29.08.2012 | Сергей Маркедонов

Дагестан: новое потрясение

Слова о нестабильности в Дагестане, самой крупной и многонаселенной северокавказской республике уже давно успели стать трюизмами. Почти что каждый день информационные ленты приносят сообщения о терактах, диверсиях, атаках против представителей правоохранительных структур и военных. Жертвами этих акций становятся высокопоставленные чиновники. В Дагестане министерский пост уже давно не является надежной защитой и гарантией безопасности. Скорее наоборот, это дополнительный фактор риска. Однако второе покушение (первое было предотвращено в 2007 году) на шейха Саида-Афанди аль Чиркави (или Чиркейского), закончившееся его смертью, стоит особняком в этом ряду политических и человеческих трагедий. В силу нескольких причин оно превращается, по сути, в одно из центральных событий в дагестанской общественно-политической повестке.

В первую очередь, следует вне зависимости от личных пристрастий отметить крупный масштаб и значение фигуры погибшего шейха. Не занимая официальных постов в республиканской властной иерархии, он имел значительный неформальный статус, не менее важный, чем иные обладатели чиновных кресел. Саид Абдурахманович Ацаев (имя будущего известного религиозного деятеля при рождении), этнический аварец родился в 1937 году. Уже в возрасте семи лет он потерял отца и, как говорили в те годы, был вынужден рано начать свой «трудовой путь» и «вступить во взрослую жизнь». Известность к нему пришла еще в советское время. В дореволюционный период в восточной части российского Кавказа важнейшую роль в духовной практике играл суфийский ислам. И в годы советской власти во многом благодаря суфийским обществам (тарикатам), группировавшимся вокруг наставника (устаза), исламская религиозная практика в регионе сохранилась. Саид-Афанди Чиркейский был известнейшим в Дагестане духовным наставником. Многие жители республики в шутку сравнивали его роль и значение со статусом Патриарха Московского и Всея Руси для православных христиан России. И в этой шутливой оценке была изрядная доля истины хотя бы потому, что шейх был духовным наставником для значительной части республиканского истеблишмента. Не говоря уже о Духовном управлении мусульман, которое в постсоветский период стало играть роль своего рода министерства по исламу. В интервью газете «Взгляд» известный дагестанский политик и управленец мэр одного из ключевых городов республики Сайгидпаша Умаханов заявил, что у погибшего шейха было более 100 тысяч последователей. Эта же цифра фигурировала в информационных сообщениях о количестве людей, пришедших проститься с Саидом-Афанди аль Чиркави. Даже если считать данные, приводимые Умахановым некоторым преувеличением, то все равно цифра внушительная. И это - не просто сообщество единомышленников. Это люди, организованные и имеющие крепкие социальные связи. От их реакции не в последнюю очередь будет зависеть динамика дальнейшего общественно-политического развития в республике. Прав известный кавказовед Константин Казенин, когда констатирует, что в дагестанской блогосфере сегодня пишут о «лавине» насилия, которую может вызвать убийство известного религиозного деятеля.

В постсоветский период Дагестан оказался разделенным многими межами. Это и этнические проблемы, подогреваемые земельным дефицитом и миграционными процессами (без качественного регулирования и того, и другого). Это и борьба чиновничьих групп за различные сегменты административного рынка, и противоборство «местных дагестанцев» с теми земляками, кто сделал успешный бизнес и построил карьеру за пределами республики, но при этом хотел бы «отдать долги» родному Дагестану. Но среди всех этих размежеваний особую роль играет борьба между суфийским исламом (часто его называют «традиционным», хотя данное определение не вполне корректно, ибо неясно, с какого именно момента надо отсчитывать традиции) и сторонниками салафийи (которых в СМИ называют также не вполне корректно «ваххабитами»). По словам крупного эксперта по изучению ислама в Дагестане Загира Арухова (также погибшего в результате теракта), «ожидалось, что тотальность исламской системы регуляции, ограниченность ислама как социокультурной системы, гибкое взаимодействие с государственной властью - все это даст исламу важные преимущества в условиях социополитической перестройки общества». Однако превращение ислама в фактор стабилизации и объединения не произошло. Во многом в силу того, что сторонники суфийского ислама и салафиты вступили в жесткую конфронтацию, в которой было и есть слишком много нюансов для того, чтобы сводить ее к формату борьбу «плохих парней» против «хороших». И если салафиты в значительной степени оказались втянуты в вооруженное противостояние и экстремизм, то представители официального духовенства «отметились» во многих сюжетах, связанных с административным бизнесом и приватизацией власти. Естественно, все подобные явления провоцируют социально-политическое насилие и радикализм. Заметим также, что помимо «официальных» и «лесных» в Дагестане существуют и легальные исламские общины, неподконтрольные Духовному управлению мусульман республики.

Показательно, как прореагировали на террористическую акцию в отношении известного суфийского лидера исламские радикалы на сайте «Кавказ-центр». Они выпустили информационное сообщение с заголовком: «В Дагестане убит духовный дагестанских сектантов Саид-Афанди Чиркейский». Как говорится, не больше и не меньше. Авторы данного текста представляли погибшего шейха, как проводника интересов Москвы и «русской власти». В реальности же картина не столь проста. Считать официальное духовенство в кавказских республиках некими игрушками в руках Кремля было бы, как минимум некорректно. Напротив, большой проблемой для России является то, что религиозная политика государства в постсоветский период во многом перестала быть таковой. Она оказалась передоверенной республиканским Духовным управлениям. И Дагестан здесь не был исключением. И полагать, что официальное духовенство только и делало, что помогало Москве продвигать начала светской государственности, значит наивно заблуждаться. Во многих местах официальные исламские структуры вели свою игру, и в немалой степени способствовали минимизации светских принципов (особенно на повседневном уровне). Другой вопрос, что они выступали и выступают против распространения салафитских взглядов и подходов к теологии и религиозной практике. И в этом чувствуют себя союзниками Российского государства. И если бы не их позиция в дни «горячего августа» 1999 года по вторжению Шамиля Басаева и Хаттаба в Дагестан, еще неизвестно, чем бы кончилась та история тринадцатилетней давности. Но у всякого сложного вопроса есть много разных измерений. И помощь, которая была оказана РФ тогда, привела к фактическому сосредоточению всей религиозной политики в отдельно взятой республике в рамках Духовного управления. Со всеми известными плюсами и минусами от такой концентрации.

При этом стоит отметить также, что в последние годы и власти республики, и официальное духовенство пытались найти пути примирения с представителями противоположного лагеря (или, правильнее сказать, лагерей) и остановить маховик насилия. Так 15 декабря 2010 года в Махачкале прошел Съезд народов Дагестана, на котором прозвучали призывы подвергнуть коррекции республиканское законодательство по религиозным вопросам. Прежде всего, речь шла о региональном законе «О запрете ваххабизма и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан» (1999). Постпред республики при президенте РФ Гаджи Махачев заявлял тогда, что данный документ противоречит российскому законодательству: «Раз мы находимся в составе России, надо отменить закон». Затем весной 2011 года были предприняты попытки организации диалога между различными направлениями ислама, а в ноябре того же года была создана комиссия по адаптации тех, кто ушел ранее в «лес» к мирной жизни.

Говоря о трагическом убийстве Саида-Афанди Чиркейского, стоит также иметь в виду его личное участие в процессе внутриисламского диалога. В апреле 2012 года представители суфиев и салафитов достигли первой компромиссной публичной договоренности. Роль погибшего шейха в этом процессе (и в поддержке деятельности комиссии, и в подготовке апрельской встречи) трудно переоценить. И очевидно те, кто направил против него террористку-смертницу, прекрасно понимали возможные последствия этой атаки.

И сегодня удержать республику от нового витка разрушительно социально-политического насилия - приоритетная задача властей. Не только и не столько республиканских, сколько Кремля. И если центральная власть (и Кремль, и структуры полпреда) в очередной раз проявят невнятность и пустят ситуацию на самотек, то это будет еще одной фундаментальной ошибкой. Легче всего пронести очередную порцию заклинаний про «мировой терроризм» и необходимость наказания «организаторов и вдохновителей» преступления. Намного сложнее удержать представителей различных лагерей и от акций возмездия, и от новых терактов и диверсий. И вообще, наращивание российского государственного присутствия на Кавказе в целом и в Дагестане в частности - это уже перезревшая задача. Речь, конечно же, не идет о наращивании новых чиновничьих синекур, а о продвижении российской законности и правового порядка. Постановка этой задачи выглядит почти утопичной в сегодняшних условиях, ибо центральная власть занята многими вещами (обличением слабой и разрозненной оппозиции, например), но не укреплением институтов и качества управления. И, конечно, никуда не уходит из повестки дня задача выработки более качественной религиозной политики, которая будет направляться самим государством, а не его «доверенными группами» или «отдельными лицами». Впрочем, для этого нужна самая малость - работающее государство, а не корпорация кормленцев от бюджета.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати