27.12.2013 | Сергей Маркедонов

Южный Кавказ: итоги 2013 года

Уходящий год для стран Закавказья был до предела насыщен событиями. Впечатляет уже тот факт, что в Армении, Азербайджане и Грузии прошли президентские выборы. Притом, что в последнем случае не только поменялся глава государства, но и начались изменения всей политической системы страны.

В течение всего года вокруг геополитического выбора стран Южного Кавказа кипели нешуточные страсти. В особенности это касается Армении, которая до недавнего времени рассматривалась едва ли, не как образцово-показательный союзник России не только в регионе, но и на всем постсоветском пространстве. В итоге, к концу года все три страны Закавказья дали свой особый ответ на вопрос о внешнеполитическом векторе.

Именно на кавказском направлении в этом году произошло возвращение на бюрократическое поприще Владислава Суркова, которого считают одним из архитекторов путинской «вертикали». В качестве помощника президента этот чиновник теперь занимается оптимизацией российской политики в отношении частично признанных республик Абхазии и Южной Осетии.

И хотя все сюжеты, связанные с ксенофобией и ростом антикавказских настроений, по большей части, имеют внутрироссийскую природу, нельзя не заметить их взаимосвязи с российской внешней политикой в Евразии. В частности, инциденты в московском районе Бирюлево Западное осложнили взаимоотношения Москвы и Баку (к счастью для обеих сторон, это событие не изменило их кардинально). Помимо Азербайджана, практически во всех постсоветских образованиях данный сюжет вызвал широкое обсуждение, и популярности российским интеграционным устремлениям явно не добавил. Таким образом, противодействие ксенофобии для более качественной реализации внешней политики страны остается одним из своеобразных «домашних заданий» уходящего года.

Выборный год

Все государства Закавказья в 2013 году пережили избирательные кампании. В Армении, к тому же, помимо президентских выборов прошла кампания по избранию депутатов в Совет старейшин (городской парламент) Еревана. Принимая во внимание тот факт, что треть избирателей страны сосредоточено в столичном городе (а также пропорциональную систему выборов по партийным спискам), любая кампания ереванского уровня автоматически превращается в общенациональную.

В двух республиках (Армения и Азербайджан) президенты были переизбраны на новый срок. В случае с Сержем Саркисяном это - его вторая легислатура, а с Ильхамом Алиевым - третья. Однако переизбрание переизбранию рознь. Сарж Саркисян в 2013 году выбирался во второй раз, как в первый. При всей условности параллелей его кампанию можно сравнить с выборами Владимира Путина в 2004 году. Саркисян выдвигался во второй раз не как наследник своего предшественника (Роберта Кочаряна), а как самостоятельная фигура. Заметим, фигура, успевшая провести разделительную линию между собой и вторым президентом Армении. Касается это и внутренней политики (государственный курс стал значительно более мягким, в результате чего весь спектр армянских политических сил за исключением откровенных маргиналов стал представленным в парламентах национального и городского уровней), и политики внешней. Впрочем, лавирование Еревана в контексте выбора Таможенного Союза - отдельный сюжет, к которому мы обратимся отдельно.

Определенная внутриполитическая либерализация Саркисяна не замедлила сказаться. Прежде всего, это проявилось во внезапном успехе лидера партии «Наследие» Раффи Ованнисяна. Прежде его электоральные успехи выглядели довольно скромно. Но в 2013 году он набрал более 36% голосов, сумев собрать весь протестный электорат вокруг себя в отсутствии других мощных игроков (в президентской кампании не участвовали Левон Тер-Петросян, Роберт Кочарян, Гагик Царукян). Развить этот успех в дальнейшем (выборы Совета старейшин) Ованнисян не смог. Однако сигнал был получен более чем четкий: недовольство властью присутствует. Отмахнуться от него невозможно. И забегая вперед, скажем, что не замечать его не стоит и Москве. Просто потому, что это недовольство у армянских избирателей нередко ассоциируется с российской помощью официальному Еревану. Таким образом, ошибки и просчеты Саркисяна рассматриваются едва ли не как последствия путинской политики.

В Азербайджане своих «ованнисянов» не появилось. Впрочем, по мнению экспертов, настроенных критически по отношению к действующей власти, результат серебряного призера выборов Джамиля Гасанлы (он немного не дотянул до шести процентов) является позитивным результатом. Если принять во внимание административный ресурс властей плюс явное невнимание к демократическим стандартам со стороны ЕС и США, заинтересованных в энергетическом партнерстве с Азербайджаном, а также в его логистических возможностях по афганской операции (да и в исламском мире в целом у Вашингтона популярность не слишком велика). Критика со стороны Запада пришла уже после того, как выборы завершились. И она выглядела непривычно жесткой. Однако, как и прежде, все эти критические посылы носили тактический характер. И ничего не помешало ЕС подписать в ноябре 2013 года документ об упрощении визового режима со страной-нарушительницей демократических норм. Никак не отразилась критика и на участии Азербайджана в проекте «Восточное партнерство», патронируемом Европой. Как бы то ни было, а выборы 2013 года стали первой кампанией по избранию президента после принятия конституционных поправок (2009) о снятии ограничений на число легислатур для одного политика.

В Грузии выборы президента были, скорее не соревнованием отдельных кандидатов (все участники кампании были персонажами, скорее «второго плана»), сколько закреплением итогов прошлогодних парламентских выборов, на которых успеха добилась коалиция «Грузинская мечта». Они также стали завершением перехода от правления Михаила Саакашвили к... В этом месте уместно выглядело бы многоточие. С избранием главой Грузии вчера еще мало кому известного Георгия Маргвелашвили стартовал переход от президентской республики к парламентской модели. При этом самый популярный и влиятельный политик страны Бидзина Иванишвили формально покинул пост главы правительства, уступив место 31-летнему Ираклию Гарибашвили. Какова будет роль экс-премьера в процессе принятия ключевых решений, его степень влияния на выработку базовых подходов к внутренней и внешней политике трудно сказать. И роль нового главы правительства также представляется, скорее переменной величиной. Не исключено, что через какое-то время мы станем свидетелями «возвращения» Иванишвили, который, как бизнесмен понимает, что все данные им предвыборные обязательства воплотить в жизнь проблематично.

Год геополитических борений

Не менее богатым на события оказался 2013 год и для внешней политики стран региона, а также всех заинтересованных в Кавказе игроков. Продолжился процесс российско-грузинской нормализации. Уход Саакашвили породил определенные надежды на его интенсификацию. Однако стоило бы огорчить чрезмерных оптимистов. Российско-грузинские противоречия возникли еще до прихода к власти третьего президента Грузии и второго президента РФ. К слову сказать, введение визового режима, который 19 декабря 2013 года, пообещал отменить Владимир Путин, случилось в декабре 2000 года (к марту 2001 был завершен т.н. «переходно-подготовительный период»). То есть еще задолго до «пятидневной войны» и разрыва дипотношений. И сегодня фундаментально стороны не преодолели те пункты общенационального консенсуса, которые есть относительно статуса Абхазии и Южной Осетии. В то же самое время, нельзя не видеть позитивных изменений. Изменилась риторика, идея бойкота игр в Сочи сдана в архив (грузинская команда примет в них участие). Минеральная и алкогольная продукция из Грузии (а равно и реклама курортов этой страны) пришла в Россию. Интерес к российскому бизнес-присутствию у Тбилиси велик, его рассматривают, как баланс для азербайджано-турецкого доминирования в экономике страны. Обознался и интерес к кооперации по вопросам безопасности в кавказском «фронтире». Но при всем этом первоначальная повестка дня нормализации практически исчерпана. И заявление Путина на его «большой пресс-конференции» об отмене виз - это попытка придать процессу новые импульсы, найти новые «нормализационные темы».

Интересная деталь. Новые власти в Грузии воспринимают улучшение отношений с Москвой, как составную часть продвижения к европейской и североатлантической интеграции. ЕС и особенно США устали от экстравагантного Михаила Саакашвили и его авантюрного стиля по втягиванию Запада в прямое столкновение с Россией. И в этом смысле нормализация видится как достижение условия, облегчающего получение Грузией «натовской прописки» (как минимум, Плана действий по членству). Осознавая имеющийся геополитический консенсус внутри Грузии, Москва в 2013 году вела себя крайне пассивно по отношению к европейскому вектору политики Тбилиси. Парафирование соглашения между ЕС и Грузией в Вильнюсе в ноябре нынешнего года было воспринято Москвой без лишних эмоций, как шаг логичный и предсказуемый.

Иное дело - Армения. Уходящий год выдался, пожалуй, самым сложным во взаимоотношениях между странами, считающими себя стратегическими союзниками. Нельзя сказать, что раньше проблем в отношениях между Москвой и Ереваном не возникало. Они существовали, однако не замечались большей частью комментаторов. Между тем, ни цены на газ, ни внешнеполитический комплементаризм Еревана, ни сотрудничество Москвы и Баку по широкому кругу вопросов, включая и военно-технические форматы, не были чем-то новым до нынешнего года. Но в 2013 году количество перешло в качество. С одной стороны, Ереван вплотную подошел к парафированию Соглашения об Ассоциации с Евросоюзом, что вызывало недовольство Москвы. Но в свою очередь недовольство Москвы наталкивалось на резонные вопросы относительно взаимоотношений России и Азербайджана. Говоря о выборе Армении между Таможенным союзом и сотрудничеством с ЕС (о членстве в нем, понятное дело, речь не шло и не идет), нельзя сбрасывать со счетов и украинский фактор. По справедливому замечанию ереванского эксперта Александра Искандаряна, «экономическая игра была превращена в геополитическую борьбу, в основном вокруг Украины (Армения, Грузия, Молдова – это все не так серьезно). И в рамках этого процесса Саркисяну были сделаны предложения, от которых нельзя было отказаться. Он принял политическое решение». Просто потому, что политика - искусство возможного, а ЕС в свою очередь не смогло предложить Армении те гарантии и механизмы безопасности, которые сегодня уже имеются с российской стороны. Другой вопрос - форма подачи и оформления этого «предложения». Между тем, именно это способствовало укреплению внутри Армении критического дискурса по отношению к российской политике. Некоторые наброски его «коллективного портрета» удачно сделаны Александром Искандаряном: «Подросло уже поколение, для которого Россия не является частью их личной биографии, эти молодые люди ориентированы на европейский путь развития своей страны. Они выходят на улицы, но такие акции не собирают более нескольких тысяч человек. Таким образом, не настроено все население Армении. Большая часть граждан страны плохо ориентируются в том, что происходит». Сегодня этот критический дискурс является маргинальным, что, впрочем, не повод для того, чтобы его игнорировать и не пытаться каким-то образом воздействовать на него.

Особая статья закавказской геополитики - Азербайджан. В уходящем году Баку не стал ближе к российским интеграционным проектам. И таких планов, похоже, азербайджанское руководство не имеет. Да и для России прием Азербайджана в ряды ТС спровоцировал бы новый девятый вал споров о статусе Нагорного Карабаха. Если уж Казахстан считает эту проблему важной для будущего интеграционного объединения! Но в отличие от прошлого года Москва и Баку существенно поправили положение дел в своих двусторонних отношениях, свидетельством чему стал визит Владимира Путина в Азербайджан, а также его поддержка Ильхама Алиева во время президентской кампании. В то же самое время, азербайджанское руководство сделало важный шаг на европейском направлении, подписав Соглашение об упрощении визовых процедур. Закреплению позитивных тенденций в российско-азербайджанских отношениях помешал бирюлевский инцидент. Не отреагировать на него официальный Баку не мог. В особенности потому, что критики режима Алиевых ставят ему в вину «обезлюдение страны» в связи с массовым отъездом азербайджанцев на заработки за границу, прежде всего, в РФ. В любом случае, одним из итогов 2013 года стал следующий вывод: если мы хотим видеть Россию мощной страной, центром Евразийского союза (даже, если Азербайджан никогда в него не вступит), то ксенофобские проявления надо минимизировать до предела. Просто потому, что эти модели примеряет на себя любая маленькая постсоветская республика.

Абхазия и Южная Осетия: новое кураторство

26 августа 2013 года исполнилось пять лет с того момента, как Россия признала независимость Абхазии и Южной Осетии, двух бывших автономных образований в составе Грузинской ССР. За последние пять лет Россия кардинально изменила свой статус в грузино-осетинском и грузино-абхазском этнополитическом конфликтах. До августа 2008 года Москва при всех возможных оговорках и нюансах выступала в роли миротворца и посредника в урегулировании двух противоборств (эта роль признавалась ООН и ОБСЕ). Пять лет назад Россия стала военно-политическим и социально-экономическим патроном двух де-факто государств, гарантом их безопасности и самоопределения от Грузии.

Социально-политическое бытие Абхазии и Южной Осетии в последние пять лет определяется фундаментальным противоречием между декларированной независимостью и стремительным укреплением военно-политических и социально-экономических позиций России в двух частично признанных республиках. Их самоопределение от Грузии надежно гарантируется. Москва финансирует процесс восстановления двух республик, а также является главным спонсором их бюджетов. По словам полномочного представителя президента РФ в Северо-Кавказском федеральном округе Александра Хлопонина, объем российской финансовой помощи Южной Осетии в 2008-2013 гг. составил порядка 34 миллиарда рублей (чуть более 1 миллиарда долларов США). Абхазия в 2010-2012 гг. получила 10, 9 миллиарда рублей с 2010 по 2012 год республике было выделено 10,9 миллиардов рублей (более 300 миллионов американских долларов). И если абхазский бюджет имеет самостоятельные источники пополнения (в первую очередь, курортный бизнес), то Южная Осетия практически на сто процентов зависит от поступлений из РФ.

При этом было бы верхом наивности считать, что в основе российского курса лежит абстрактная любовь к малым народам Кавказа и их стремлению к самоопределению. Логика Москвы базируется на национальных интересах. В эксклюзивном интервью (сентябрь 2013 года) Глава администрации Президента РФ Сергей Иванов четко и недвусмысленно обозначил этот приоритет: «Мы привели все в соответствие с правилами российского бюджетного законодательства. Не секрет, что мы тратим миллиарды на поддержку Абхазии и Южной Осетии. Это наши с вами налоги, а не «хотелки» руководства республик, и мы хотим, чтобы за каждый рубль был ответ, куда это пошло и зачем».

Именно в этом контексте и стоит рассматривать назначение на пост президентского помощника, специального ответственного за российскую политику в Абхазии и в Южной Осетии Владислава Суркова. И если оценивать результаты его кураторских поездок (30 сентября, 15 октября, конец ноября - начало декабря), то первое, что сразу обращает на себя внимание, это довольно явственное стремление представителя Москвы определить иерархию взаимоотношений и продемонстрировать, кто в доме хозяин. В особенности это касается югоосетинского визита Суркова, где кремлевский куратор подверг жесткой критике работу республиканского правительства. Москва, считающая себя гарантом безопасности и самоопределения двух республик от Грузии (именно так, речь не об абстрактном самоопределении), была бы заинтересована в большей лояльности. В особенности это касается случая с Абхазией, где налицо определенное противоречие между запросом на самостоятельную государственность и растущей материальной зависимостью от РФ. Но дело не только в этом. После парафирования Соглашения Грузии с ЕС Москва неизбежно должна противопоставить этому тренду нечто привлекательное в частично признанных республиках. Иначе volens nolens не избежать «сравнительного соблазна». Однако без появления системных подходов к отношениям к Абхазии и Южной Осетии (да и всему Южному Кавказу) отдельные проверки и кураторские визиты вряд ли будут производить достаточный эффект.

***

Таким образом, уходящий год, несмотря на насыщенность событиями, не принес революционных изменений на Большой Кавказ. Однако, несмотря на это, он сформировал немало сложных головоломок на будущее как внутри самих государств региона (признанных, частично признанных и непризнанных), так и для политической повестки дня заинтересованных игроков. В особенности это касается России, которая, по словам Владимира Путина, произнесенным им в ходе посещения Гюмри, «не собирается уходить из Закавказья».

Но для того, чтобы оставаться (и не просто существовать в некоей реальности, но и развивать ее в своих интересах), следует предпринять немало качественно просчитанных шагов. Следует аккуратно балансировать между стратегическим союзником Арменией и стратегическим партнером Азербайджаном, проводить нормализацию отношений с Грузией, не отталкивая при этом от себя две частично признанные республики, искать точки взаимодействия с Западом, не занимаясь при этом неоправданными уступками США и ЕС. И все это необходимо увязывать с проблемами безопасности Северного Кавказа, противодействием ксенофобии и разнонаправленным этнонационалистическим вызовам внутри страны. Не говоря уже о том, что на постсоветском пространстве у России должен появиться, наконец, свой внятный «символ веры», который она могла бы успешно защищать и продвигать, конкурируя с другими проектами. Полагаться лишь на исторические воспоминания более не представляется возможным. Впрочем, этот ресурс уже не первый год работает с малым КПД. Вряд ли стоит дожидаться его полного выхолащивания.

Сергей Маркедонов - политолог, кандидат исторических наук, в мае 2010- октябре 2013 гг.- приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США)

Версия для печати