03.05.2012 | Сергей Маркедонов

Эргнетские страсти

В последний день апреля в фокусе информационного внимания оказался сюжет про Эргнетский рынок. Его сегодняшняя актуализация объединяет в себе несколько важных вопросов. Они интересны и в контексте динамики грузино-осетинского конфликта, и в контексте внутриполитического развития частично признанной республики после повторных президентских выборов.

Итак, 30 апреля 2012 года в селе Эргнете прошла очередная встреча в рамках формата, известного, как Механизмы по предотвращению и реагированию на инциденты (МПРИ) на грузино-осетинской границе. Для Тбилиси этот рубеж является административным, поскольку Южная Осетия (в терминологии грузинских официальных лиц и их союзников- «Цхинвальский регион», бывшая Юго-Осетинская АО) является «оккупированной территорией». Для Цхинвали и стоящей за Южной Осетией Москвой граница является межгосударственной. За годы после «пятидневной войны» формат МПРИ в целом себя неплохо зарекомендовал. Будучи ориентированным не на статусные политико-правовые вопросы, а на гуманитарные сюжеты и вопросы безопасности, он сумел приблизить конфликтующие стороны к прагматическому разрешению время от времени возникающих инцидентов (задержание на границе жителей Грузии и Южной Осетии, разминирование территорий и т.п.). По итогам встречи 30 апреля руководитель югоосетинской делегации (он возгавлял ее в течение двух лет) Мераб Чигоев заявил: «Я могу сказать только одно – это было огромнейшей глупостью, когда этот рынок был в свое время закрыт. Потому что там ежедневно общались по несколько тысяч граждан Грузии и Южной Осетии. Если мы найдем точки соприкосновения, и это будет выгодно как одной, так и другой стороне, я лично в этом ничего плохого не вижу».

Заявление Чигоева практически мгновенно вызвало оживленную дискуссию в югоосетинском обществе (от СМИ и интернет-ресурсов до блогосферы). Хотя стоит заметить, что никаких конкретных действий и уж тем более планов или «дорожных карт» по открытию рынка в Эргнети ни Чигоев, ни представители официального Тбилиси не озвучивали. Более того, Шота Утиашвили (глава грузинской делегации) назвал разговоры о возобновлении функционирования рынка «преждевременными», поскольку в связи с избранием нового президента Южной Осетии Леонида Тибилова ожидается обновление делегации этой республики для участия в переговорах в формате МПРИ. Однако остроты ситуации добавил тот факт, что Мераб Чигоев был недавно назначен генеральным прокурором Южной Осетии. Сегодня он рассматривается, как одна из знаковых фигур в команде нового главы частично признанной республики. Отсюда и тот повышенный градус эмоций при обсуждении его «эргнетского тезиса». Чигоев уже получил порцию обвинений и в «сдаче позиций», и в потакании официальному Тбилиси и даже «вашингтонскому обкому», стоящему за спиной грузинского руководства. Но какова в реальности ситуация вокруг «политического рынка» в грузино-осетинском приграничье?

Эргнетская история- крайне интересный и поучительный сюжет, показывающий, насколько возможна кооперация двух враждующих обществ поверх нерешенных статусных вопросов. После вооруженых конфликтов в Закавказье в начале 1990-х годов в этом регионе появилось два рынка, которые стали каналами общения граждан, разделенных этнополитическими конфликтами. Оба пережили сложную и противоречивую эволюцию. Первый функционировал в грузинском Садахло неподалеку от границы с Арменией и Азербайджаном. Он выполнял роль экономического связующего звена между армянами и азербайджанцами. Некоторым западным экспертам (в частности британскому политологу и журналисту Томасу де Ваалу) Садахло виделось, как привлекательный пример для сближения двух народов, и как ресурс для нагорно-карабахского урегулирования. Однако эту роль рынок в Садахло не сыграл, поскольку в 2005 году он был закрыт грузинскими властями. Второй рынок возник в Эргнети. Он позволил наладить торговые связи между Грузией и Южной Осетией после первого вооруженного конфликта 1991-1992 гг. Как верно отмечает Томас де Ваал, низкие цены Эргнетского рынка позволяли «бедным людям сводить концы с концами». Однако «ценой» этого благолепия был уход от налогообложения и торговля контрабандной продукцией. И тем не менее, эта «цена» позволяла двум конфликтующим обществам преодолевать враждебность, выстраивать прагматические отношения. В конечном итоге, это вело к десакрализации конфликта, без чего его конечное урегулирование не представляется возможным.

Однако приход к власти третьего президента Грузии Михаила Саакашвили развернул ситуацию вокруг Эргнети на 180 градусов. Грузинское правительство, не просчитав до конца возможных политических и социальных последствий, взялось за «декриминализацию» приграничных территорий. Рынок под предлогом борьбы с контрабандой и незаконным предпринимательством был закрыт в июне 2004 года. В итоге это не только способствовало потере тысяч рабочих мест и среди грузин, и среди осетин и возведению новых барьеров между ними. Это стало одной из веточек в новый костер этнополитического конфликта, который разгорелся летом 2004 года. Впервые с момента подписания Дагомысских соглашений в 1992 году в Южной Осетии вновь пролилась кровь, что впоследствии предопределило и «пятидневную войну», и российское признание, и новое отчуждение двух народов. Впрочем, Эргнети имеет для югоосетинского общества и иную символику, которая смогла потеснить в массовом сознании позитивное восприятие торгово-экономических контактов. В августе 2008 года оттуда велся минометный огонь по Цхинвали и по миротворческим постам. В этом же селе размещался грузинский миротворческий батальон, который незадолго до «пятидневной войны» был переподчинен Минобороны Грузии, то есть, по сути, перестал соответствовать своим изначальным целям и задачам. Эта символика подогревает алармистские настроения в Южной Осетии, порождает подчас необоснованные страхи и предположения.

Говоря о ситуации вокруг Эргнети, нельзя упускать из виду и внутриполитическое измерение. В частично признанной республике сменилось руководство. И новый президент намерен провести кадровые «чистки», привести во власть свою команду, не связанную с Эдуардом Кокойты. Приход Мераба Чигоева в генпрокуратуру- лишь одно из свидетельств подобных намерений. Сегодня он занял позицию, которую еще в недалеком прошлом занимал Таймураз Хугаев, один из ключевых персонажей в команде предыдущего главы республики. Следовательно, в скором времени мы должны ожидать назначения нового представителя Южной Осетии на переговорах в формате МПРИ. Данный пост также имеет помимо чисто бюрократической символическую «наргрузку». Новый президент уже освободил от должности секретаря Совбеза республики Бориса Аттоева, а также ряд других чиновников. Исполняющим обязанности главы правительства был назначен этнический осетин, бизнесмен из Самары Ростислав Хугаев (у него есть строительная компания «Амонд»). И если судить по реакции блогосферы, то многие сторонники видных оппозиционеров Аллы Джиоевой и Дзамболата Тедеева оценивают приход Хугаева скорее позитивно. В этой связи многие «патриотические выступления» по поводу якобы «предательства» Чигоева или создания «эргентского плацдарма» против Южной Осетии следует рассматривать не только, как частные мнения «возмущенных граждан», но и как часть информационной кампании по дискредитации нового руководства республики. «Коллективный Кокойты» (сохраняющий свои позиции в парламенте и в административном бизнесе) не заинтересован в ослаблении позиций. И «патриотическая мобилизация» в этом случае – наиболее оптимальный способ для контратаки на новую власть.

Но если отвлечься от борьбы за власть и информационных баталий, то следует ли югоосетинскому руководству продвигать тему открытия Эрнетского рынка, уже имея за плечами весь предыдущий противоречивый опыт? Думается, что, как минимум, данный вопрос нельзя оставлять на откуп официальному Тбилиси. Во-первых, следует помнить о том, что в свое время именно закрытие рынка по вине грузинских властей сыграло роль «спускового крючка» в «разморозке» конфликта. И выступая за возобновление торговли между Грузией и Южной Осетией, республиканские власти, будут вести дело к пересмотру именно политических шагов руководства Грузии. В информационном плане это также может принести определенные дивиденды. Во-вторых, необходимо жестко отделить проблему гуманитарных и социально-экономических контактов от вопросов этнополитического самоопределения и статуса. Если первое не просто возможно, а необходимо (закрытость республики не пойдет на пользу ни ей самой, ни России), то второе можно ведь и не увязывать с открытием конкретного рынка. Как говорится, торговля отдельно, статус отдельно. В-третьих, следует усложнять внешнеполитическую повестку дня. Выступая против любых контактов с соседом и подогревая страхи и фобии, югоосетинское общество снижает себестоимость собственного самоопределения. И в самом деле, что это за самоопределение такое, если ему грозят овощи, фрукты и простые челочеческие контакты? Россия тем самым также могла бы показать, что проблема отнюдь не в ее присутствии или т.н. «сдерживании» южных осетин, и что выбор Южной Осетии связан не только и не столько с российскими пушками и танками. Но самое главное заключается в следующем. Любой шаг на эргнетском или всяком другом направлении должен предприниматься не узкой «группой товарищей». Напротив, кулуарные решения крайне вредны, ибо они порождают и неоправданные фобии, и подозрения, и недоверие к власти. Тем паче, что в маленькой Южной Осетии возможности для «секретной дипломатии» крайне ограничены. Следовательно без взаимодействия с активной частью югоосетинского общества не обойтись.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати