15.11.2011 | Сергей Маркедонов

Отложенный выбор

Южную Осетию часто сравнивают с Абхазией. Обе частично признанные республики сформировались в процессе распада СССР и этнополитического самоопределения Грузии. Обе с оружием в руках отстояли свой статус и добились его пусть и неполного, но все же признания. И Абхазия, и Южная Осетия переживают формирование нового статус-кво на Большом Кавказе, при котором для них российский фактор выходит на первое место, вытесняя проблемы Грузии на второй план.

Однако в этом своеобразном сравнительном соревновании Южная Осетия по большей части проигрывала Абхазии. Даже те политики и эксперты, кто настаивает на сохранении территориальной целостности Грузии, готовы признать за Абхазией определенные государственный потенциал. Южной Осетии в этом отказывают даже многие горячие поборники ее самоопределения от Грузии. В этом контексте упоминаются и геополитические резоны, и выгоды географии (выход Абхазии к Черному морю). При сравнении двух республик выбор в пользу Абхазии нередко определялся и более сложной внутриполитической динамикой. В самом деле, здесь уже несколько президентов сменили друг друга в результате выборов и соответствии с Конституцией (в данной ситуации вопрос о ее признании мировым сообществом отступает на второй план). В Абхазии присутствует политическая оппозиция, а в верности демократическим идеалам клянутся даже те, кого принято считать сторонниками наведения «твердого порядка» и «сильной руки». Свобода СМИ выгодно отличает Абхазию даже от многих постстоветских республик признанных мировым сообществом. На этом фоне Южная Осетия, в которой самым перспективным вариантом трудоустройства является либо чиновничья деятельность, либо уход в силовые структуры, а оппозиция действует во Владикавказе или в Москве, выглядит не слишком привлекательно. Добавим к этому отсутствие диверсифицированной внешней политики и внешнеэкономической деятельности. Впрочем, в последнем винить надо не столько южных осетин, сколько географию, которая говоря словами классика русской историографии Сергея Соловьева, является «мачехой» для республики.

Как бы то ни было, а внутриполитический ландшафт Южной Осетии до последнего времени представлялся довольно тусклым. Парламентские выборы, прошедшие здесь в 2009 году выглядели, как классический пример «управляемой демократии». Оппозиционеры в высший представительный орган не попали. Партия «Фыдыбаста» («Отечество») не преодолела семипроцентный барьер, а Народная партия перед началом избирательной гонки была подвергнута добровольно-принудительному ребрэндингу, в результате чего появилось две партии, из которых та, которая продемонстрировала лояльность власти, оказалась в парламенте. Коммунисты с их 22, 25% голосов уже давно воспринимаются, как «системная оппозиция», критикующая власть лишь по отдельным вопросам.

Однако избирательная кампания по выборам президента Южной Осетии в 2011 году нарушила сложившийся стереотип, показав, что и в этой республике, как и в Абхазии готовы к усложнению внутриполитической повестки дня. Но перед тем как перейти к рассмотрению основных предварительных итогов кампании (окончательные станут известны после проведения второго тура голосования), рассмотрим причины нынешнего пробуждения, подвергнув по ходу критике некоторые клише, сложившиеся вокруг Южной Осетии в последние годы. Тогда станет понятным, почем вдруг республика, выглядевшая со стороны, как погруженная в сон, проголосовала так, что официальный преемник Эдуарда Кокойты и «человек Москвы» Анатолий Бибилов не только не одержал победу в первом туре. Его простое арифметическое преимущество перед вторым участником второго тура Аллой Джиоевой составило меньше одного процента!

Действительно, большинство экспертов, обращавшихся к анализу ситуации в Южной Осетии справедливо отмечали, что ситуация в республике в отличие от Абхазии не баловала наблюдателей интересными интригами. Но ведь так было не всегда! Напротив, в 1990-х - начале 2000-х годов внутриполитическая обстановка в Южной Осетии была в сравнении с Абхазией более противоречива. Если после войны с Грузией абхазские элиты доверили всю полноту полномочий харизматическому Владиславу Ардзинбе, который до своей тяжелой физической болезни был практически единоличным руководителем, то в Южной Осетии развивался конкурентный политический процесс. Преимущество в 1990-е годы имела Компартия, которая, однако, не монополизировала власть, а обеспечивала свое превосходство в состязательной борьбе с другими политическими силами. При этом надо отметить, что, как и в других постсоветских образованиях (как признанных мировым сообществом, так и не имеющим признания), в Южной Осетии по мере укрепления институтов исполнительной власти, администрация начинает формировать свой собственный интерес, отличный от структур, ориентированных на идеологию. Этот интерес был ориентирован на сохранение позиций правящей бюрократии, а также обеспечение ее эксклюзивного доступа к власти и ресурсам. К середине - концу 90-х годов прошлого столетия в Южной Осетии у Компартии появляется сначала скрытый (а потом более явный и публичный) конкурент в лице администрации (а затем и «партии власти», как ресурса поддержки бюрократии). Как бы то ни было, а в 1996 году и в 2001 гг. в республике прошли конкурентные президентские выборы. И именно посредством выборов 10 лет назад была осуществлена смена власти (в 2001 году Эдуард Кокойты выступал, как оппонент действующего президента и победил во втором туре). При этом Москва в 1996 году вообще не приветствовала введение президентской формы правления в Южной Осетии. Тогда в заявлении МИД РФ говорилось: «Информация, полученная из Цхинвали о намерении... изменить структуру власти, вызывает в Москве озабоченность». В 2001 году и Кремль, и власти Северной Осетии также делали ставку на действующую власть (на тот момент это был Людвиг Чибиров). Однако победу одержал иной претендент, ставший впоследствии олицетворением прокремлевского выбора. В мае 1999 года в Южной Осетии состоялись парламентские выборы, которые стали соревнованием между девятью партиями и общественными движениями. Эта кампания была реальной конкуренцией различных платформ и программ. Так, осетинский народный совет «Стыр ныхас» выступал против возвращения этнических осетин во внутренние регионы Грузии, которые они покинули в начале 1990-х годов. Компартия выступала против президентской республики в пользу парламентской формы правления. Движение «Фыдыбаста» («Отечество») озвучивало идеи «социально ориентированного рынка». В 2001 году в Южной Осетии состоялось голосование по поправкам к Конституции республики, которое также запомнилась конкурентной борьбой различных проектов. Сторонники президентской и парламентской республик вели жесткую публичную борьбу друг с другом.

Таким образом, у Южной Осетии есть также своя, пусть и небогатая, история демократизации. И эта история прервалась не только из-за авторитарных поползновений отдельных политиков в 2000-е годы, но и из-за начавшейся в 2004 году «разморозки» грузино-осетинского конфликта, которая упростила внутриполитическую повестку дня. Точнее сказать, она ее практически элиминировала, ибо основной проблемой горячей четырехлетки (2004-2008) стало физическое выживание де-факто республики. Секьюритизация Южной Осетии способствовала и укоренению «осадного мышления», и укреплению чиновничьих и силовых структур, которые, как это часто бывает, пытались использовать сложную ситуацию для своих интересов, инструментализировать внешнюю опасность для сворачивания внутриполитической конкуренции. Но после «пятидневной войны» ситуация поменялась. Россия обеспечила самоопределение Южной Осетии от Грузии (о полном самоопределении, конечно же, здесь никакой речи не идет). И это изменение практически сразу же ввело в повестку дня республики другие вопросы, которые ранее были полностью вытеснены резонами безопасности. Встал вопрос о цене самоопределения и качестве собственной элиты. Конечно же, усложнение внутренней ситуации происходило не сразу. Определенными «звонками» власти были и интервью экс-секретаря Совбеза Анатолия Баранкевича, и выступления оппозиции. Пусть и за пределами самой Южной Осетии. И активизация самой югоосетинской общественности. И не проблема критиков власти в том, что ее «звонки» не были вовремя услышаны. Так устроена психология бюрократов - не замечать возникающие сложности.

В этой связи предвыборный успех Аллы Джиоевой (попадание во второй тур и проигрыш победителю первого тура всего в несколько десятых процента), экс-министра образования и надежды оппозиционеров нельзя считать чем-то совершенно неожиданным. Он готовился всей логикой развития республики после августа 2008 года. Хотя заслуги Джиоевой также нельзя преуменьшать. Ей удалось то, что не получалось у оппонентов власти раньше, а именно консолидировать протестные мнения. Ее кандидатуру поддержал Дзамболат Тедеев, известный спортсмен, тренер российской сборной по вольной борьбе, которого югоосетинские власти до начала избирательной гонки рассматривали, как главный вызов. Думается, что определенные голоса Джиоевой принесла и поддержка со стороны Анатолия Баранкевича (его роль в событиях августа 2008 года высоко ценится жителями республики). Какие же предварительные итоги мы можем подвести кроме избирательной арифметики, которая хорошо представлена в материалах последних дней?

Операция «преемник» (или югоосетинская версия «тандема») пусть и не провалилась полностью (с такими прогнозами не стоит спешить), но забуксовала. Анатолия Бибилова поддержал лично Эдуард Кокойты, правящая партия республики «Единство», депутаты Госдумы и члены Совета Федерации России. С ним был административный ресурс. Однако в итоге перспектива продолжения борьбы во втором туре. Впрочем, у Бибилова есть дополнительные ресурсы, поскольку помимо него в кампании принимали участие несколько «дублеров» (Георгий Кабисов, Алан Котаев, Вадим Цховребов). Объединение процентов трех этих кандидатов позволяет надеяться на дополнительные 15-20% голосов. Впрочем, голоса ведь не передаются, как платок из кармана в карман. Тем паче, что в условиях Южной Осетии многое значит личностный фактор. Он будет намного важнее, чем технологические расчеты. Впрочем, как бы парадоксально это ни звучало, но первый тур повысил значимость фигуры Эдуарда Кокойты. В случае успеха его преемника, это будет победа по очкам, но не за явным преимуществом. Следовательно, и влияние на него со стороны экс-президента (который остается лидером правящей партии) может не снизиться, а увеличиться. Но и в случае электорального успеха Джиоевой во втором туре, без Кокойты будет трудно обойтись, ибо от него будет зависеть не в последнюю очередь процедура передачи власти от одного человека к другому. Ведь Джиоева не рассматривала себя в качестве участника «тандема» со всеми вытекающими из этого последствиями.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати