08.08.2013 | Сергей Маркедонов

Пятая годовщина пятидневной войны

В последние пять лет в августовских дискуссиях неизменно поднимается закавказская тема. Сегодня острота эмоций по поводу событий «горячего августа» 2008 года значительно снизилась. Профессиональные предсказатели уже не столь активны в занятиях политической синоптикой, то есть составлением прогнозов о повторении «пятидневной войны» в очередном августе. Кавказские сюжеты вытеснены с первых строек информационных лент и газетных заголовков сообщениями и репортажами о положении дел на Ближнем Востоке, в Центральной Азии и в Афганистане…

Впереди переформатирование натовской (фактически американо-британской) афганской операции, которое порождает намного больше вопросов, чем готовых ответов. Многие герои или антигерои (все зависит от угла рассмотрения) пяти дней пятилетней давности либо оставили свои посты, либо близки к уходу из большой политики. Южную Осетию уже не возглавляет Эдуард Кокойты, ушел из жизни второй президент Абхазии Сергей Багапш. В заключении пребывает один из главных «ястребов» и серых кардиналов грузинской политики, бывший глава МВД и руководитель правительства Вано Мерабишвили. Заочно приговорен к заключению другой участник «ближнего круга» грузинского президента экс-министр юстиции Зураб Адеишвили. Да и сам Михаил Саакашвили дожидается президентских выборов и ухода с поста главы государства после значительного урезания властных полномочий и перераспределения их в пользу премьер-министра. Американская администрация во главе с Бараком Обамой в отличие от команды Джорджа Буща-младшего не рассматривает президента Грузии, как образцового демократического реформатора. И даже напротив, несмотря на значительную помощь в афганской операции (контингент кавказской республики является самым многочисленным из подразделений стран-союзников НАТО, не являющихся членами Альянса), Вашингтон предлагает Тбилиси раз за разом сдавать новые тесты. Сначала парламентские, затем президентские выборы. Да и в России о «тандеме» Путин-Медведев вспоминают нечасто. И по большей части, эксперты или журналисты. Хотя именно фамилия Дмитрия Медведева стоит под указом о признании независимости двух бывших автономий Грузинской СССР.

Однако интерес к геополитической динамике на Южном Кавказе по-прежнему силен. Следовательно, и обращение к «горячему августу-2008» в контексте сегодняшних событий представляется обоснованным. В какой степени события пятилетней давности продолжают определять нынешнюю повестку дня? Что изменилось с тех пор, и в каком направлении развиваются эти изменения?

Многие авторы, оценивая значение «пятидневной войны» по горячим следам этого события, спешили с выводами и пытались представить его, как некий геополитический сюрприз, потрясший и шокировавший весь мир. В действительности же пять дней «горячего августа» были, хотя и важными, но все же звеньями в цепи под общим названием «трансформация регионального статус-кво». Первый статус-кво на Большом Кавказе отразил реалии распада Советского Союза. Только неисправимому оптимисту могло прийти в голову, что такой распад и образование на обломках некогда единой страны новых наций-государств может пройти в строгом соответствии с рубежами, начертанными партийными и советскими руководителями. Рубежи ушли вместе с КПСС как системой власти и управления (гарантировавшей их соблюдение), оставив вместо себя оспоренные суверенитеты, спорные границы и конфликтующие гражданские, политические и этнические идентичности. Провозгласить независимость оказалось совсем не тем же самым, что обеспечить лояльность новых граждан новых государственных образований. В итоге на Южном Кавказе вместо трех государств, признанных международным сообществом, появилось еще 3 непризнанных республики, а в течение шести лет на Северном Кавказе существовала и четвертая - «Чеченская Республика Ичкерия», не говоря уже про провальные попытки самоопределения по обе стороны хребта.

Естественно, у этого первого статус-кво были не только свои приверженцы, но и горячие противники, стремившиеся к ревизии этого наследства. В 1999-2000 гг. Москва взяла реванш за Хасавюртовские соглашения 1996 года, хотя и сегодня проблема интеграции Чечни в общероссийское пространство далека от своего решения. В 2004-2008 гг. Грузия сделала ставку на полный пересмотр условий, которые завершали горячую фазу двух этнополитических конфликтов в Абхазии и в Южной Осетии. Последняя республика рассматривалась, как «слабое звено», и процесс пересмотра правил игры, начертанных в Дагомысских соглашениях (1992), происходил ускоренными темпами по сравнению с абхазским направлением. «Горячий август» 2008 года практически полностью затмил начало «разморозки» конфликта в мае 2004 года. Между тем, путь к августовской трагедии пятилетней давности начинался с размещения подразделений спецназа МВД Грузии, не предусмотренных прежними договоренностями, а затем и первого после прекращения огня в 1992 году военного противоборства грузинской и югоосетинской стороны (8-19 августа 2004 года). Именно с этих событий и в течение последующих четырех лет тактика «мелкого фола» стала в Южной Осетии повседневной реальностью, пока количество не перешло в качество.

«Разморозка» конфликта, угрожающая эксклюзивным интересам Москвы, заставила российское руководство четко определиться и, в конечном итоге, обусловило и жесткие ответные действия, и признание двух бывших автономий Грузинской ССР, и участие в разрушении старого статус-кво.

Однако за последующие пять лет Россия не проводила каких-либо наступательных геополитических действий ни в пределах Кавказа, ни на постсоветском пространстве в целом, хотя недостатка в прогнозах на эту тему в августе 2008 года не было. В этом контексте можно вспомнить и о том, что не произошло эскалации межгосударственного противостояния с Украиной, открыто симпатизировавшей Грузии. Более того Большой договор между Киевом и Москвой был пролонгирован. В 2010 году даже западные партнеры Москвы были готовы к той или иной степени вмешательства РФ в Центральной Азии (ситуация в Киргизии), но Кремль не решился на это. В том же 2010 году РФ договорилась о демаркации и делимитации госграницы с Азербайджаном, несмотря на то, что у этого решения были и есть критики, прежде всего, по части «цены вопроса» (дагестанские анклавы на азербайджанской территории). Москва фактически сыграла роль селективного ревизиониста, реагирующего жестко на вытеснение ее из сферы ее интересов, но не предлагающего кардинально новой повестки дня. Интеграционные идеи (Таможенный Союз и Евразийский Союз) стали попыткой выхода из постсоветской шинели, в которой идеи общего прошлого подменяли прагматические резоны. Другой вопрос, в какой мере эти идеи продуманы, просчитаны и привлекательны для потенциальных партнеров. Но само их наличие свидетельствует не о «ресоветизации», а о попытках выстроить отношения с бывшими республиками СССР не по общему аршину, а индивидуально.

Следует особо отметить тот факт, что признав независимость Абхазии и Южной Осетии, Россия не стала разыгрывать комбинации по поводу дальнейшего ослабления Грузии, будь то сценарии дестабилизации в армянонаселенном Самцхе-Джавахети или выращивание неких пророссийских сил. Опять же, в 2008 году недостатка в прогнозах на эту тему не было. В то же самое время никакой конструктивной программы для Тбилиси у Москвы нет. Но и у Тбилиси нет такой программы, которая могла бы устроить Москву. Признание Абхазии и Южной Осетии делает такие программы невозможными. Однако общий запрос на прагматизацию отношений, десакрализацию конфликта и снижение уровня враждебности имеется. Грузия пытается отойти от крайностей внешней политики Саакашвили и вернуться к более сбалансированным отношениям с северным соседом. Ставка на превращение Тбилиси в магнит для северокавказских национальных движений не сработала, несмотря на демонстративное признание «геноцида черкесов» (май 2011 года), отмену виз и регулярные конференции по поводу кавказского единства под эгидой Грузии.

Более того, прошлогодние события в Лопотском ущелье недвусмысленно показали, что провал России на Северном Кавказе чреват для самого Грузинского государства. Если РФ теоретически может «прекратить кормить Кавказ», то у Грузии просто нет географического пространства в виду отсутствия собственных Урала и Сибири. В случае коллапса России на Северном Кавказе эти проблемы почти автоматически станут грузинскими внутренними и внешнеполитическими вызовами. При всех сложностях в отношениях с Кремлем Запад также не приветствовал северокавказские комбинации Грузии. Скорее, напротив, отнесся к ним с осторожностью. Добавим к этому и снижение личной поддержки третьему президенту Грузии, что, правда, не отменяет политической поддержки самой кавказской республики и ее территориальной целостности.

Как следствие и попытки нового грузинского правительства Иванишвили наладить общение посредством контактов с предстоятелем Грузинской православной церкви, и начало прямых двусторонних дипломатических встреч (Григорий Карасин - Зураб Абашидзе), и открытие российского рынка для грузинских товаров. Нормализация без конкретных результатов. После «разморозки конфликтов» и прекращения дипломатических отношений - не самый плохой результат. Его дальнейшую траекторию трудно прогнозировать, ибо сама конфигурация «Грузии после Саакашвили» не слишком понятна. Слишком много вопросов пока не имеют ответов. Выполнит ли свое обещание Бидзина Иванишвили и покинет ли пост премьера после выборов президента? Насколько успешными окажутся конституционные реформы? Как сложится судьба самого Михаила Саакашвили? Между тем, реализация каждая из обозначенных пунктов в ту или иную сторону (все вместе и по отдельности) чревата серьезными и непредсказуемыми поворотами.

Все это заставляет осторожничать и США вместе с Европейским Союзом. С одной стороны, и в 2013 году, как и пять лет назад Запад поддерживает Грузию по таким базовым вопросам, как территориальная целостность страны, ее кооперация с НАТО и европейская интеграция. С другой стороны, вся эта поддержка не тождественна безграничному кредиту доверия для Саакашвили. И США, и ЕС интересует сегодня не столько личная судьба главы Грузинского государства, сколько политическая предсказуемость союзника и мирная смена власти в стране. Не стоит забывать, что за весь постсоветский период Грузия так и не пережила опыт мирной смены одного первого лица другим. Отсюда и отсутствие конкретных гарантий по поводу вступления в НАТО. Есть риторический статус «аспиранта Альянса», но относительно сроков предоставления ПДЧ (Плана действий по членству) ясности нет. Во многом по схожему сценарию развивается и история с подписанием Соглашения об Ассоциации с ЕС. В ноябре 2013 года в ходе саммита ЕС и стран «Восточного партнерства» в Вильнюсе документ будет лишь парафирован, хотя грузинский президент неоднократно представлял дело так, будто бы речь пойдет о подписании. Но парафирование и подписание - это не одно и то же. Вслед за парафированием соглашения в столице Литвы стартует процедура одобрения Соглашения парламентами стран-участниц Евросоюза, что означает не «конец истории», а новый этап большого пути.

В «грузинской точке» интересы России с одной стороны, а США и ЕС с другой по-прежнему расходятся. Однако сегодня отнюдь не кавказские сюжеты создают главные сложности в отношениях между Москвой и Западом. В 2013 году намного важнее ситуация вокруг Сирии, внутриполитическая динамика в самой России, а также новый шпионский скандал вокруг бывшего сотрудника ЦРУ и АНБ Эдварда Сноудена, получившего временное пристанище в РФ (скоро у нас будет возможность проверить правильность формулы о том, что нет ничего более постоянного, чем временное). И хотя идея бойкота сочинской Олимпиады озвучена пока лишь сенатором-республиканцем Линдси Грэмом, стоит обратить внимание на то, что именно этот политик был одним из авторов резолюции Сената от 30 июля 2011 года. В этом документе говорилось о том, что поддержка территориальной целостности Грузии должна стать исходным пунктом в выстраивании отношений США с Россией на кавказском направлении. Резолюция также подчеркивала право беженцев и временно перемещенных лиц на возвращение к местам их прежнего жительства и призывала Москву полностью выполнить соглашения о прекращении огня, заключенные в августе и дополненные в сентябре 2008 года. В этой связи нельзя исключать того, что кавказская проблематика может быть использована в более широких международных контекстах, пусть даже и как сюжет второго плана.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, США, Вашингтон

Версия для печати