28.10.2014 | Сергей Маркедонов

Украина де-юре или Донбасс де-факто?

Выборы депутатов в Верховную раду Украины завершили очередную фазу политического кризиса в этой стране. Но до завершения самого кризиса еще далеко, поскольку многие вопросы, его спровоцировавшие, далеки от своего разрешения. Возможности для консолидации власти вокруг Петра Порошенко после электорального успеха «Народного фронта» кажутся проблематичными. Скорее всего, мы станем свидетелями формирования двух центров принятия решений, взаимодействие или конфликты между которыми будут определять повестку дня. Не совсем ясно, будет ли устойчивой новая правящая коалиция в парламенте. До какой «красной линии» смогут вместе дойти представители разных политических сил, а где они откажутся ее переходить? На этот вопрос сегодня трудно получить внятный ответ.

Если же говорить о международном контексте украинского кризиса, то и здесь не видно каких-то значительных прорывов. Как следует из выступления президента Владимира Путина на Валдайском форуме, Россия не собирается уподобляться быку, а выбирает роль «хозяина тайги», который продолжит бороться за свое пространство (читай, пространство постсоветское, рассматриваемое в качестве сферы особых и приоритетных интересов). С данной интерпретацией не согласны США и их союзники, видящие украинскую ситуацию, преимущественно, как демонстрацию «ревизионизма» и имперских аппетитов Кремля.

Но какими бы ни были борения различных групп влияния за власть в Киеве, и как бы ни влияли на внутреннюю ситуацию на Украине внешние игроки, одним из центральных измерений украинского политического процесса остается развитие национальной идентичности и территориальной конфигурация этого государства. От решения этих вопросов во многом зависит, по какому пути в дальнейшем пойдет украинский национальной проект, и какой вектор внешней политики будет базовым приоритетом для Киева. Отсюда и критическая важность распутывания политических узлов, завязавшихся в последние месяцы на юго-востоке Украины.

Вооруженное противостояние в Донбассе не прекратилось после начала «минского» мирного процесса в сентябре 2014 года. Однако определенное снижение интенсивности боевых действий с большим или меньшим основанием можно констатировать. И хотя будущее этого «странного перемирия» трудно прогнозируемо (поскольку зависит от многих неожиданных факторов), на сегодняшний день с определенными оговорками впору говорить о формировании «минского статус-кво». Какие составляющие элементы оно имеет?

Нынешнее положение дел на юго-востоке Украины можно определить, как невозможность достижения победы ни одной из сторон (как прямых участников конфликта, так и вовлеченных игроков). Центральная украинская власть не может нанести решающее поражение донбасским ополченцам, не рискуя вступить в прямой конфликт с Россией. Об этом практически открытым текстом заявил президент Петр Порошенко, когда специально выступил в Верховной Раде, обосновывая необходимость принятия законов «Об особом порядке самоуправления отдельных районов Донбасса» и «Про недопущение преследования и наказания участников событий на территории Донецкой и Луганской области». «Эти законы необходимо принять. Если этого не сделать – война продолжится и в этом будет виноват каждый из вас лично», – констатировал глава Украинского государства. По его мнению, для нового витка противостояния у Украины просто нет достаточных ресурсов. Напомню, что формулировки про «децентрализацию власти, в том числе путем принятия закона Украины «О временном порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей» (закон об особом статусе)» и проведении на этих территориях выборов содержались в третьем и в девятом пунктах Минского протокола.

Но и у оппонентов Киева, сторонников Донецкой и Луганской народных республик (ДНР и ЛНР) явно недостаточно ресурсов для того, чтобы продолжать успешную борьбу за реализацию проекта «Новороссия». Это не значит, что завтра или послезавтра такой шанс не появится. Но сегодня необходимо признать (нравится это кому-то или нет), что мультипликации крымского «кейса» на украинском юго-востоке не произошло. Внутри самого Восточного Донбасса «народные республики» не получили достаточной поддержки, не говоря уже о соседних регионах. Фактически плацдармом украинского наступления на юго-восток стала Днепропетровская область. Показательно, что на выборах в Верховную Раду, прошедших 26 октября, депутатом от мажоритарного округа именно в этой области (ранее известной своими уроженцами - лидерами советского государства, правительства и ЦК КПСС) стал скандально известный радикал-националист Дмитрий Ярош.

Эта тема требует отдельного серьезного исследования, поскольку поднимает вопрос о трансформациях украинской национальной и региональных идентичностей. В рамках статьи нет возможности останавливаться на этом подробнее. Просто зафиксируем факт: без российской военно-политической поддержки ополчение Донбасса не смогло бы сдержать наступления сил АТО (так называемой «антитеррористической операции», начатой Киевом в апреле 2014 года). Впрочем, признание этого факта не означает, что на юго-востоке Украины отсутствовала собственная база для недовольства проводимой Украиной политикой (что в прошлом, что в настоящем), а также неприятие реализации украинского национально-государственного проекта, особенно в его этноцентричной версии. Это также никоим образом не снимает ответственности с Киева и за неготовность к диалогу с Донбассом, и за методы ведения АТО на территории, которая пока что признается всеми частью Украины.

Но в нынешних условиях и Россия не может позволить себе воспроизведение крымского опыта в Донбассе. Во-первых, в силу описанных выше региональных особенностей. Во-вторых, видя перспективу углубления конфликта с Западом. Ведь одно дело мобилизация общественного мнения внутри страны, и совсем другое реальное понимание всех издержек от противостояния. Не столько от него самого, сколько от непредсказуемых последствий от его выведения на качественно новый уровень.

Москва не может себе позволить допустить разгром ополченцев и повторения сценария, который хорватские власти в 1995 году использовали при поддержке и одобрении США и их европейских союзников в отношении непризнанной республики Сербская Краина. Но и открыто вовлечься в войну с Украиной, поднимая ставки в международной игре (а на Донбассе относительно бескровные крымские сценарии невозможны)- не самая блестящая перспектива. Как следствие, попытка ограничиться поддержкой без каких-то формальных обязательств. В этом плане показательно, что до сих пор Москва не шла на признание государственности двух «народных республик», ограничиваясь «пониманием» мотивов и целей их сторонников.

При этом Запад, сочувствующий Украине и даже готовый признать некие вариации на тему «Сербской Краины», опасается открытого столкновения с Россией. Отсюда и те осторожные формулировки, которые были сделаны по поводу натовских перспектив Киева на недавнем саммите в Ньюпорте. И даже готовность при определенных условиях обсуждать возможности для развития европейской интеграции с учетом интеграции евразийской.

В этих условиях отсутствия окончательной победы одной стороны (равно как и чьего-то полного поражения) возникают предпосылки для «заморозки» конфликта. При таком состоянии возникает перспектива строительства непризнанной государственности на Донбассе, аналогичного тому, что уже имело место быть в Закавказье и на Днестре. Все участники украинской игры, какие бы планы и цели они ни преследовали, были бы заинтересованы в том, чтобы на этой территории существовало хотя бы в минимальной степени дееспособное управление. Иначе неизбежно повторение ичкерийского опыта в Европе. При таком сценарии вообще трудно обсуждать любой вопрос, будь статус территорий или их экономическое и социальное восстановление. Просто в силу отсутствия субъектов для таких переговоров или, напротив, при наличии слишком большого количества желающих «переговорщиков». Но без формирования этого самого управления предотвратить расползание хаоса и нестабильности весьма проблематично.

Однако подобные резоны хороши в теории. На практике же любой украинский политик в сегодняшних условиях не откажется от борьбы за территориальную целостность, а представители донбасских республик – за свою самостоятельность. Ярким свидетельством этого являются намеченные на 2 ноября выборы в ДНР и ЛНР. Не уйдут никуда и требования Москвы считаться с волеизъявлением Донбасса, и западная поддержка политики «собирания земель» Киевом. Какие же шансы имеют донбасские образования?

Попробуем для ответа на этот вопрос подвести своеобразный «сводный баланс» имеющихся возможностей и рисков. ДНР и ЛНР многое отличает от имеющихся на постсоветском пространстве де-факто государств. В Донбассе нет столь мощной этнической мотивации, которая имелась у армян Нагорного Карабаха, абхазов и осетин. Конфликт на юго-востоке Украины невозможно описать, как русско-украинский. Отчасти это роднит «народные республики» с Приднестровьем. Но на Днестре важную роль играл фактор территориальной солидарности. Левобережье, ставшее основой будущей ПМР, развивалось в рамках советской Молдовы во многом автономно от республиканских процессов. Причиной тому - индустриальная база, имеющая в значительной своей основе «союзное подчинение» плюс базирование 14-й армии. Все это формировало предпосылки для особой приднестровской идентичности, строившейся не вокруг этнического фактора, а на противопоставлении «интернационализма» этническому национализму. Но и здесь есть свои нюансы. Первый состав будущей приднестровской элиты вышел, главным образом, из советских промышленников (или «красных директоров»). У того же Игоря Смирнова, первого президента ПМР за плечами был опыт работы заместителем директора по производству на Электромашиностроительном заводе Новой Каховке и трехлетнего директорства на тираспольском «Электромаше». Руководство донбасских республик не может похвастать руководителями такого ранга и опыта. Опыт, конечно, дело наживное. Но очевидно, что без привлечения к управлению опытных бюрократов, предпринимателей хотя бы в качестве «спецов», серьезных успехов не добиться.

Но непризнанное госстроительство в Донбассе будет развиваться не в вакууме. Многое будет зависеть от планов и ресурсов Киева относительно сроков и темпов восстановления территориальной целостности. В этом плане показательным является недавнее заявление советника Петра Порошенко Юрия Луценко относительно истинных планов украинской власти по поводу перемирия. Речь в данном случае шла о перевооружении и дополнительном вооружении армии и Национальной гвардии Украины. Даже если сделать поправку на избирательную гонку, в которой украинские политики не скупились на обещания и патриотическую риторику, высказывание Луценко отражает умонастроение в верхах. Таким образом, вынужденное согласие на «минское статус-кво» не означает отказа Киева от своих претензий на установление полного, а не частичного, как сегодня, контроля над Восточным Донбассом.

Следовательно, одним из вариантов развития событий может стать на некоторое время «отложенный статус» ДНР и ЛНР, после чего центр попробует радикально переиграть нынешнее «странное перемирие». Так сделала Хорватия в 1995 году, потеряв почти треть своих территорий в 1991-1992 гг. Схожим образом действовала и Россия в 1999 году, исправляя «позор Хасавюрта» и свою прежнюю капитуляцию в Чечне тремя годами ранее. Впрочем, не всякая попытка реванша приводит к самому реваншу. И в этом плане стоило бы вспомнить попытки Михаила Саакашвили «собрать Грузию». Шаг за шагом в 2004-2008 гг. он шел по пути «разморозки» двух конфликтов в Абхазии и в Южной Осетии, надеясь в конечном итоге поставить финальную точку в истории двух этнополитических противоборств. Но поражение в «пятидневной войне» в августе 2008 года не только не приблизило его к цели, но и ускорило дрейф двух бывших автономий Грузинской ССР в сторону России. Да, сегодня в отношениях между Москвой и Сухуми есть свои проблемы (что продемонстрировала и история вокруг проекта двустороннего соглашения о союзничестве и интеграции), но они не влияют на геополитический выбор Абхазии. Неприятие ряда пунктов проекта соглашения с РФ не делает население республики ближе к Грузии.

Не исключено и повторение (с определенными оговорками и поправками на фактор минеральных ресурсов) «азербайджанского пути», то есть попыток укрепления государственной власти в «материнском образовании» вкупе с наращиванием военной базы в надежде на изменение статус-кво в нужном направлении. Затратный способ. И не факт, что нужная политическая комбинации когда-либо появится.

В любом случае вокруг Украины и Донбасса много переменных. Сможет ли признанное государство и непризнанные образования построить эффективные органы управления и избежать хаоса? Ведь в случае повторения ичкерийского опыта Киеву будет легче добиваться своего даже при неприятии его действий Россией. Но если внутри самой Украины будет воспроизведена на новом витке история «Руины», то шансов на создание второго Приднестровье в Восточном Донбассе становится намного больше. В каком-то смысле в самое ближайшее время мы увидим конкуренцию «материнского государства» и республик, пытающихся от него отделиться. История, знакомая по другим «горячим точкам» и конфликтным регионам. Но международные ставки здесь крайне высоки.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати