14.04.2011 | Игорь Бунин

Проблемы российского менталитета

С российским менталитетом связано немало мифов, некоторые из которых укоренены в истории. Один из них – особая духовность россиян по сравнению с «бездуховным» аморальным Западом. Этот миф можно сравнивать с аналогичным мифом более чем столетней давности – о народе-богоносце, простом русском мужике как опоре престола. Этот миф развеялся в огне помещичьих усадеб, сожженных во время первой русской революции. И на заседаниях Первой думы, когда мужики оказались в радикальной оппозиции власти – пришлось менять избирательный закон, чтобы сократить их представительство в первом русском парламенте.

Миф о коллективизме (общинности, соборности и т.д.) имеет больше оснований в истории, так как связан с феноменом крестьянской общины, свойственной ей круговой поруки и уравнительных принципов ведения хозяйства. Но еще в позднесоветское время коллективизм, бывший частью официальной идеологии, оказался дискредитирован в глазах большинства общества. Коллективизм уступал место жесткому индивидуализму, ставке на собственное преуспевание, причем не ограниченному институтами гражданского общества. Этот индивидуализм подвергался сильной критике в советских СМИ – вспомним обличения мещанства, вещизма и др. – но сами же обличители в подавляющем большинстве сами не верили в то, о чем говорили.

В конце 80-х годов позднесоветский индивидуализм был легализован, причем на разных уровнях. Как в бизнесе (он нашел свое отражение в демонстративном потреблении, стремлении показать свою «самость»), так и во многих других сферах деятельности – искусстве, спорте и др. Можно ли использовать его в интересах российской модернизации? Думается, что с оговорками, выделяя «позитив» - предприимчивость, способность к инновационным решениям, живучесть – и минимизируя «негатив» за счет развития гражданских структур, которые государство не должно воспринимать как врагов.

Если говорить о реальных свойствах россиян, то необходимо упомянуть о предпочтении неформальных «правил игры» формальным законодательным нормам. В России, как известно, жестокость законов компенсируется их неисполнением – в противном случае, система взорвалась бы (как это произошло при Павле, стремившемся не только регламентировать обязанности всех своих поданных – от фельдмаршала до солдата, но и лично претворявший свои планы в жизнь). Неисполнению законов способствуют также их множественность и неясность. Если законы и применяют, то часто в целях выборочного правосудия – чтобы «наказать» нарушителя неформальных правил, превращаемого в изгоя.Неформальные отношения пронизали собой все общество. Помните советский принцип «ты мне, я тебе». Неформальные отношения определяют развитие бизнеса и карьеру государственных служащих, значительная часть сферу услуг находятся в «тени». Неформальные принципы прочнее законодательных норм, они в значительной степени определяют правоприменительную практику.

Что делать с этим феноменом? Говорят, что в Японии есть правило – когда создается газон, то вначале пространство посыпают песком и смотрят, где люди проделывают тропинки. А затем дорожки асфальтируют, легализуя маршрут, который граждане сочли наиболее удобным. В России есть другая метафора, на первый взгляд, противоположная японским прямым дорожкам, принадлежащая Василию Ключевскому: «Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского проселка? Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее: только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу». Однако, если вдуматься, то в обоих случаях речь идет о естественном пути, не предначертанном сверху, а сложившемся в результате инициативы снизу. Другое дело, что по российскому проселку идти дольше, на нем встречаются и ямы – но это уже особенность нашей драматической истории.

Есть интересные исследования перуанского экономиста Эрнандо де Сото, выступающего за легализацию «неформальной экономики» (жилищное строительство, транспортные услуги, торговля) вместо стремления подчинить ее массе регламентов, подготовленных чиновниками, и настоять на выполнении писаных правил самыми жесткими средствами. Как это было у нас с товариществом «Речник», попытка уничтожить который вызвала бурную общественную реакцию.

Как и в случае с индивидуализмом, надо четко выделить те сферы неформальных отношений, которые вредны не только для модернизации, но и в целом для существования общества – от коррупции до торговли наркотиками. Они должны быть, безусловно, осуждены, локализованы – в том случае, если не удастся их искоренить в обозримые сроки. В то же время те сферы, которые не являются криминальными с точки зрения здравого смысла, должны быть легализованы – в том числе упомянутые в исследованиях де Сото. Необходимо снижение аппаратного давления на бизнес, дерегулирование экономики, прекращение практики, когда пожарный или санитарный инспектор «кормится» за счет предпринимателей.

Представление о всемогуществе государства, об эффективности российских чеболей не выдержали испытания кризисом, когда результаты работы начали оцениваться по «гамбургскому счету». В России внешнее почтение к государству традиционно уравновешивалось целым набором способов избегать его тотального контроля – от ухода в вольные казаки до старообрядческой добровольной отчужденности при почти «протестантских» успехах в бизнесе. От неформального обхода часто нелепых правил до умения ставить масштабные проблемы и решать их (хотя и проигрывая при этом в коммерциализации инноваций – вспомним радио Попова и Маркони). И эти особенности менталитета необходимо учитывать, принимая политически значимые решения.

Игорь Бунин – Президент Центра политических технологий

Версия для печати