15.06.2011 | Сергей Маркедонов

НКО на государевой службе

В последний день мая 2011 года президент РФ Дмитрий Медведев подписал закон «О внесении изменений в Федеральный закон «О государственной службе российского казачества». До этого проект изменений «казачьего закона» был поддержан двумя палатами Федерального собрания. 17 мая за него проголосовала Дума, а 25 мая Совет Федерации. 2 июня подписанный президентом документ был опубликован «Российской газетой». Он вступает в силу со дня опубликования за исключением некоторых пунктов, которые получат законную силу 15 сентября нынешнего года. На осень отложена реализация вопросов, связанных с порядком и процедурой ведения государственного реестра казачьих сообществ.

Насколько поправки, принятые к «казачьему закону», повлияют на дальнейшее развитие современного российского казачества? При чтении нового федерального закона создается ощущение, что главная его цель - не изменение взгляда государства на казачество, а уточнение некоторых формальностей. Так данный документ уточняет порядок ведения реестра казачьих обществ (вопросы документации, регистрации), статус таких образовательных учреждений, как кадетские казачьи корпуса. Закон от 31 мая определяет срок избрания атаманов войсковых казачьих сообществ (5 лет), а также накладывает ограничения на кандидатуры возможных претендентов. Среди таковых можно назвать криминальное прошлое, экстремистские взгляды. Таким образом, закон выстроен так, что при чтении его может создастся ощущение: «казачья жизнь» в современной России уже налажена. Осталось только внести некоторые косметические изменения, тактические корректировки для того, чтобы процесс в правильном направлении пошел еще быстрее.

Между тем, как раз с самой «казачьей жизнью» существует серьезная проблема. За весь постсоветский период российское казачество (которое было бы правильно определить, как неоказачество, так как между исходным социумом, разрушенным большевиками и нынешними казаками нет прямой социальной, экономической, территориально-административной преемственности) не превратилось в значимую общественно-политическую силу. Попытки вдохнуть жизнь в яркий исторический образ отечественной истории (даже Лев Толстой с его пацифистсткими устремлениями заявлял «Вся история России сделана казаками») предпринимались в последние годы «перестройки» и в постсоветский период неоднократно. Однако назвать их успешными нельзя. Пожалуй, только на уровне отдельных субъектов федерации неоказакам удалось добиться некоторых преференций. Так статья 2 Устава Краснодарского края говорит о том, что это образование «является исторической территорией формирования кубанского казачества, исконным местом проживания русского народа, составляющего большинство населения края». Впрочем, за эти формулировки руководство края получало критические отповеди и от профессиональных юристов, и от историков, и от правозащитников. Как бы то ни было, а Краснодарский край- это фактически единственный регион РФ, где «казачья тема» стала важной частью официального дискурса. Что касается других областей и краев, являвшихся исторической территорией формирования донского (Ростовская, Волгоградская, Воронежская области), кубанского и терского (Ставропольский край) казачества, то нельзя не увидеть, что здесь «казачья тема» играет, скорее, инструментальное значение. Она подчинена другим более общим контекстам (вопросы безопасности, межрегиональное сотрудничество, сохранение истории и культуры). Если же говорить о республиках Северного Кавказа, которые также как и регионы с доминированием русского населения, в дореволюционный период, были частями различных казачьих областей, то максимумом для постсоветских неоказаков стало их встраивание в региональные властные или околовластные группы в качестве младшего партнера республиканских властей. Робкие попытки казачьих противостоять этнократическим устремлениям не увенчались успехом. В этом плане показательно, что центром терского неоказачьего движения стал Ставропольский край, хотя в период Российской империи («золотого века» для казачества) столицей Терской области был Владикавказ. Сама же область к современному Ставрополью имела мало касательства (только район современных Кавказских минеральных вод входил в ее состав).

Основной причиной подобного развития событий стала неготовность и неоказачьих лидеров, и государства к развитию «казачьей жизни» в современных условиях. Точнее говоря, готовность была совсем к другому. Не к стратегии, а к решению тактических сиюминутных целей. Так в период поздней «перестройки» неоказачество было призвано сыграть роль «некоммунистической альтернативы» демократам с помощью той же Компартии. После распада СССР неоказаки часто использовались, как электоральный ресурс для решения разных задач, как общероссийского, так и регионального уровня.

Вспомним хотя бы «казачий фактор», который разыгрывался карачаевской и черкесской элитами во время первых выборов президента КЧР в 1999 году. Кстати говоря, имеющийся и по сей день раскол неоказаков на «служилых» (реестровых) и «вольных» (общественные организации, не несущие казачьей службы) уходит корнями к середине 1990-х годов. Тогда команда Бориса Ельцина пыталась посредством привлечения лояльной части неоказачества под государственные знамена создать противовес той «вольнице», которая изрядно дестабилизировала ситуацию на Юге России. И эта задача была успешно решена. Только вот реальная служба казаков так и не стала сколько-нибудь значимым фактором для современной российской государственности.

Если мы внимательно приглядимся к закону от 31 мая 2011 года, то и здесь мы увидим все те же неразрешенные проблемы, обозначившиеся еще в середине 90-х годов. Во время подготовки первых проектов законов о казачьей службе юристы и историки указывали на определенную эклектику государственных подходов. Речь идет о смешении понятий «общественная организация» и «государственная структура» применительно к «новым казакам». Однако эта правовая эклектика никуда не ушла. Так согласно майским поправкам (статья 1, рекомендации к редакции пункта 3) предлагается определять, казачье общество, как «форму самоорганизации граждан Российской Федерации, объединившихся на основе общности интересов в целях возрождения российского казачества, защиты его прав, сохранения традиционных образа жизни, хозяйствования и культуры российского казачества в соответствии с федеральным законодательством (некоммерческая организация)». Однако буквально следующее предложение текста закона заставило бы ломать голову над тем, насколько правильно базисное определение казачьего общества. Читаем: «Казачье общество создается в виде хуторского, станичного, городского, районного (юртового), окружного (отдельского) или войскового казачьего общества, члены которого в установленном порядке принимают на себя обязательства по несению государственной или иной службы». Но разве «самоорганизация граждан» предполагает обязательное неселение «государственой и иной службы»? И разве «некоммерческая организация» - это оптимальная правовая форма для госслужбы? Риторические вопросы. Которые, впрочем, звучат уже не один год.

Впрочем, не исключено, что с помощью этого закона власти заинтересованы объединить расколотое на «общественников» и «реестровиков» казачество под государственной дланью. Не будем забывать о том, какая ныне политическая мода на дворе. Если партии и движения проправительственной направленности объединяются в Народный фронт, то почему бы не реализовать на «казачьем уровне» ту же схему. И заодно объявить, что раскол «проклятых 90-х» преодолен, а казачество в едином порыве поддерживает поступательное движение страны вперед. И в самом деле, как пиар данная схема выглядит идеально. Но как работающий инструмент для привлечения казачества к решению современных общественно-политических задач вряд ли. Таким образом, «казачья история», похоже, пойдет по кругу. За решением тактической задачи стратегия потеряется. И в итоге мы будем иметь НКО, занимающиеся «государственной и иной службой». Да и то, скорее на бумаге, чем на практике. Впрочем, детализация понятия «иная служба» тоже была бы полезна. Ведь охранную деятельность или выколачивание долгов для богатых бизнесменов тоже можно считать «иной службой», в том смысле, что она не связана с государством.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати