01.06.2015 | Сергей Маркедонов

Губернатор президентского ранга

Назначение третьего президента Грузии главой областной госадминистрации Одесской области вполне ожидаемо оказалось в фокусе информационного внимания. Во-первых, сам фигурант нового кадрового решения – широко раскрученная медийная персона. За десять лет своего президентства он сумел заставить говорить о небольшом закавказском государстве первых лиц мировой политики. Заявления президентов России и США, резолюции Конгресса и Европейского парламента, саммитов НАТО, символические визиты в Тбилиси ведущих дипломатов. Всего этого в карьере Михаила Саакашвили было в избытке.

«Пятидневная война» августа 2008 года стала на тот момент самой масштабной конфронтацией между Россией и Западом. Сегодня после украинского кризиса, отягощенного изменением статуса Крыма и вооруженным конфликтом в Донбассе, события шестилетней давности выглядят, как незначительное происшествие. Однако именно оно высветило фундаментальные расхождения между Москвой с одной стороны и Вашингтоном и Брюсселем с другой относительно роли и значения постсоветского пространства. К сожалению, с тех пор они не стали меньше.

В то же самое время многие грузинские журналисты, политики, правозащитники и общественные деятели сетовали на то, что та известность, которую добыл для их страны Саакашвили, была обратно пропорциональна тем результатам, которые страна достигла на международной арене. Несмотря на многочисленные неофициальные титулы «маяка демократии и реформ», «лидера по транспарентности» и «аспиранта НАТО» Грузия так и не получила долгожданный ПДЧ (План действий членства) в Альянсе. Не слишком очевидными кажутся и перспективы предоставления безвизового режима для граждан кавказской республики в их поездках в европейские государства. Именно во время правления третьего президента Грузии российско-грузинские отношения достигли самой низкой отметки за весь период после распада Советского Союза, Абхазия и Южная Осетия получили признание Москвы и хотя бы минимальную, но международную легитимацию, а вкупе с ней и снижение шансов на их возможное присоединение к грузинскому национально-государственному проекту.

Действительно, на низовом уровне Саакашвили удалось существенно минимизировать коррупцию и неэффективность чиновничьего аппарата. Но при этом обращает на себя внимание и другой факт. В ходе массовых оппозиционных выступлений в грузинской столице в 2007 и в 2011 годах сотрудники МВД Грузии проявили себя, как сила сверх меры преданная и лояльная первому лицу в государстве, и не слишком склонная к рефлексии на темы демократии и прав человека. Сама кавказская республика за две «пятилетки» Михаила Николаевича стала неформальным чемпионом Европы по количеству заключенных на одного свободного жителя (их численность выросла с 6 тысяч до 26 тысяч человек).

Остроты ситуации добавляет не только то, что третий грузинский президент и стоящая за ним партия «Единое национальное движение» потерпели серию поражений на выборах парламента, президента и местных органов власти (в 2012-2014 гг.) и в итоге перешли в оппозицию. Раз уж Грузия стремится (как минимум декларирует свое стремление) к западным стандартам, то смена высшего политического руководства в США и странах Европы - это норма, а не аномалия. Но 28 июля 2014 года Генеральная прокуратура Грузии предъявила обвинения Михаилу Саакашвили. Экс- главу государства обвинили в диспропорциональном применении силы при разгоне оппозиционеров в ноябре 2007 года (тогда за эти действия руководство Грузии подверглось даже мягкой критике со стороны США, чего прежде не случалось), а также в нарушении прав частной собственности и превышении должностных полномочий.

В итоге третий президент Грузии де-факто был вынужден начать карьеру политического эмигранта (или если угодно «варяга»). С 13 февраля нынешнего года Саакашвили стал советником президента Украины Петра Порошенко, а через три месяца возглавил украинский Совещательный международный совет реформ. Правда, в этом качестве не успел по-настоящему развернуться, получив вскоре назначение на пост главы Одесской области.

Во-вторых, интерес к кадровому решению Петра Порошенко подогревается и всей динамикой украинского кризиса. И хотя после подписания Минских соглашений вооруженное противостояние в Донбассе снизилось, говорить о серьезных подвижках в его урегулировании до сих пор не представляется возможным. Для Киева в этом конфликте главной причиной, движущей силой и препятствием для восстановления территориальной целостности выступает Россия. И в этом контексте назначение Саакашвили, как одного из самых последовательных и непримиримых оппонентов Москвы на постсоветском пространстве становится символом. Тем паче, новый губернатор приезжает в Одессу, имеющую для Кремля свое особе значение. Майская трагедия прошлого года воспринимается многими в российских верхах, как наглядная демонстрация провала проекта «Новороссия» и разочарования в возможности легкой мультипликации крымского опыта на другие регионы юга и востока Украины. Для Киева же именно эти регионы важны для «сборки страны» и доказательства дееспособности украинского национально-государственного проекта.

В-третьих, обращает на себя внимание ранг нового одесского губернатора. Призвание «варягов» для той или иной цели - практика не новая для постсоветского пространства. Она началась отнюдь не после «второго Майдана», когда новые киевские власти открыли целый ряд высоких вакансий для управленцев из-за рубежа. Так известный эстонский политик Март Лаар (занимал пост премьер-министра в своей стране в октябре 1992-ноябре 1994, и марте 1999- январе 2002, а также министра обороны в апреле 2011-мае 2012 гг.) в 2006-2008 годах был советником у президента Михаила Саакашвили в Грузии. В 2010 году он был приглашен на пост советника молдавского правительства. Однако советник - не губернатор. Его участие во властной вертикали носит, скорее символический, а не функциональный характер. К тому же, до своей службы в качестве советника тот же Лаар не занимал пост главы государства, коим был Саакашвили. И до конституционных реформ пост президента Грузии (которая в отличие от Эстонии не была в 2003-2012 гг. парламентской республикой) был отнюдь не церемониальной позицией. Именно президент обладал ключевыми властными полномочиями. То есть фактически сегодня можно констатировать статусное понижение для Саакашвили, как и создание интересного прецедента – перехода во властную вертикаль другой (более крупной по территории и населению страны).

Третий президент Грузии - экстравагантный политик. Он мог давать поручение министру обороны (не экономики и не сельского хозяйства!) заняться продвижением грузинского вина на международном рынке. Притом, что падение уровня сельского хозяйства в республике к лету 2012 года по сравнению с 2003 годом составляло 30 %. По данным Всемирного банка на осень 2012 года (то есть в канун парламентской кампании, стоившей Саакашвили карьеры в Грузии), до 64 % всех бедных людей Грузии проживали именно на селе. И хотя 50 % грузинских были граждан вовлечены в сельскохозяйственный труд, эта отрасль приносит только 8 % ВВП. Именно Саакашвили мог одновременно восторгаться европейскими порядками и позиционировать себя, как поклонник методов реформ и антикоррупционной борьбы, практикуемых сингапурским политиком Ли Куан Ю, переносить парламент в Кутаиси и превращать Батуми в витрину грузинских реформ. К слову сказать, многие из его близкого окружения в частных беседах с автором настоящей статьи говорили о себе, как о сторонниках радикального слома «старого мира» в духе турецкого реформатора Мустафы Кемаля (широкого известного, как Ататюрк). Впрочем, не успели высохнуть чернила под указом о назначении нового «областного головы», а Михаил Саакашвили уже раздает щедрые обещания относительно блестящих одесских перспектив. Присущая экс-президенту Грузии экстравагантность уже дала (и, наверное, еще даст) немало поводов для упражнений в острословии и воспоминаниях о признанных мастерах сатиры, родившихся в городе - «жемчужине у моря».

Между тем, кадровое решение Петра Порошенко при всей кажущейся парадоксальности имеет определенную логику, на которую необходимо посмотреть при максимальном отрыве от личных симпатий-антипатий по отношению к грузинским и украинским политикам. В России и на Западе многие с охотой пишут о «революции роз», часто с диаметрально противоположных позиций. И в этом хоре взаимных обвинений теряется суть самого этого явления, сыгравшего значительную роль не только в отдельно взятой республике Закавказья. Между тем, «революция роз» в своей основе была запросом не на демократию или либерализацию. Это было стремление к созданию мощного государства во главе с «сильной рукой», способной прекратить приватизацию власти, расцветшую пышным цветом во времена позднего Эдуарда Шеварднадзе, и вернуть под контроль Тбилиси Абхазию и Южную Осетию.

Снова небольшой пример из личного опыта. В ноябре 2004 года автор статьи вместе с группой известных российских экспертов имели возможность встретиться со всеми фигурантами «триумвирата», свергнувшего за год до того «белого лиса». Весьма показательным для нас стал ответ тогдашнего спикера национального парламента Нино Бурджанадзе о главных итогах первого послереволюционного года. Он был таков: «Наши солдаты смогли, наконец, одеться и достойно питаться». Эффективное полицейское государство, для которого не нужна коррупция в школах, поликлиниках и на постах автоинспекции - вот идеал, который пытался реализовать поклонник сингапурской модели. При этом реализация этого идеала воплощалась с поистине ататюрковским пафосом. Достижение этой цели виделось через радикальный разрыв с традициями (где-то они идентифицировались, как советские, где-то, как «плохие национальные»). При этом Грузия ставила цель стать не столько западным, сколько прозападным государством, получая от США и ЕС военно-политическую поддержку для своего «бегства» с постсоветского пространства. В сторону от России, но не в сторону к демократии. Как говорил классик, «дьявольская разница»!

В этом же контексте стоит особо отметить, что действия Запада (Вашингтона и Брюсселя) во многих случаях были не столько опережающими шагами, сколько ответом (другой вопрос, насколько адекватным и правильным) на тот запрос (и спрос), который имелся в Грузии и имеется сегодня на Украине. Конечно же, ни США, ни Евросоюз не проявляли альтруизма по отношению к России. Они пытались (и пытаются сейчас) минимизировать влияние Москвы на просторах бывшего СССР. Но их активизация в Евразии была вызвана не одними лишь геополитическими резонами, но и реакцией на устремления самих новых национальных элит к перезапуску своих государственных проектов.

В Грузии времен Саакашвили следствием такой борьбы со «стариной» стало весьма своеобразное отношение к сельскому хозяйству, социальной политике и другим сферам, которые заносились «по умолчанию» в разряд архаичных, «совковых», а потому подлежащих полному или частичному забвению. В 2006 году мне в Страсбурге довелось наблюдать интервью покойного ныне «отца грузинских либеральных реформ» Кахи Бендукидзе журналистке известного французского издания «Le Mond». Все попытки интервьюера узнать что-то о средней заработной плате или уровне жизни в Грузии разбивались о «железную» логику Кахи Автандиловича, повторявшего, как мантру, тезис о том, социализм, в коем так преуспела Франция, его не интересует. Своеобразное понимание дипломатичности и политической корректности! Здесь же стоит искать причины и крайне напряженных взаимоотношений между президентской канцелярией и Католикосом-Патриархом всея Грузии Илией Вторым.

До тех пор, пока сохранялись шансы (а они были велики в период «разморозки» двух этнополитических конфликтов в 2004-2008 гг.) на возвращение Абхазии и Южной Осетии, грузинское общество не было готово к жесткому оппонированию Саакашвили. Как только эти надежды стали стремительно таять, а помощь Запада свелась лишь к риторической поддержки «территориальной целостности», маятник начал двигаться в обратном направлении. Начался поиск нового «отца Отечества», на сей раз склонного к патерналистской заботе и более щедрой социальной поддержке. «Вы в России считаете Саакашвили националистом, что совсем не так. Никто так не боролся с нашими традициями. Он ведь даже про своих родителей никогда почти ничего не говорил, что не характерно для нас, грузин»,- делился своими впечатлениями со мной в начале 2012 года профессор Университета Ильи Чавчавадзе.

Сегодняшняя Украина, пережившая «второй Майдан», пытается, как раньше Грузия, совершить «бегство из постсоветского пространства». Предполагая, что лучшими способами для этого является радикальная перезагрузка национально-государственного проекта. Если раньше, говоря словами покойного журналиста Александра Кривенко, она была «сплавом коммунистов и националистов», то сегодня мы видим политику санации - выстраивание новой лояльности на основе жесткого противопоставления России во всех ее формах и ипостасях с маргинализацией всех, кто считает иначе. Сразу хочу оговориться. Новый украинский проект - это совсем не акцент на «пятом пункте» и «зове предков». Этнизация была характерна, скорее, для легислатуры Виктора Ющенко. Сегодня глашатаями «новой Украины» могут быть крымские татары Мустафа Джемилев и Рефат Чубаров, украинец с афганскими корнями Мустафа Найем, глава МВД Арсен Аваков (имеющий армянские корни), русскоязычные (и даже этнические русские) участники АТО и активные блоггеры. Но при этом весь этот «интернационал» объединен необходимостью отталкивания от России и создания новой политико-гражданской украинской идентичности, в которой лояльность новой стране будет обеспечена не паспортом и не набором формальностей, а чем-то более существенным. В том числе и пролитой кровью. В свое время один из новоявленных героев добровольческих батальонов Андрей Билецкий красноречиво заявлял: «Представить только себе: я два месяца назад сидел в тюрьме по воле Януковича, ненавидел ментов, а сейчас я уже капитан милиции». Но для того, чтобы этот проект «украинской санации» получил хотя бы гипотетические шансы на реализацию, он должен рано или поздно перестать быть неким гибридом махновского Гуляй-поля, петлюровской УНР и козацкой Руины. Для чего потребуется и жесткая вертикаль, и не склонные к сентиментальностям «менеджеры», готовые, если надо проявить намного больше жестокости, чем «транзитные» лидеры Виктор Янукович и Эдуард Шеварднадзе. И, если потребуется, минимизировать низовую коррупцию (проведя ее трансформацию, как это было в Грузии в 2003-2012 гг.) По словам украинского журналиста Виталия Портникова, назначение Саакашвили стало следствием «кадрового цейтнота в клановой борьбе».

Стоит добавить к этой оценке одну небольшую деталь. Сам по себе «цейтнот» и «короткая скамейка запасных» - это результат политики санации, ставшей основой перезапуска украинского национально-государственного проекта.

Кандидатура Саакашвили для такого проекта оптимальна. Его можно использовать, как таран и против олигархов (а Одесская область была «сферой особого влияния» ныне опального Игоря Коломойского), и как мобилизующий фактор для борьбы с «имперской угрозой». И заодно, кстати, удалить экстравагантного политика из Киева, направив его кипучую энергию в нужное русло.

Однако, делая все эти управленческие комбинации, не стоило бы забывать, что в массовом грузинском сознании разгоны массовых акций в 2007 и в 2011 годах стали сильной эмоциональной и политической травмой. «Я могу понять жестокость советской армии, они, в конце концов, чужие, но чтобы свои?!», - риторически восклицал в беседе со мной один грузинский предприниматель из бывших участников «тбилисского майдана», успевший к началу 2008 года разочароваться в Саакашвили. Импортируя грузинский опыт на свою почву, украинским лидерам стоит задуматься о «цене вопроса» такого заимствования. Не только во внешнеполитической сфере, но, прежде всего, во внутренней политике.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати