13.12.2012 | Сергей Маркедонов

Минский миротворец

Белорусскому президенту Александру Лукашенко не привыкать выступать с оригинальными и экстравагантными инициативами. 11 декабря он обратился к руководству Грузии с предложением вернуться в СНГ и активизировать процесс нормализации отношений не только с Россией, но также с Абхазией и Южной Осетией. Чем вызван подобный всплеск миротворческой активности? И какие последствия он может иметь?

На первый взгляд, эмоциональное выступление Лукашенко выглядит, как хорошо подготовленная рекламная акция. В 2013 году Белоруссия будет председательствовать в Содружестве независимых государств (СНГ). Сегодня интерес к этой структуре заметно снизился. Для России СНГ потерял свое прежнее значение. Свою роль «инструмента цивилизованного развода» (как определил его Владимир Путин еще в 2005 году) Содружество в целом выполнило. У Москвы сегодня на первом плане совсем иные приоритеты - Таможенный союз и в перспективе создание Евразийского союза. СНГ же рассматривается, скорее, как клуб руководителей бывших союзных республик, площадка для обсуждения широкого спектра гуманитарных вопросов, таких как подготовка к 70-летнему юбилею Победы в Великой Отечественной войне, но никак не перспективный интеграционный проект. На этом фоне белорусский лидер пытается повысить свою политическую капитализацию, выступив в роли посредника между Москвой и Тбилиси. Прагматичная осторожность и отстраненность от событий «пятидневной войны» 2008 года позволяют Лукашенко примерить на себя тогу миротворца. Впрочем, эта роль удобна и для российского руководства, поскольку позволяет не спешить с собственными инициативами, а лишь реагировать на некие предложения со стороны. И для Грузии есть возможность для сохранения лица (в особенности в условиях внешнеполитического «двоевластия»), ибо для нового правительства существует немалый риск получить обвинения в поспешной «сдаче позиций» Кремлю. Иное дело – реакция на предложения белорусского «Батьки», с которым и у Саакашвили были неплохие личные отношения.

Однако помимо стремления использовать СНГ для укрепления своих позиций на постсоветском пространстве инициатива Лукашенко поднимает целый ряд более важных вопросов. Так, белорусский президент высказал мнение, что в случае разрешения споров между Тбилиси с одной стороны, а Сухуми и Цхинвали с другой «Москва перекреститься», ибо своих территорий у России и без двух бывших автономий Грузинской ССР предостаточно. Но насколько реален гипотетический размен Абхазии с Южной Осетией на благосклонность Грузии с последующей сменой геополитического вектора? Такая картина, может быть, и выглядит привлекательной, однако при первом же соприкосновении с реальностью, все ее краски почти мгновенно поблекнут. Во-первых, помимо интересов Москвы, Тбилиси, Минска, а также США и Евросоюза есть позиции, о которых «большие игроки» часто забывают. Речь, конечно же, о подходах абхазов и южных осетин. При их рассмотрении упускается из виду, что Россия далеко не всегда занимала их сторону. История российско-абхазских отношений помнит блокаду, которую против Абхазии совместно проводили Москва и Тбилиси. Было и дипломатическое давление, и навязываемый проект «общего государства». Тот же Кремль в свое время резко негативно отзывался и на учреждение президентских постов в обеих непризнанных республиках, и на принятие ими собственных конституций, ибо эти шаги шли в русле одностороннего определения статуса этих образований вне переговорного формата. Москва долгие годы держалась за статус-кво, не реагируя на многочисленные просьбы абхазов и осетин о признании их государственности. Однако все это не сделало две республики сговорчивей и не заставило их принять юрисдикцию Грузии. Так откуда же уверенность, что в случае смены настроений в Москве Абхазия и Южная Осетия вдруг встанут на колени, как хочет это сделать белорусский лидер, упрашивая своих грузинских партнеров вернуться в СНГ? Спору нет, решение о признании государственности двух бывших автономий Грузинской ССР было и остается рискованным и амбивалентным. С одной стороны, Россия показала готовность к защите своих интересов, но с другой создала правовой прецедент пересмотра межреспубликанских границ, который потенциально может быть использован и против нее. Однако изменить решение от 26 августа 2008 года в угоду неочевидным приобретениям (а СНГ, повторимся, перестало быть, интеграционным приоритетом РФ) значило бы пойти на колоссальные политические издержки. Опасные, кстати сказать, и для Александра Лукашенко. Ведь откажись Москва от Абхазии с Южной Осетией, это означало бы, что для нее ее союзники не стоят ни гроша. Надо ли говорить о том, до какой отметки опуститься «кредитный рейтинг» Москвы в таком случае?

Но даже если российское руководство пренебрежет всеми этими резонами, то никакой гарантии в торжестве грузинской интеграции не будет. Абхазия и Южная Осетия вот уже почти два десятилетия находятся вне правового и политического пространства Грузии. За это время они обзавелись своими атрибутами власти. И даже, несмотря на значительную роль России в их экономическом восстановлении и обеспечении безопасности у них присутствует своя собственная повестка дня. И вхождение в состав Грузии она не предполагает. Военных ресурсов для установления контроля над ними у Тбилиси нет (блицкриг маловероятен, а любой затяжной конфликт будет опасен для самого Грузинского государства), а мирные проекты, нацеленные на конечное «восстановление территориальной целостности» для элит де-факто образований не интересны.

Впрочем, инициатива Лукашенко интересна не только в кавказском контексте. Она представляет интерес для рассмотрения общих тенденций эволюции и трансформации постсоветского пространства. Уже стало трюизмом говорить о том, что Москва и Минск имеют тесные двусторонние отношения. Более того, с формальной точки зрения РФ и Белоруссия являются частями одного Союзного государства, которое, правда, за годы своего существования так и не обзавелось общим президентом и правительством, не говоря уже о валюте. Однако все это не отменяет ни национального эгоизма, ни собственных отличных от Москвы устремлений ее главного евразийского партнера. Для этого у него есть немало резонов. Некоторая дистанция от России (как это было в случае с отказом от признания Абхазии и Южной Осетии) позволяет ему удерживать свое эксклюзивное положение в Белоруссии. Лукашенко болезненно воспринимает любую уступку Москве, как некий прецедент, за которым может последовать и более активное проникновение российского бизнеса в белорусскую экономику (что в Минске рассматривают и как угрозу личной власти «Батьки»). При всей своей интеграционной риторике по части государственного строительства президент Белоруссии сделал много больше, чем многие его коллеги по СНГ, увлеченные политической этнографией, копанием в истории и эмоциональными пикировками с Москвой. И поддерживать прецеденты пересмотра межреспубликанских границ он, как глава страны - бенефициария Беловежских соглашений, не хочет. Нельзя игнорировать и собственную динамику двусторонних белорусско-грузинских отношений, которая для Минска также важна. Следовательно, надеяться на то, что в своих инициативах белорусский «Батька» будет думать о некоем «славянском братстве» или альтруистической помощи Москве не приходится. Интеграция интеграцией, в свой интерес (понимаемый как национальный) для Лукашенко будет на первом месте. На грузинском или любом другом направлении.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати