17.06.2013 | Алексей Макаркин

Хасан Рухани и иранская политика

Иран уже в третий раз в современной истории преподносит электоральные сюрпризы на президентских выборах. В 1997 году эксперты считали фаворитом консерватора Али Акбар Натег-Нури, являвшийся спикером парламента (предыдущий президент, Али Акбар Хашеми-Рафсанджани, был избран на эту должность с поста спикера), тогда как победителем стал Мохаммад Хатами, в течение десятилетия занимавший второстепенный пост министра культуры, а последние пять лет перед выборами возглавлявший национальную библиотеку. А в 2005 году признанный «тяжеловес» Рафсанджани проиграл Махмуду Ахмадинежаду, куда менее известному политику, до этого являвшемуся мэром Тегерана и не зарекомендовавшего себя ничем кроме крайнего консерватизма и популистской риторики.

Теперь же фаворитами кампании считались секретарь Высшего совета национальной безопасности Саид Джалили и мэр Тегерана Мохаммад Бакер Галибаф, по общему мнению экспертов, сделавший для города куда больше, чем его предшественник Ахмадинежад. Однако победителем – причем уже в первом туре – стал Хасан Рухани, покинувший пост секретаря Высшего совета национальной безопасности еще в 2005 году, после победы на выборах Ахмадинежада. Несмотря на это, он оставался в составе иранского истеблишмента, хотя и на его относительной периферии – в качестве члена Совета экспертов, избирающего из своего состава рахбара – пожизненного духовно-политического лидера страны, которым в настоящее время является аятолла Хаменеи.

Иранская демократия

Непредсказуемость результатов ряда иранских президентских избирательных кампаний способствовала распространению мнения о том, что политическая система этой страны демократичнее, чем в России, где победителя (с 2000 года) можно назвать еще до начала кампании. Действительно, иранскую политическую систему можно причислить к «нелиберальным демократиям», в которых – в отличие от жестких авторитарных структур типа саддамовского Ирака или асадовской Сирии – существует внутренняя политическая конкуренция. Это обеспечивает режиму более высокую степень эластичности и, следовательно, стабильности – в условиях реально конкурентных выборов избирателя могут отказать в доверии любой группе правящей элиты и привести на пост президента представителя другой группы, выдвигающей альтернативную программу как в экономической, так и в политической сферах. Так было во время всех президентских избирательных кампаний с непредсказуемым результатом.

Однако сравнение иранского режима с Россией возможно лишь с учетом двух важных факторов.

Во-первых, цена победы (и, соответственно, поражения) на президентских или парламентских выборах в Иране существенно меньше, чем в России. Иранский президент является фактически «человеком номер 2», имея меньше полномочий, чем рахбар, являющийся реальным лидером страны и главным арбитром в политических конфликтах. Президент может быть отстранен от должности в результате парламентского импичмента (это произошло с первым президентом Абольхасаном Банисадром в 1981 году; кроме того, импичментом парламент нынешнего созыва угрожал Ахмадинежаду). Фактически иранский президент является всенародно избираемым премьер-министром, причем лишенным возможности самостоятельно формировать правительство – кандидатуры всех его членов подлежат одобрению парламентом, который активно пользуется правом отклонить неугодных претендентов. Правда, у президента остается возможность самостоятельно назначать вице-президентов и высокопоставленных сотрудников своей администрации, но и здесь есть некоторые ограничения. Так, после выборов 2009 года Ахмадинежад назначил первым вице-президентом своего ближайшего соратника Эсфандияра Рахим-Машаи, который ранее примирительно высказался в отношении израильского народа, что вызвало резкое неприятие ультраконсерваторов. Несмотря на то, что Рахим-Машаи демонстративно заявил «Израиль – самое проклятое название. Тысячу раз я говорю: смерть Израилю!», но исправить ситуацию не смог. В результате он провел на посту первого вице-президента всего несколько дней, и под давлением Хаменеи был перемещен на менее статусную должность руководителя администрации президента.

Даже достижение результатов, которые, на первый взгляд, могли бы позволить президенту проводить полностью самостоятельную политику, на самом деле не позволяет добиться ему политического доминирования. В первое президентство Хатами реформаторы победили на муниципальных и парламентских выборах, но это не слишком им помогло, так как им объективно противостояли как Хаменеи, так и могущественные силовые структуры, и судебная система, контролируемая влиятельным консервативным духовенством.

Во-вторых, состав участников иранской электоральной политики резко и искусственно ограничен. После революции 1979 года из политической жизни страны были исключены все сторонники иранской монархии, не только занимавшие значимые посты в 1953-1979 годах (от свержения либерального премьера Мохаммада Моссадыка до падения шахского режима), но и являвшиеся рядовыми членами прошахской партии «Растахиз». Многие видные деятели прежнего режима были казнены или оказались в эмиграции.

Затем настала очередь либеральной части политического спектра – наследников Моссадыка, находившихся в последовательной оппозиции шахскому режиму, выступавшие за светское демократическое государство и уже в ходе революции поддержавших Хомейни. Единственными либералами, которые на полулегальных основаниях продолжали действовать в Иране после 1979 года, стали члены организации «Движение за свободу Ирана», стремящейся соединить либеральную идеологию и исламское учение. Однако и ее лидеры, начиная с первого послереволюционного премьер-министра Мехди Базаргана, не были допущены к президентским выборам. У движения была небольшая фракция в парламенте, избранном в 1980 году, но уже спустя четыре года под сильнейшим давлением со стороны консервативных групп оно было вынуждено отказаться от участия в парламентских выборах.

Из политической жизни исключены и все левые политические силы, которые быстро вошли в конфликт с исламским режимом. Среди них были как ориентированные на СССР коммунисты, так и леворадикальная Организация моджахедов иранского народа (ОМИН), входившая в число наиболее активных противников шахского режима и быстро начавшая вооруженную борьбу против Исламской республики. Временным союзником ОМИН был даже президент Банисадр, вынужденный бежать из страны после импичмента – и в эмиграции некоторое время продолжавший сотрудничать с «моджахедами». Борьба хомейнистов и ОМИН носила жестокий и непримиримый характер – «моджахеды» в 1981 году совершали террористические акты, в результате которых погибли второй президент страны (Мохаммад Али Раджаи), премьер-министр, председатель Верховного суда, ряд других видных деятелей режима, был ранен будущий рахбар Хаменеи. В ответ расстреливались сотни активистов ОМИН, которая в результате борьбы перешла на сторону военного противника Ирана, Саддама Хусейна, и тем самым была полностью дискредитирована в глазах иранского общества.

И, разумеется, к участию в политической жизни Ирана не допускаются курдские национальные организации, которых тегеранские власти обвиняют в сепаратизме.

Реформаторы и консерваторы

В результате в иранской политической жизни остается лишь сообщество последователей Хомейни, которые под руководством основателя режима прошли многочисленные испытания – революцию, многолетнюю кровопролитную войну с Ираном, борьбу против внутренней оппозиции. Об этом свидетельствуют, в частности, биографии шести кандидатов в президенты, участвовавших в выборах 2013 года. Избранный президент Рухани занимал в 1980-е годы высшие военные посты – был членом Высшего совета обороны, заместителем командующего вооруженными силами на ирано-иракском фронте, а на последнем, наиболее успешном для иранской стороны этапе войны, командующим Военно-воздушными силами. Галибаф командовал дивизией во время ирано-иракской войны, Мохсен Резаи тогда же занимал более высокий пост командира Корпуса стражей исламской революции (КСИР), Саид Мохаммад Гарази в этот же период был министром нефти, а затем министром почт, телеграфа и телефона. Али Акбар Велаяти возглавлял министерство иностранных дел в течение почти всего правления Хомейни. Единственным кандидатом в президенты, не занимавшим значимых постов при Хомейни был Джалили, который был в то время слишком молод. Но и он участвовал в войне, был тяжело ранен (потерял ногу) и стал протеже уже следующего лидера, Хаменеи.Но даже в этой ситуации режим сохраняет возможности «отводить» от участия в выборах кандидатов, которые, с точки зрения рахбара, являются угрозой для внутриполитической стабильности.

Наблюдательный совет может отвести от участия в выборах любого кандидата, причем по очень широким основаниям. Так, на старте нынешней избирательной кампании из числа кандидатов были исключены два влиятельных политика – бывший президент Рафсанджани и неудавшийся первый вице-президент Рахим-Машаи, соответственно, неформальный лидер реформаторов и ставленник Ахмадинежада. Правила игры в иранской политике носят в значительной степени неформальный характер – поэтому никто из «обиженных» не предпринимал серьезных попыток опротестовать это решение. Рафсанджани поддержал Рухани, а Рахим-Машаи – Джалили, как наиболее близкого к Ахмадинежаду кандидата-консерватора.

Еще один неформальный принцип – избрание президента фактически на два срока (при невозможности баллотироваться на третий без перерыва) – поэтому Хаменеи поддержал переизбрание и Хатами, и Ахмадинежада, несмотря на существенные разногласия с ними, накопившиеся за период их первых президентских сроков. В свою очередь, попытка реформаторов в 2009 году серьезно конкурировать с президентом была, насколько можно судить, негативно воспринята в окружении Хаменеи и привела к стремлению любой ценой обеспечить победу Ахмадинежаду (от злоупотреблений при подсчете голосов до жесткого подавления оппозиционного движения). Сейчас же демонстративное дистанцирование Хаменеи от всех кандидатов привело к тому, что все кандидаты получили возможность для свободной конкуренции, а голоса избирателей считали честно.

Конкуренция внутри «хомейнистского» сообщества связана во многом с тем, что еще с 80-х годов в его рамках действуют сторонники разных взглядов на политические и экономические процессы, хотя и в рамках исламистского консенсуса. К середине 90-х годов, после окончания ирано-иракской войны (следствием чего стало прекращение действия чрезвычайных мер в экономической сфере), окончательно сформировались два основных течения. Реформаторы выступали за государственный контроль над экономикой, расширение политических свобод и нормализацию отношений с Западом. Для них ключевым является принцип свободы, который привел их в радикальную оппозицию жестко авторитарному шахскому режиму, а после окончания войны привел к разногласиям со сторонниками «жесткой руки». Хотя представлять всех реформаторов идеалистами было бы неверно – к ним, особенно в правление Ахмадинежада, присоединились и прагматики типа Рафсанджани, которые за время своего пребывания у власти скопили немалые состояния и хотели бы обезопаситься от возможного конфликта с Западом, угрожающего режиму крахом. Они хотели бы вписаться – хотя и на своих условиях – в мировую элиту, а не находиться в положении изгоев.

В свою очередь, консерваторы являются ярко выраженными традиционалистами, связанными при этом с крупными представителями торгового рыночного сектора экономики (в том числе знаменитого тегеранского базара). Они считаются сторонниками развития частной инициативы и ограничения политических свобод в сочетании с антизападным курсом во внешней политике и борьбой за моральные устои, их покровителем считается Хаменеи. В 2005 году консерваторы победили на президентских выборах, в 2007-м – на парламентских и, тем самым, отодвинули реформаторов на политическую периферию. Но их триумф обернулся расколом – из рядов консерваторов выделилась неоконсервативная группа президента Ахмадинежада, которая быстро вступила в конфликт с традиционалистами. Ахмадинежад выступал за ведущую роль государства в экономике, а его антизападничество носило слишком амбициозный и конфронтационный характер по сравнению с представлениями консерваторов. Президент старался апеллировать к широким слоям населения (как политик-популист) и к силовикам, в среде которых у него имелись значительные связи – сам Ахмадинежад во время ирано-иракской войны был членом ополчения «басидж», продолжающего играть роль в политике Ирана. И в существенно меньшей степени к консервативному духовенству, раздражение которого вызывала своего рода «постмодернистская» стилистика президента и его окружения, пытавшихся соединить несовместимые с точки зрения консерваторов элементы. Так, Рахим-Машаи обвинялся в легкомысленном отношении к исламской ортодоксии и, одновременно, в повышенном интересе к доисламскому периоду истории Ирана (который еще шах Мохаммад Реза Пехлеви пытался противопоставить исламской традиции, что вызывало резкое неприятие со стороны Хомейни).

Новый президент

В условиях раскола консервативного лагеря реформаторы получили шанс – тем более, что им удалось консолидироваться вокруг фигуры Рухани, который выглядел фигурой, приемлемой как для всех умеренных политических сил, так и для Хаменеи (для последнего - из-за невысокого влияния Рухани в политической системе). Новый президент принадлежит к элите иранского духовенства, с молодых лет участвовал в антишахском движении, был соратником Хомейни, который делегировал его в армию, подвергшуюся масштабной постреволюционной «чистке». Вскоре после окончания ирано-иракской войны Рухани покинул армию и стал секретарем Высшего совета национальной безопасности при президентах Рафсанджани и Хатами. Одновременно он возглавлял Центр стратегических исследований Ирана при Совете по целесообразности принимаемых решений (этим органом сейчас руководит Рафсанджани). В 2000 году вошел в состав Совета экспертов. В 2003-2005 годах руководил делегацией Ирана на переговорах по иранской ядерной программе, в связи с чем его прозвали «шейхом-дипломатом». В эти годы Иран частично приостановил работы в рамках ядерной программы на некоторых объектах и проявлял явное желание найти компромисс с Западом (разумеется, при условии гарантии права Ирана на «мирный атом» - это положение является консенсусным для иранской элиты).

В качестве аргумента в пользу «прозападных» настроений Рухани также приводится получение им докторской степени в Каледонском университете в Глазго (Великобритания) в 1990-е годы. Действительно, такой поступок свидетельствует об определенной открытости Рухани к «западным веяниям», хотя преувеличивать его значение не следует. В Британии докторскую степень получил, например, и консервативный иранский политик Ахмад Тавакколи.

Другой зарегистрированный кандидат из реформаторского лагеря, бывший первый вице-президент при Хатами Мохаммад Реза Ареф, снял свою кандидатуру по настоянию бывших президентов Рафсанджани и Хатами – это сделало возможным победу Рухани в первом туре, чтобы не допустить консервативной мобилизации в межтуровый период. Высокий уровень безработицы и инфляции, экономические проблемы, усугубившиеся в связи с санкциями Запада против Ирана, привели к росту поддержки реформаторов, обещавших найти компромисс с западными странами и проводить более рациональный курс в области экономики. Таким образом, Рухани стал победителем, получив более 18,6 млн голосов избирателей, а трех консервативных кандидатов (Галибафа, Джалили и Велаяти) получили в сумме поддержку примерно 12,5 млн избирателей. Еще свыше 4 млн высказались в поддержку Резаи и Гарази, которых можно условно отнести к числу центристов.

Характерно, что сторонник наиболее жесткого курса в отношении Запада, Джалили, занял лишь третье место – тем самым иранское общество продемонстрировало нежелание идти по пути изоляционизма и балансирования на грани жесткого конфликта с США и Европой. Галибаф, который, принадлежа к консервативному лагерю, одновременно позиционировал себя в качестве модерниста и сторонника диалога с Западом (хотя и не столь активного, как Рухани), остался вторым, но с существенно меньшей поддержкой избирателей, чем ожидалось. Для реформаторов он остался «чужим» (особенно с учетом жесткой консервативной линии, которой он придерживался в качестве начальника полиции), а для части консерваторов выглядел слишком «модернистски». Кроме того, мэр успешной столицы вызывал отторжение у жителей депрессивных регионов – значительная часть из них предпочла Рухани, выступавшего за более справедливую экономическую политику и борьбу с коррупцией.

Итоги иранских президентских выборов – при всей ограниченности возможностей президента – свидетельствуют о том, что иранское общество вновь, как и в 1997 году, оказывает доверие сторонникам большей открытости страны – этот фактор не могут игнорировать и консерваторы. Возможно смягчение позиции страны по атомному вопросу, но при этом пределы коррекции курса будет определять Хаменеи. Еще более сложный вызов во внешней политике, стоящий перед Рухани – сирийский конфликт. Расширение иранского вмешательства в него может привести к дальнейшему росту противоречий с Западом, а более мягкий курс – вызвать обвинения со стороны консерваторов в «сдаче» Башара Асада.

Алексей Макаркин - первый вице-президент Центра политических технологий

Версия для печати