11.02.2011 | Борис Макаренко

Судьбы диктаторов

Американский журнал "Тайм" замахнулся на неслыханное. Впечатлившись падением тунисского президента Бен Али и массовыми протестами в Египте, он составил рейтинг десяти "пошатнувшихся диктаторов". Внутри этой десятки они расставлены по убывающей вероятности падения. Первым стоит президент Египта Хосни Мубарак, уже объявивший о своем уходе.

Нет ничего труднее, чем предсказать падение диктатуры. В диктатуре все настолько непрозрачно, что рационально оценить ее "запас прочности" политологам практически никогда не удается. Пусть в стране кризис, нищета, социальное расслоение – сидят не годами, а десятилетиями: оппозиции взяться неоткуда, реальной информации о народном недовольстве тоже не получить. А если у диктатора есть нефть, то и вовсе не отмеришь ему срока. И все же журнал "Тайм" составил свой список – вопрос, станет ли он диагнозом или даже приговором диктаторам?

Сразу оговоримся: наличие в этом списке королевского дома Ибн Сауда (№9) следует считать недоразумением. Монарх, особенно абсолютный монарх, конечно, может быть деспотом, даже кровавым деспотом, но все его подданные знают, что власть его – от Всевышнего. Королю на смену придет новый король – если, конечно, его не сметет революция. Таковых на Ближнем Востоке было немало, но с 1969 года ни одного короля или шейха с престола не свергали. Проблем в саудовской королевской семье, конечно, немало, но предрекать там революцию – чрезмерная фантазия. У крупнейшего в мире экспортера нефти достаточен запас прочности, чтобы "откупиться" от масс. Переворот, конечно, не исключен, но скорее – в пользу другого принца из той же династии.

Обратим внимание, что многие из "десятки "Тайма" - исторические фигуры, имеющие немалые заслуги перед своей страной. Это "отец независимости" Зимбабве Роберт Мугабе (№7), объединитель таджикской нации Эмомали Рахмон (№8), победитель старой советской номенклатуры Александр Лукашенко (№4). Президенты Египта Хосни Мубарак (№1), Йемена - Али Абдалла Салех (№2), Алжира - Абдель Азиз Бутефлика (№ 10) немало сделали для стабилизации политической и общественной жизни своих стран после гражданских войн или иных масштабных потрясений. Пожалуй, лишь у троих – президентов Судана аль-Башира (№5), Ирана – Махмуда Ахмадинеджада (№6) и "любимого вождя" Северной Кореи Ким Чен Ира (№3) – трудно найти столь же значимые заслуги перед нацией. Как же такие разные, они стали диктаторами и что их "роднит"?

Что их "роднит"?

Первая общая черта – молодцеватая армейская выправка. Из девяти диктаторов - трое кадровые офицеры (Мубарак, Салех и аль-Башир). Штатские Мугабе, Бутефлика и Рахмон – участники вооруженной борьбы против колонизаторов или оппонентов в гражданской войне. Не нюхавший пороха Ким Чен Ир тем не менее – маршал и генералиссимус, колхозник Лукашенко тоже любит пощеголять в мундире с золотыми погонами. Даже Ахмадинеджад командовал батальоном на войне с Ираком. Дело не в "военной косточке": армия, равно как спецслужбы и полиция, – первейшая опора любого диктаторского режима, контролирующая не только толпу, но и политическую сферу, и штатскую бюрократию. Есть и обратная связь: многие диктаторы – прямые ставленники своего генералитета – как, например, Бутефлика или Ким Чен Ир, и практически все – его заложники. Без армии и спецслужб их режим недолго продержится, да и свергнуть своего вождя военные могут, если решат, что "великий" уже слишком плох, чтобы держать страну в повиновении. Так спецслужбист Бен Али мягко и с почетом отстранил от власти отца независимости Туниса Хабиба Бургибу, так – не мягко и без почета – "подвинули" военные и самого Бен Али. Новый премьер Египта генерал-лейтенант запаса Ахмед Шафик лихо щелкает каблуками и прикладывает руку "к пустой голове" (в британской военной традиции, в отличие от российской, так делают) перед своим главнокомандующим, но лишь для того, чтобы мягко проводить его в отставку. Номер первый из "десятки Тайма" уже пошел на выход.

Вторая общая черта – "повязанность кровью". Увы, почти всегда в прямом, а не переносном смысле. Диктатуры умеют прятать концы и не оставлять следов уничтожения своих оппонентов, поэтому "рейтинг кровожадности" составить непросто. Судьба архивов сталинских репрессий показывает, что даже спустя десятилетия после смерти диктаторов списки и палачей, и жертв далеко не полны. Но практически ни в одном из рассматриваемых нами случаев репрессивность диктаторских режимов не ограничивается "всего лишь" зажимом гражданских свобод и постановочными выборами. Почти на всех диктаторах – кровь их противников и оппонентов, а часто – и невинных мирных граждан. И ничего: под международной санкцией на арест "ходит" только президент Судана аль-Башир. Властители Белоруссии, Северной Кореи и Зимбабве – "всего лишь" под международными санкциями разной степени жесткости.

Третья общая черта – показная "суверенность". В том смысле, что международное право и общепринятые нравы "не для них писаны". Нарушения прав человека, доведение до дешевого фарса процедуры выборов; отпор любой внешней критике как грубому вмешательству во внутренние дела; опасные игры с ядерными программами (Иран, КНДР) – все это фирменный стиль диктатур.

Четвертое – и, наверное, это главная находка журналистов из "Тайма" - ни у одной из девяти "уязвимых диктатур" нет сценария либерализации при нынешнем властителе. За время нахождения у власти – средний срок у этой девятки составляет почти 19 лет – они давно спалили все мосты к демократизации. Хуже – что при такой зажатости оппозиции в обществе получают поддержку самые радикальные формы и программы протеста, от крайних "леваков" до религиозных экстремистов.

Что их ждет?

Значит ли это, что всех диктаторов ждет общая судьба, предреченная журналом "Тайм"? Правильный ответ такой – дело не в личной судьбе диктаторов. Лишь трое из них не достигли 60 лет, а двоим уже за 80. Господь один знает, сколько отмерено каждому из них на человеческом веку. Дело в том, кто придет им на смену – другие такие же, или все же начнутся какие-то перемены.

Пожалуй, более-менее ясных случаев только три. Один – плохой: северокорейский генералитет и партноменклатура после ухода Ким Чен Ира (напомним - №3 по вероятности в списке "Тайм") не выпустят власть из рук: будет ли их следующая марионетка состоять в кровном родстве с династией Ким Ир Сена – вопрос интересный, но не влияющий на суть ответа. Северокорейская диктатура рано или поздно рухнет, но не обязательно на ближайшей передаче власти.

Два остальных предсказуемых развития событий скорее позитивны. После ухода Мубарака (№1) египетский режим пойдет хотя бы на частичную либерализацию. Другое дело – будет ли она последовательной и необратимой. В Зимбабве диктатура вроде жесткая, но большинства в парламенте "партия диктатора" не имеет, премьер – его соперник, которого удалось победить на президентских выборах лишь особо изощренными манипуляциями, а диктатору (№7 в списке) уже 86 лет – диктатура выглядит заведомым анахронизмом, и с уходом Мугабе уже существующие плюралистические институты должны проявить себя.

Йеменский президент Салех (№2) объявил о своем уходе в 2013 году. Но там как раз уровень общественного развития не позволяет надеяться на значимые перемены – ждите нового, более молодого генерала. В 2013 истекает и срок полномочий Махмуда Ахмадинеджада (№6). И он уйдет, причем на конкурентных (хотя и подтасованных) выборах, и на смену ему может прийти менее консервативный президент. Как и в Зимбабве, в Иране есть реальная политическая конкуренция. Только вот реальный диктатор в Иране – не президент, а рахбар – духовный лидер. Это им устанавливается и теократический характер государства, и не слишком широкие рамки конкуренции. Даже если он и уйдет, новый аятолла всегда найдется. Реальные перемены начнутся лишь тогда, когда значительная часть общества и устанет от власти мулл, и научится пользоваться преимуществами политической конкуренции.

Не может быть спокойным за свое кресло и диктатор Судана аль-Башир (№5). С отделением от страны Южного Судана, с одной стороны, Запад смягчит свое отношение к единственному в мире главе государства, который находится "в международном розыске", с другой – подождем реакции общества и элиты (особенно – генералитета) и традиционно сильных в стране исламистов на утрату части территории (и немалых нефтяных богатств).

Крайне неопределенна и судьба Алжира: Бутефлика (№10) служит уже третий срок, слухи о его тяжелых болезнях проверить вряд ли возможно, волнения публики под влиянием соседнего Туниса пока незначительны (хотя несколько попыток самосожжения уже было), тем более алжирских исламистов Запад испугается больше, чем египетских и тунисских (от них сильнее пахнет Аль-Каидой).

Остаются два постсоветских диктатора. В Таджикистане исламистские брожения просто чуть заметнее, чем у его соседей по Центральной Азии, но свою власть президент Рахмон (№8) консолидировал достаточно прочно, к тому же он еще достаточно молод (58 лет). Одна из наименее вероятных смен власти, к тому же нет достаточных оснований прогнозировать перемены. В отличие от него Белоруссия после Лукашенко не может не задуматься о том, почему она так непохожа на Европу. Только когда наступит это после? 56-летний Лукашенко (№4) на только что прошедших четвертых для него президентских выборах показал, что его ничто не остановит, когда речь идет об удержании власти. Это пожалуй один из самых "чистых" случаев, когда личность диктатора стоит на пути перемен.

В чем урок "рейтинга "Тайма"? Судьбы диктаторов непредсказуемы, и даже их уход не сулит немедленного народного счастья. Некоторых из них сменят более молодые, но, по сути, такие же властители. Но диктатуры все же уходят с карты мира. Лукашенко называют "последним диктатором Европы". На американском континенте доживают свой век братья Кастро, прорываются рецидивы типа Чавеса в Венесуэле или Ортеги в Никарагуа, но в целом американский континент уже почти избавился от правителей в фуражках и погонах. История уже вынесла приговор диктатурам, хотя приведение его в исполнение займет еще немало времени.

Борис Макаренко – председатель Правления Центра политических технологий

Материал опубликован на сайте «Голос России» 10.02.2011

Версия для печати