15.03.2012 | Игорь Бунин

Выбор будущего

Владимир Путин одержал победу на президентских выборах в первом же туре – это политическая реальность. О том, что победитель получил более половины голосов избирателей свидетельствуют и данные социологов (включая Левада-центр, который невозможно обвинить в «работе на Кремль»), и результаты альтернативных подсчетов, проводившихся Лигой избирателей. Результат первого тура признан международным сообществом, представители которого поздравили Путина с победой. Имидж выборов был улучшен по сравнению с парламентскими в результате установки камер, позволяющих отслеживать события, происходившие на избирательных участках.

Однако есть две проблемы. Первая – по утверждению оппозиции, цифра в 63% является завышенной (отметим, что ВЦИОМ и ФОМ давали прогноз в районе 58%). Камеры, если следовать этой логике, не оказались панацеей от «каруселей» и прочих нарушений. Вторая – та же оппозиция, причем не только внепарламентская, но и КПРФ Геннадия Зюганова – обвиняет власть в создании неравных правил игры для различных кандидатов. Внепарламентская оппозиция, кроме того, обращает внимание на недостаточную представительность участников избирательной кампании (в первую очередь, на снятие с дистанции Григория Явлинского, а также на заведомую невозможность участия в выборах более радикальных оппозиционеров). Эти претензии традиционны для современной России, но изменившаяся политическая ситуация усиливает их значение. Отказ Зюганова признать результаты выборов и заявления Михаила Прохорова о необходимости проверить сообщения о многочисленных нарушениях являются серьезной проблемой, которую невозможно игнорировать.

Но еще важнее другое. Победа Путина сама по себе не решает ни одной проблемы, стоящей перед властью. Напротив, количество проблем будет увеличиваться – и будущее власти будет зависеть от того, насколько эффективно она сможет на них реагировать.

Оппозиция на стайерской дистанции

Впрочем, в настоящее время может создаться впечатление, что проблема оппозиционной активности начала «рассасываться». Действительно, на мартовские митинги пришло куда меньше народа, чем на шествие 4 февраля. События 5 и 10 марта показали, что оппозиция столкнулась с новыми вызовами. Инстинктивное стремление решить все проблемы в короткий срок уступает место рациональному осознанию того, что впереди не спринтерская, а стайерская дистанция, на которой у оппозиции может быть масса проблем, но есть и преимущества.Начнем с того, что в Москве есть 15-20 тысяч человек, готовых выйти на улицы, несмотря на сомнения (разумеется, в разной степени - у кого больше, у кого меньше) в эффективности митингов как формы протеста, на антипатию к тем или иным оппозиционным политикам. Люди исходят из чувства общности и не хотят это чувство терять, оно стало важной частью их идентичности - акции оппозиции стали площадками для общения, обмена мнениями, актуализации старых и создания новых социальных связей. Причем в отличие от конца 80-х годов они не надеются на единоличного лидера, способного сотворить чудо.

Многие из этих людей получили уникальный политический опыт - как наблюдатели, члены участковых избирательных комиссий, кандидаты в депутаты. Плюс митинга на Новом Арбате - в выступлениях молодых политиков, только что испытавших свой первый успех на муниципальном уровне. В последнее десятилетие политический класс пополнялся по принципу «отрицательного отбора» - за счет наиболее конформистски настроенных деятелей, готовых сегодня быть социал-демократами, завтра – социальными консерваторами, а послезавтра – кем прикажут. Сейчас мы видим новые лица, причем в условиях повышения востребованности политиков-нонконформистов.

Показательно сохранение мирного характера протеста, который носит консенсусный характер. Максимум радикализма участников – попытка остаться на Пушкинской площади после митинга 5 марта и попытка же пройти тротуарами на Пушкинскую 10 марта. В обоих случаях – резкая реакция власти, отнюдь не свидетельствующая о непоколебимой уверенности в своих силах. На первый взгляд, кажется, что повторяется прошлогодний сценарий, когда оппозиционеров безжалостно «винтили». Но если присмотреться внимательно, то ситуация несколько иная – того же Удальцова быстро выпускают из-под стражи до суда. Большинство оппозиционеров не одобряют радикализма своих коллег, но в случае, если речь зайдет о серьезных гонениях, то солидарность возобладает над разногласиями.Невышедшие на улицы участники предыдущих митингов в большинстве своем готовы вновь пойти, если сочтут, что это надо, что без них не обойдутся. Сейчас они этого не ощущают - это объективная реальность, которую не может не учитывать оппозиция. Представляется, что протестное движение будет идти волнами – так, в мае не исключен некоторый всплеск (хотя и неизмеримо меньший, чем прогнозируемый Удальцовым «марша миллиона»), а летом возможен еще больший спад по понятным причинам – даже в суперполитизированном 91-м году садовые участки были прежде всего; только ГКЧП заставил часть людей бросить грядки и приехать в Москву. Время новой волны будет зависеть не только (а может и не столько) от политических, но и от социальных раздражителей. Одним из таких раздражителей может стать июльский рост тарифов. Но и кроме этой же намеченной меры может быть немало проблем, на которые оппозиция неизбежно будет реагировать – с той или иной степенью успешности.

Размежевание в оппозиции неизбежно - оно уже видно сейчас и усилится после регистрации партий. Это не трагедия, а абсолютно естественный процесс, не исключающий и в дальнейшем объединения усилий для решения конкретных задач. В то же время размежевание позволит различным оппозиционным партиям выдвинуть полноценные альтернативы нынешнему курсу не только в политике, но и в социально-экономической сфере (для нынешней объединенной оппозиции это невозможно; нельзя совместить экономические программы Немцова и Удальцова). То есть выдвинуть идеи, которые будут свидетельствовать о степени ее адекватности общественным запросам. А оценивать их общество будет по «гамбургскому счету».

И, наконец, ближайшие месяцы - время не только партийного строительства, но и гражданских инициатив. Митинги с яркими речами уступают место «черновой» работе, поиску новых форм проявления активности. От того, насколько оппозиция сможет продвинуться в этом направлении, во многом зависит ее будущее.

Возвращение политики и партийная система

Переформатирование партийной системы может серьезно изменить расстановку сил в российской политике. При этом в роли проигравших могут оказаться все ныне зарегистрированные партии, вне зависимости от их отношения к власти.«Единая Россия» оказалась перед необходимость реформирования, но пока в самой партии неясно, по какому сценарию оно пойдет – от осторожного ребрендинга до замены «Единой России» на новый партийный проект на основе Общероссийского народного фронта с перетеканием туда организационного ресурса «единороссв» (у ОНФ свой самостоятельный ресурс отсутствует). Возрастает внутрипартийная конкуренция, одновременно рядом с партией выстроено Движение в поддержку армии Дмитрия Рогозина, которое было задействовано в путинской избирательной кампании, но его перспективы куда шире, чем роль сугубо политтехнологического проекта. Рогозин – один из наиболее популярных провластных публичных политиков, чья партийная карьера уже была оборвана Кремлем в 2006 году из-за обвинений в недостаточной лояльности. Но сейчас правила игры изменились, и амбициозный политик, претендующий на роль союзника, а не клиента, оказался востребован.

КПРФ может потерять монополию на левом фланге в случае создания «новой левой» партии Удальцова (он поддержал Зюганова на президентских выборах, но явно не вписывается в архаичную структуру компартии). ЛДПР перестает быть единственной партией, которой позволено выдвигать националистические лозунги – конкуренцию ей составят более аутентичные идеологические националисты (от Сергея Бабурина до Константина Крылова), которых Кремль в течение последних лет последовательно не допускал в большую политику. «Справедливая Россия» перестает быть «наименее неприятной» для либералов «проходной» партией, что стало главной причиной быстрого роста ее поддержки на парламентских выборах – напротив, партия может претерпеть серьезную внутреннюю эрозию за счет эволюции ряда ее видных деятелей в сторону левых (Илья Пономарев, отец и сын Гудковы) и, возможно, либералов. «Яблоко» со своей традиционно ригористичной позицией и отказом объединятся с другими партиями окажется вынуждено конкурировать с новыми (и менее имиджево «изношенными») либеральными проектами.

Создается впечатление, что в прежней политической системе эти партии были «подморожены», что давало им гарантированную возможность для существования, но сильно ограничивало перспективы развития. Сейчас партийная система в целом «размораживается», но последствия многолетней вынужденной стагнации дают о себе знать. Это в определенном смысле уравновешивает лучшие стартовые возможности, которыми обладают «старые» партии по сравнению с новыми.

В настоящее время активно продвигается партийный проект Михаила Прохорова, имеющий неплохие перспективы занять ведущие позиции в либеральной части политического спектра и стать центром притяжения как для политиков, так и для других представителей элит, которые пока воздерживаются от участия в партстроительстве. В его активе – мощная «раскрутка» в ходе президентской кампании, эффект новизны, финансовый ресурс, отсутствие аллергии со стороны власти (Путин предложил Прохорову войти в правительство). Кроме того, Прохоров обладает серьезным коалиционным ресурсом – о возможном сотрудничестве с ним заявил Алексей Кудрин, который первоначально рассчитывал сам заняться партстроительством, но сейчас намерен создать собственный фонд.

Кроме «Яблока» и создающейся партии Прохорова, на либеральном фланге действует ПАРНАС, наиболее перспективным лидером которого является Рыжков, обладающий невысоким антирейтингом и способный находить компромиссные решения (что способствовало его выдвижению на роль ведущего московских митингов). Возможно создание партии на основе движения СПС, выделившегося из заведомо провального проекта «Правое дело». Возможно появление и других либеральных партий.

Для внепарламентской оппозиции важно, чтобы количество новых партий не превысило разумные пределы – особенно в условиях, когда избирательные блоки действующее законодательство не разрешает. Но и если блоки будут легализованы, «политическая микробиология» все равно вредна – опыт выборов 1995 года (в парламент прошли 4 избирательных списка из 43) это подтверждает.

В любом случае, в Россию вернулась политика, причем в ситуации, когда власть отвыкла от нее и должна на ходу адаптироваться к новым реалиям. Она остается ведущей, самой «ресурсной» во всех отношениях силой политического процесса, но утратила то безусловное доминирование, которым обладала ранее.

«Качество мотиваций» провластного электората

Существенной угрозой для власти может стать не только активность оппозиции, ориентирующейся на московский средний класс – сама по себе она не приведет к «Тахриру», хотя и способна ослаблять режим. Но обратим внимание на запрос тех избирателей, которые проголосовали за Путина, на качество мотиваций его электората. Это, прежде всего, «ядерный» электорат - миллионы патерналистски настроенных россиян – бюджетников, госслужащих, пенсионеров – которые надеются на государство-благодетеля, способного не только поддерживать стабильность (это понятие в последние годы сильно девальвировано), но и хотя бы понемногу, но последовательно повышать уровень жизни. Тем более, что опыт «тучных нулевых» показал, что это возможно. Государству же придется проводить совсем иную политику - если, разумеется, нефтяные цены не взлетят до $200 за баррель. Возникнет конфликтная ситуация, которую надо будет разрешать политическими методами с участием гражданского общества, с максимальным учетом социальной психологии. Уже сейчас часть этих людей испытывает недовольство, связанное с конкретными раздражителями – и этот «подземный пожар» будет разгораться.

Еще в большей степени это относится к периферийным группам путинского электората. Одни из этих людей, которым «есть что терять», голосуют за Путина, опасаясь хаоса в случае избрания другого кандидата. Другие поддерживают Путина, не видя реальной альтернативы из предложенных кандидатур - его соперников действительно трудно представить в кресле президента – а голосовать протестно им не позволяет ответственность, ощущение, что «мы решаем свою судьбу». И те, и другие испытывают когнитивный диссонанс, внутреннее раздвоение, отсутствие удовлетворенности своим выбором.Такое положение дел не дает Путину даже тех первых «ста дней благодати», которые обычно есть у любых победителей выборов. Это связано не только с позицией его собственных избирателей, но и со скандальным шлейфом думских выборов. Победитель изначально получает мандат только на проведение «поливалентных» реформ, то есть тех, которые принимаются всем обществом. В этой ситуации налаживание нормальных отношений с наиболее динамичными, самостоятельными и (не побоюсь этого уже изрядно «затертого» слова) креативными группами общества – способными, в частности, быть «переговорщиками» в условиях протеста – представляется особенно актуальным. Это для власти делать трудно и некомфортно – что видно из риторики ее представителей – но необходимо.

Что же до раздражителей в сфере политики, то один из них виден уже сейчас. Либерализация партийной системы способна несколько приглушить страсти и дать возможность политикам заняться нормальной работой в сфере партстроительства – а как только возникает конструктивная повестка дня, то становятся ясна ущербность «страшилок» про оппозиционеров как разрушителей (вспомним визит оппозиционных деятелей к Дмитрию Медведеву). Однако создание новых партий, их активное продвижение в публичном пространстве, появление у наиболее успешных из них собственных электоральных рейтингов, превышающих статистическую погрешность, добавит актуальности уже выдвинутому на проспекте Сахарова требованию о проведении досрочных парламентских выборов. Выборы, в которых участвовали всего семь разрешенных партий (а без симулякров и вовсе пять), эти партии не признают легитимными, даже если оставить в стороне обвинения в массовых фальсификациях – а о них будут постоянно напоминать. Кроме того, оппозиция уже сейчас требует досрочных выборов в Мосгордуму (в настоящее время в ней представлены всего 2 партии, причем «Единая Россия» имеет 32 места из 35) и мэра Москвы, что понятно – именно в столице она проявляет наибольшую активность, а несколько активистов «Солидарности» 4 марта стали муниципальными депутатами.

Вопрос о досрочных парламентских выборах чем дальше, тем больше будет переходить в плоскость не декларативных, а реальных требований. Примечательно, что в ходе прошедшей президентской кампании все кандидаты проявляли максимально возможную для них активность, хотя вряд ли кто-нибудь из них всерьез рассматривал свои шансы на президентство. Трое из них являются лидерами партий, которым, как отмечалось выше, предстоит выдержать жесткую конкуренцию на своих электоральных площадках с появляющимися конкурентами – «новыми левыми», либералами, националистами. А четвертый сам намерен в самое ближайшее время создать собственную либеральную партию. Неудивительно, что все они стремились как можно более эффективно использовать пиаровские возможности, предоставленные в ходе кампании, понимая, что такая дополнительная «раскрутка» в условиях перспективы досрочных парламентских выборов может быть весьма полезной. Правда, Владимир Путин пока отвергает возможность проведения таких выборов, но быстрое развитие событий может внести коррективы в планы лидеров страны (как это произошло с декабрьскими планами президентского вето на кандидатуры губернаторов, трансформировавшимися в «мягкий фильтр»).

При этом взаимное непонимание, нежелание слушать и недоверие между властью и внепарламентской оппозицией может привести к драматическим последствиям. С одной стороны, результаты выборов привели к ужесточению риторики и действий оппозиционеров, радикализации ее части, что вызывает отторжение у их умеренных сторонников. В то же время игнорировать протест не может ни один политик, который хотел бы получить голоса либералов – так, Михаил Прохоров не мог ни приехать на Пушкинскую площадь после участия во встрече с Путиным. С другой стороны, жесткие действия власти 5 марта в Москве и Петербурге могут свидетельствовать о ее неуверенности в собственных силах, о фобии, что даже несколько палаток могут привести к российскому Майдану.

Возможность для диалога

В этих условиях особенно востребован политический диалог – нормальный, институционализированный, с приемлемой для обеих сторон повесткой дня. Хорошо, что власть после декабрьских событий отошла от своей многолетней позиции, согласно которой любой шаг навстречу оппозиции воспринимался как недопустимая уступка. Уже есть позитивный опыт переговорного процесса команды Сергея Собянина с организаторами массовых акций оппозиции, когда внешне тупиковые ситуации разрешались путем взаимоприемлемых компромиссов. Вспомним и реакцию Александра Хлопонина на голодовку незарегистрированных кандидатов в депутаты в Лермонтове – благодаря его действиям выборы были отложены и острота конфликта снята.Сейчас решается вопрос о том, может ли власть возглавить процесс политических реформ. Некоторые важные шаги в этом направлении уже сделаны – речь идет о пакете реформ, которые еще недавно предполагалось отложить чуть ли не до греческих календ. Но надо идти дальше – в направлении избрания членов Совета Федерации, создания общественного телевидения на одной из основных «кнопок», разрешения избирательных блоков. Тем более, что существует сильный запрос общества на продолжение политических реформ (свобода слова, печати, соблюдение прав человека, открытая публичная политика), что видно из опросов Левада-центра, приведенных в статье Алексея Левинсона, опубликованной 6 марта в «Ведомостях».

Так, вообще, на «развитие демократии» надеются 39% (ждут «авторитаризма и диктатуры» 15%). Среди 45% населения обнаруживается вера в то, что при новом путинском правлении будет преобладать «открытая публичная политика», а 44% верят, что начнет господствовать «уважение к правам человека». Еще в октябре прошлого года почти 70% населения думали, что после выборов 2012 года в стране начнется «продолжение экономических и политических (так!) реформ». И это при том, что еще тогда политических реформ (исключая снижение избирательного барьера на думских выборах, да и с то с далекого 2016 года) вообще не было. Хотя Медведев и высказывался на этот счет, но осторожность Путина возобладала.

Если власть будет последовательно проводить этот курс, то она может стать не только лидером реформ, но и гарантом их необратимости, то есть получит новую важную неформальную функцию. Кроме того, эти решения позволят хотя бы частично смягчить негативный эффект от скандалов на президентских выборах. Если же возобладают охранительные инстинкты, то инерционный курс способен свернуть политические изменения – но негибкие, архаичные системы в современном мире имеют все уменьшающийся запас прочности. Выбор за властью.

Игорь Бунин - президент Центра политических технологий

Версия для печати