имперской России». В этом плане Тбилиси настойчиво (как и в случае с черкесами) стремится к тому, чтобы выполнять ролевые функции «выразителя воли», конечно же, не народов Северного Кавказа, но активных движений, выступающих с националистических позиций и критически настроенных по отношению к России.

Однако попытки «снятия барьеров» с частью России, минуя Москву, могут создать проблемы для самой же Грузии. Начнем с того, что в российском заграничном паспорте нет такого пункта, как «прописка» или «регистрация». Человек, получивший паспорт в Майкопе, может вполне себе спокойно проживать в Санкт-Петербурге или в Москве. Не вполне понятно, распространяется ли «льгота» Грузии на этнически русское население, которое в большом количестве проживает в том же Майкопе, а также в Нальчике, в Черкесске, во Владикавказе. Думаю, что эти же вопросы задают себе грузинские политики и эксперты, у которых и без «северокавказской льготы» много фобий относительно «угрозы с Севера». Так, по словам эксперта Ираклия Сесиашвили, «у Северной Осетии имеются особые претензии в нашем регионе - на определенные населенные пункты, земли и частную собственность. А это, возможно, повлечет конфликты между жителями Северного Кавказа и Казбегского района. Первые перейдут на нашу территорию и устроят какие-нибудь провокации, а Россия затем подключит ко всему этому дополнительные силы из так называемой Южной Осетии, например, Ахалгорского района». Но если отринуть фобии и посмотреть на проблему с точки зрения реальных, а не мнимых угроз, то и здесь есть о чем подумать. Исламистские боевики могут вполне комфортно пересекать границу с Грузией (в паспорте религиозно-политические воззрения не фиксируются). А практика организации «внутригрузинской Ичкерии» в Ахметском районе уже имела место в 1990-е годы. Добавим к этому тот факт, что на картах «Эмирата Кавказ» территории Южного Кавказа отмечены, как земли, оккупированные «кяфирами и муртадами». Для исламистов же особой разницы между сторонниками НАТО и защитниками российской безопасности нет.

Впрочем, исламистскую угрозу в Тбилиси понимают и играть с джихадистским огнем не пытаются. Между тем, и националистический взрыв на Северном Кавказе опасен не только РФ, но и самой Грузии. Представим себе на мгновение, что идея с «геноцидом черкесов» увенчалась успехом, и адыгское движение стремительно укрепляет свои позиции внутри Северного Кавказа. К чему это может привести? В первую очередь, к постановке вопроса о создании отдельного этнического субъекта. Но как этого достичь без раздела ныне существующих образований? И как их «правильно» разделить, если на исторически балкарских землях проживает только 40% всех балкарцев. Значит новый конфликт и нестабильность! Но выиграет ли от этого Грузия? Северокавказская нестабильность начала 1990-х (с фактически независимой Ичкерией и этнократиями в других субъектах региона) не помогла, а, напротив, помешала грузинской независимости. Сильной российской власти не было на Северном Кавказе (впрочем, ее нет и сейчас, но это другой вопрос), но это не стало торжеством Грузии. Конфедерация горских народов Кавказа и чеченские боевики комфрортно чувствовали себя на тех территориях, которые Тбилиси сегодня считает «оккупированными».

Однако грузинская инициатива ставит немало вопросов не только перед Тбилиси, но и перед Москвой. В конце концов, устремления Грузии сегодня не совпадают с российскими, а отсутствие стратегического мышления и способностей предвидения вообще характерно для стран бывшего СССР (прозападных или антизападных, не важно). Так вот в этой ситуации российской власти надо понимать, что отсутствие внятной стратегии развития региона (в первую очередь, политической стратегии) создает предпосылки для того, чтобы «заинтересованные силы» внесли бы свои 5 копеек в общую дестабилизацию в регионе. И чем более провальными будут российские действия (а пока позитивных тенденций мы не видим), тем сильнее будут разыгрываться разные «северокавказские партии». А потому лучше не дать Грузии возможности «обжечься» националистическим или исламистским огнем и выровнять ситуацию на Северном Кавказе до возможного перенесения пожара по другую сторону хребта.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати