20.09.2013 | Игорь Бунин

Поливалентные «энархи» для России

Вопрос о современном российском высшем образовании обычно обсуждается с участием преподавателей, студентов, администраторов, работающих в данной сфере. Работодатель обычно не столь активен, и готов включаться в обсуждение, только когда его попросят – поэтому мнение стороны, которая осуществляет «приемку» специалистов, часто остается невыясненным. А, между прочим, именно оно должно быть ключевым.

Приведу собственный пример. Какие сотрудники нужны мне как руководителю компании, занимающейся консалтингом в политической и коммерческой сфере? Самое главное – они должны быть поливалентными специалистами, то есть готовыми решать разнообразные задачи в рамках деятельности фирмы. В связи с этим точка зрения Ассоциации карьерных профессионалов о том, что «Каждой карьере – свое образование», представляется устаревшей. Времена узких специалистов прошли с прекращением функционирования советской плановой экономики, которой требовались сотрудники, способные десятилетиями выполнять одну и ту же работу в условиях гарантированной занятости. Сейчас же ситуация принципиально изменилась – и рынок требует повышенной адаптивности, и бизнес ставит перед работниками новые, более широкие, задачи.

Могу процитировать Елену Бунину, руководящую департаментом управления персоналом «Яндекса», которая считает, что в первую очередь компании «симпатичны кандидаты с активной жизненной позицией и умением учиться: если есть желание и целеустремленность, нужные для работы знания можно получить самостоятельно». Понятно, что для самостоятельного получения знаний необходим высокий уровень общей культуры и серьезная образовательная основа, позволяющая наращивать интеллектуальный потенциал.

Если говорить о сфере политического консалтинга, то сейчас востребован специалист, имеющий несколько профессиональных компетенций. Политологическую – то есть способный проанализировать общественно-политические процессы, обобщить информацию и сделать выводы. Социологическую – не только провести квалифицированный анализ количественной и качественной социологии, но и при необходимости взять глубинное интервью с респондентом или провести несложную фокус-группу. Журналистскую – уметь изложить результаты своих исследований в виде связного текста, написанного на хорошем русском языке и понятном читателю. Все более востребованной становится языковая подготовка – владение английским, ставшим латынью современного мира (с той существенной разницей, что речь идет о живом языке). А еще очень желательно, чтобы человек обладал общей культурой и логическим мышлением, что должно позволить ему выходить за рамки инерционных моделей и принимать инновационные решения. Сейчас слово «инновации» затерто, но на самом деле оно является важным как на макроуровне (страна), так и на микроуровне (фирма).

Понятно, что в каждом конкретном случае одна из компетенций должна быть ключевой, а остальные дополнять ее – даже в эпоху Возрождения энциклопедисты типа Леонардо были исключением. Например, политологу совершенно не обязательно знать историю журналистики или подробности литературной редактуры. Равно как и курс социологии ему нужен в существенно сокращенном объеме по сравнению с профессиональными социологами – и наоборот. Поэтому для подготовки действительно поливалентного специалиста не нужно получать 2-3 высших образования – достаточно, чтобы студент мог слушать отдельные курсы на соседних факультетах, как это исторически сложилось во многих странах, как англосаксонских, так и континентальных (Германия). Достаточно посмотреть биографии зарубежных политиков, бизнесменов или менеджеров, чтобы увидеть, что многие из них одновременно изучали дисциплины, несовместимые при узкой специализации. Приведу только пару примеров из опыта старшего и младшего поколения лидеров: Гельмут Коль изучал право, историю и политологию, Дэвид Кэмерон – политологию, философию и экономику.

Поливалентный подход необходим при подготовке как массовых специалистов, так и – особенно – представителей верхнего управленческого слоя, который должен обладать умением не только дисциплинированно исполнять приказы, но и самостоятельно принимать решения, неся за них ответственность. Надо использовать опыт Национальной школы администрации (ЭНА) во Франции, которая готовит управленцев высшего уровня, которые могут работать как в государственных, так и в частных структурах (среди ее выпускников – два президента, 7 премьер-министров). При этом речь идет о втором высшем образовании – первое может быть различным, как техническим (что было свойственно советской элите) или экономическим, так и гуманитарным, которое не только повышает общую культуру, но и помогает принимать решения, выходящие за рамки общепризнанных схем.

Говорят, что когда Наполеон поступал в Парижскую военную академию, то в его личном деле появилась запись: «Пойдет далеко, если обстоятельства будут благоприятными». Таким образом, «штучных» специалистов верхнего и «верхне-среднего» звена надо отбирать на относительно ранних этапах. В России ЭНА может быть создана на основе Высшей школы экономики и Академии народного хозяйства, дающих качественное, современное образование. Однако надо понимать, что действительно меритократический отбор поливалентных менеджеров возможен, если резко снизить негативный эффект традиционных российских проблем – приоритета неформальных отношений, клиентелизма, коррупции. По сути, необходимо коренное изменение подхода к государственной службе, о чем уже много лет говорят эксперты. Во Франции есть принцип, что лучшие «энархи» (выпускники ЭНА), определяемые по результатам экзаменов, идут в наиболее престижные государственные ведомства, например, в МИД и Госсовет. Для России это нетипично – в ней до сих пор отдается приоритет неформальности, а не четким рамкам поливалентного профессионализма.

Но и для массового специалиста поливалентность необходима. Двадцать лет назад можно было бы только посмеяться по поводу прогнозов, обрекающих на исчезновение почтальонов и кассиров – теперь это обсуждается всерьез. Меняется специфика работы представителей самых консервативных профессий – например, библиотекарей, которые все менее конкурентоспособны без компьютерной грамотности (а в будущем будут совсем невостребованы в традиционном виде). Понятно, что значительную роль здесь должны играть курсы по переподготовке, но куда проще, если поливалентная основа заложена изначально. Например, по мнению специалистов, отмирает профессия корректора, так как эта функция переходит к компьютеру. Но и сейчас, и, как представляется, в обозримом будущем, будет востребован литературный редактор, способный работать с текстами – причем не только сложными, но и ориентированными на массового потребителя (например, рекламными), где также важно избежать казусов, возникающих при использовании машинных возможностей. Другое дело, что объем знаний литературного редактора существенно выше объема знаний корректора – это уже не технический, а творческий работник. И чем раньше он получит такую квалификацию, тем лучше.vЯсно также, что самому студенту – особенно на младших курсах – трудно составить рациональный план обучения (глаза разбегаются). Поэтому целесообразным представляется внедрение института тьюторства (наставничества), являющегося в течение многих веков неотъемлемой частью британской университетской системы. Именно тьютор должен подсказать новичку, что сочетание механики и истории может быть несколько рискованным, а политологии и социологии – более плодтворным. Вполне естественно, если тьюторские обязанности будут возложены на аспирантов, которые должны готовиться к научно-педагогической деятельности не только теоретически, но и практически. Тьюторские функции могут выполнять и университетские ассистенты, для которых эта работа также может быть неплохой практикой. В свою очередь, студенты не только получают возможность более рационального планирования своего обучения, но и наращивают свой социальный капитал, устанавливая полезные связи, которые могут пригодиться им в будущем.

В связи с проблемой профессионализма неизбежно встает вопрос и о качестве высшего образования во взаимосвязи с количеством учебных заведений. В последнее время можно слышать много критики по поводу их объединения, которая представляется во многом связанной с корпоративными – не в лучшем смысле этого слова – интересами. Российскому образованию нужны достойные бренды, способные конкурировать в международном масштабе – а не слабые пединституты, сменившие вывески на университетские. Разумеется, в каждом конкретном случае необходимо учитывать индивидуальные особенности с тем, чтобы более слабое учебное заведение присоединялось к более сильному, а не наоборот. Не случайно, что один из двух масштабных протестов против объединения – в Тамбове – произошел там, где этот принцип соблюден не был, а возобладали лоббистские возможности. Что касается второго протеста – в случае с Российским государственным торгово-экономическим университетом – то он во многом был продиктован политическими соображениями, никак не связанными с качеством обучения, и быстро сошел на нет.

Но недостаточно только сократить количество университетов – надо решить вопрос о привлечении в них высоклассных профессоров из других стран, которые могли бы работать вместе со своими российскими коллегами. Переход на Болонскую систему содействовал встраиванию отечественных вузов в глобальное университетское сообщество, в котором бакалавры могут получать магистерские степени в других странах. Хорошо известно, что российские ученые приглашаются в западные учебные и научные учреждения – и не стоит расценивать этот процесс только как негативную «утечку мозгов». Речь идет о более сложном явлении, включающем в себя получение нового, необходимого для современной научно-педагогической деятельности, опыта. Участие зарубежных ученых в российском образовательном процессе должно стать другой стороной этого процесса, способствующей росту авторитета отечественных университетов, в том числе в мировых рейтингах.

Однако дело не только в рейтингах. Необходимо принципиальное изменение отношения к высшему образованию. В прошлом году эксперты Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) подсчитали, что 54% россиян в возрасте от 25 до 64 лет имеют послешкольное образование. Средний показатель по Европе составляет 31%, в США – 42%. Но такая тенденция связана не столько с особо выдающейся тягой россиян к знаниям, сколько со сложившимся представлением о том, что высшее образование является необходимым условием для принадлежности к среднему классу. Человек, не имеющий высшего образования, воспринимается как неудачник – хотя в рыночной экономике это далеко не всегда так. Образованный человек, вынужденный работать не просто не по специальности, но в непрестижных сферах, быстро теряет квалификацию и становится первой жертвой любого кризиса (об этом свидетельствует, в частности, период, предшествовавший «арабской весне»). В то же время речь должна идти не только об особом внимании к рабочим специальностям, необходимым современному бизнесу, но и о перераспределении ресурсов высшего образования в пользу подготовки «универсальных инженеров», то есть специалистов, способных работать в смежных отраслях – по образцу выпускников Политехнической школы во Франции.

Для нужд же фундаментальной науки (как естественных, так и гуманитарных дисциплин) достаточно сравнительно небольших групп интеллектуалов, которые должны получать «штучное» образование мирового уровня. Причем доступ в эти группы необходимо осуществлять на строгой основе меритократического фактора – чтобы элитарность не превращалась в кастовость.

Если говорить о других формах образования, то не стоит недооценивать фактор дополнительного образования, который, разумеется, не может заменить основного, но служит повышению общей культуры – того фактора, необходимого для современного работника высокой квалификации, о котором я упоминал вначале. Скромные кружки в бывших дворцах пионеров, становящихся ресурсными центрами, должны не «занимать» детей для избежания негативного влияния улицы, а давать им навыки творческой деятельности, которые могут быть использованы в будущем. Юный шахматист, овладевший основными принципами игры, может не стать не только Талем или Каспаровым, но и «средним» гроссмейстером – но умение логически мыслить поможет ему в профессиональной деятельности. А юный футболист почувствует на практике, что значит командная игра. Нельзя забывать и о том, что институты дополнительного образования способствуют развитию гражданского сознания, что чрезвычайно важно для нашего атомизированного общества.

Образование – это будущее страны. И уже сейчас важно определить, чего мы хотим. Бездумного воспроизводства невостребованных специалистов, чреватого в будущем социальным взрывом, или рационального баланса между различными группами трудоспособного населения для нужд рыночной экономики.

Игорь Бунин - президент Центра политических технологий

Версия для печати