30.11.2015 | Марина Войтенко

Неустойчивая стабилизация

По предварительной оценке Минэкономразвития РФ, опубликованной 27 ноября, прирост ВВП с учетом сезонной корректировки в октябре составил 0,1% к предыдущему месяцу. Неотрицательные темпы, считают в министерстве, наблюдаются в течение последних четырех месяцев. Глава МЭР Алексей Улюкаев на этом основании сделал вывод о том, что рецессия практически завершилась. Напомним, что формальным признаком такой констатации являются положительные и/или нулевые показатели общеэкономической динамики в течение двух кварталов.

В МЭР, очевидно, уверены, что в ноябре и декабре за этим дело не станет, поэтому о прекращении кризиса можно говорить как о свершившемся факте, а текущее состояние российского хозяйства квалифицировать как адаптацию к новым условиям – нефтеценовому шоку, санкционным режимам, а также структурным дисбалансам в нефинансовом и банковском секторах и расходах бюджетной системы.

Первый зампред ЦБ РФ Ксения Юдаева тоже полагает: «спад существенно замедлился, происходит определенная стабилизация в экономике». О ее «начальных признаках» высказались и эксперты МВФ (23 ноября), обратив особое внимание на профицит счета текущих операций и снижение внешнего корпоративного долга[1]. Прогноз Фонда на 2016 год, впрочем, оставлен без изменений – «умеренное сокращение ВВП на 0,6%». Если это стабилизация, то что тогда называть рецессией, кризисом и т.п.?

Между тем, устойчивость неотрицательных трендов даже в официальных интерпретациях экономического блока правительства не выглядит убедительно очевидной. Сентябрьский сезонно очищенный рост ВВП был втрое выше – 0,3%. В итоге спад в годовом выражении в октябре остался на рубеже начала осени – те же 3,7%. С одной стороны, показатель, конечно, лучше чем минус 4,1% за третий квартал в целом. В то же время, нового позитивного сдвига не случилось.

Экспертные оценки более жесткие. Во Внешэкономбанке (ВЭБ), например, полагают: сентябрьский рост пока не стал началом новой устойчивой тенденции – ВВП в октябре (после сезонной очистки), напротив, потерял 0,2%, что ускорило темпы спада в годовом сопоставлении до 3,7% (после 3,5% в сентябре). Конечный расчетный результат, как видим, тот же, что у МЭР. Только, вот, отражает он процессы прямо противоположного свойства.

Примечателен и разброс версий динамики (с устраненной сезонностью) промвыпуска: у МЭР – плюс 0,1% (после 0,2% в сентябре); в Росстате – те же 0,1%, но со знаком минус; у аналитиков ВЭБа – минус 0,3%; в ЦМАКП – минус 0,2%; в Центре развития НИУ ВШЭ – «компромиссный» нулевой рост. Возможно, что наиболее негативный период для общепромышленной конъюнктуры, действительно, позади. Но, пока более или менее ровно задышали только добывающие отрасли, прибавившие за десять месяцев в годовом соизмерении 1,4%. Производство и распределение электроэнергии, газа и воды потеряло 3,6%, а обрабатывающие производства и вовсе «просели» на 5,9%. Причем в помесячной сезонно очищенной динамике после отскока на 0,4% в сентябре в следующем месяце наблюдался нулевой рост. Добычники, наоборот, последовательно наращивают темпы – 0,2% и 0,3% соответственно. Энергетики, газовики и вододохозяйственники также поступательно выбираются из спада – «-0,8%» и «-0,2%».

Опросы руководителей предприятий показывают: адаптация промышленности к новой реальности происходит в виде стагнации выпуска без выраженных стимулов к расширению производства и инвестиций. Главный сдерживающий фактор – низкий спрос. Запасы готовой продукции на складах, по данным ноябрьского мониторинга ИЭП им. Е.Т.Гайдара, находятся на семнадцатимесячном максимуме. Не удивительно, что в конце осени индекс деловой уверенности (рассчитывается Росстатом) потерял в обработке еще 1 п.п.

Оценки динамики вложений в основной капитал тоже неоднозначны. В МЭР констатируют: в октябре впервые за год (месяц к месяцу с исключением сезонности) они перешли в положительную область., составив 0,4%. Отставание от 2014 года сократилось до 5,2% после 5,6% в сентябре. Это заметно лучше показателя по третьему кварталу в целом – минус 6,8% (год к году). Однако следует иметь в виду, что замедление спада происходит, прежде всего, в компаниях, называемых по статистической классификации «крупными и средними организациями». Причем. скорее всего, в крупных, которые поддерживаются госзаказами (в том числе и оборонными). Что же касается собственно малых и средних предприятий, то индекс их деловой активности (индекс RSBI, рассчитывается «Опорой России» и аналитиками Промсвязьбанка) по компоненте «готовность к инвестициям» в третьем квартале показал падение на 3,2 п.п., производство за счет собственной прибыли расширял лишь каждый пятый предприниматель[2].

Расчеты объемов предложения инвестиционных товаров, сделанные в ЦМАКП, также расходятся с выводами МЭР. После увеличения на 4% в месяц в августе и сентябре в начале четвертого квартала индекс инвестактивности снизился на 2%. В октябре предложение инвесттоваров отстало от прошлогоднего уровня на 18% (за десять месяцев – на 21,2%). При этом с начала года предложение стройматериалов сократилось на 9%, производство машин и оборудования для внутреннего рынка – на *%, импорт продукции машиностроения – на 38%.

Даже если предположить неустойчивость инвестиционного «артефакта», установленного в октябре МЭР (по итогам сентября чистая прибыль российских компаний в годовом выражении выросла в 2,4 раза, прежде всего, вследствие «докатившейся» до реального сектора летней девальвационной волны), то качественные характеристики капвложений оставляют желать лучшего. В январе-сентябре доля инвестиций в жилища, здания и сооружения выросла с 52% до 56,7%, удельный же вес вложений в машины, оборудование и транспортные средства, напротив, сократился с 48% до 43,3%. Меняется и структура источников финансирования: доля собственных средств (прибыли и амортизации) уменьшается – с 58,8% в первом квартале до 51,8% в третьем, привлеченных ресурсов – возрастает с 41,2% до 48,2% соответственно (в том числе бюджетных – с 10,3% до 15,6%). Кредиты банков во вложениях в основной капитал, достигавшие в первом квартале 9,4%, затем в апреле-сентябре стабилизировались на уровне 8,5%. Замедлилось и снижение кредитных ставок (в сентябре средневзвешенная по кредитам до 1 года достигала 13,97%).

По мнению экспертов, потенциал инвестиционного роста остается довольно неустойчивым. Определенное давление оказывает необходимость выплаты в декабре $22,3 млрд корпоративного внешнего долга. Кроме того, не снижаются риски сбоев в обслуживании банковских кредитов. В S&P в связи с этим предсказывают в 2016-2017 годах череду корпоративных дефолтов по аналогии с «кейсом» Трансаэро (уже в следующем году проблемные долги, считают в агентстве, могут достичь 20-25% нерозничного портфеля банковского сектора). Немалому числу компаний будет, действительно, не до инвестиций.

Разноголосица оценок наблюдаемых трендов и у правительственных экономистов, и у экспертов стихает при взгляде на динамику потребительского спроса. Здесь налицо настоящий кризис, причем касающийся, прежде всего российского среднего класса.

Реальные располагаемые доходы россиян демонстрируют устойчивую отрицательную динамику – за десять месяцев они снизились, по данным Росстата, на 3,5% (по прогнозу Минтруда, к новому году потери могут увеличиться еще на 0,5-1,5%), а реальные зарплаты – на 9,3% к аналогичному периоду-2014.

В итоге потребительский спрос оказывается долговременным фактором, сдерживающим восстановление экономики. Сокращение оборота торговой розницы к середине осени ускорилось до максимального уровня за последние двадцать лет – в сопоставимых ценах на 11,7% к октябрю прошлого года (за январь-октябрь – на 9,8%).

Эксперты заговорили о том, что потребление начинает пробивать «второе дно». И для такого предположения есть все основания. Опубликованные на минувшей неделе результаты последнего исследования Фонда «Общественное мнение» (ФОМ) свидетельствуют об ухудшении оценки россиянами своего материального положения. О том, что проблем с финансами у них нет, заявили 7% опрошенных против 9% в августе. Доля тех, кому не хватает денег и на питание, выросла с 9% в конце лета до 14%. 38% отметили, что средств им хватает на одежду, а на крупную бытовую технику – нет. Еще у 27% есть деньги на питание, но не на одежду.

Осенью уже 72% (против 68% в августе) говорили о том, что кризис отражается и на них, отмечая наряду с низкими доходами (22%) и безработицей быстрый рост цен (41%). Поэтому не удивительно, что в фактических ценах удельный вес пищевых продуктов в общем объеме розничных продаж продолжает увеличиваться – в октябре он достиг 48,2% (непродовольственных товаров – 51,8%) с 46,9% в том же месяце 2014 года (53,1%).

По ощущениям респондентов опросов ФОМ (проводятся для исследования ЦБ РФ инфляционных ожиданий россиян) в октябре-2015 «всплеск ценников» несколько умерил свой темп по сравнению с началом осени – с 26,3% до 24,3%. И это при официальных данных о росте цен с начала года на 11,8% (на 23 ноября). То есть, свою личную инфляцию домохозяйства ощущают более чем в два раза выше даже самых высоких показателей Росстата. И это не может не сказываться на потребительском поведении.

К тому же расходы населения на конечное потребление сжимаются вследствие необходимости обслуживать ранее взятые потребительские кредиты[3]. По расчетам Центра структурных исследований ИЭП, общий вычет из бюджетов российских домохозяйств на эти цели за три квартала текущего года составил почти 2 трлн. рублей (более чем 6% всех расходов населения на конечное потребление).

Приспособление россиян к «новой реальности» происходит двояким образом. Востребован уже проверенный в кризис 2008-2009 годов путь увеличения сбережений. В октябре-2015, по оценке ВЭБа, они поднялись до 14,8% располагаемых доходов – то есть, максимума с начала 2011 года. Однако сами по себе они не выглядят достаточными для обретения уверенности в будущем.

Согласно результатам сентябрьского опроса Национального агентства финансовых исследований (НАФИ), большинству россиян (60%) в случае внезапного исчезновения доходов, накопленного хватило бы не более чем на три месяца для покрытия повседневных нужд. При этом четверть респондентов потратили бы все за период от недели до месяца (26%), а 16% хватило бы средств не более чем на неделю. Только 10% респондентов сообщили о том, что их сбережений хватило бы более чем на полгода.

Следование по второму проверенному пути – оптимизации расходов – продолжает набирать обороты, обретая черты жесткой экономии. Согласно данным последних маркетинговых исследований – например, IRG, Deloitte, – урезать новогодние бюджеты, которые могут оказаться на 25-35% ниже прошлогодних, готовы две трети респондентов. Кроме того, часть насущных трат россияне, судя по всему, готовы перевести «в тень».

Так, по расчетам аналитической компании BusinesStat, по итогам-2015 размер «серого» сектора в медицине (когда оплата услуг проходит мимо официальной кассы) может достигнуть рекордных 150,8 млрд рублей против 94 млрд в 2010 году. И, судя по всему, «теневые ниши» имеют все шансы пополниться и многими другими видами услуг (например, салонов красоты) и товаров, особенно там, где импортная составляющая в цене очень высока, а значит и инфляция потребления много выше рассчитываемых Росстатом показателей[4].

Стоит отметить, что логика теневого потребления сформирована не только ростом цен, но и ограничением возможностей – от, мягко говоря, не совсем позитивных результатов реформы здравоохранения и повышения (а также «размножения») неналоговых обязательных платежей и сборов для малого бизнеса до перманентного процесса смены правил его деятельности. Так, законом об упрощенной системе налогообложения (оплата 6% с дохода или 15% с дохода минус расходы) изначально предполагалось, что индивидуальные предприниматели не должны платить ничего, кроме одного налога. Теперь, как отмечают эксперты «Ведомостей», для тех, у кого выручка превышает 300 тыс рублей в год, фискальная нагрузка может вырасти на 20%. Причина – рассогласованность позиций Минфина и Минтруда по поводу 1%-ного вычета из величины налога за счет платежей в Пенсионный фонд, фонды социального и обязательного медицинского страхования.

Вывод экспертов очевиден – если в действующее законодательство не будут внесены соответствующие проясняющие ситуацию и не увеличивающие общее фискальное бремя корректировки, то предпринимателям будет проще уйти в тень и не показывать выручку больше 300 тыс рублей в год. А значит и спрос на их продукцию и их личное потребление имеет все шансы оказаться в тени или снизиться.

Поэтому вовсе не удивительно, что и перспективы-2016 россиянам тоже не видятся радужными. По мнению 34% респондентов ФОМ, в ближайший год их материальное положение не претерпит существенных изменений, еще 30% уверены, что будет хуже.

Несомненно, снижение потребительского спроса не останется без последствий для состояния экономики в 2016 году. В принципе это, конечно, мощный антиинфляционный фактор, позволяющий рассчитывать на торможение роста цен на годовом горизонте как минимум вдвое. В то же время, ЦБ РФ уже прогнозирует сокращение темпов увеличения вкладов населения в следующем году примерно на одну треть (до 10% против 15%, ожидаемых по итогам-2015). Понятно также, что при продолжении октябрьских трендов восстановительный рост зарплат и доходов начнется не ранее середины 2016 года.

Российская экономика в середине и конце осени демонстрирует некоторые признаки стабилизации. Но, они все еще очень неустойчивы, чтобы делать окончательные выводы о выходе из рецессии в другой скоростной режим. Макропараметры «катятся» на «нейтралке». Процесс же ухода части потребления в тень может оказаться труднообратимым, поскольку запущен он по большей части не столько удорожанием, сколько ограничением возможностей больше зарабатывать и ростом недоверия к способности государства соблюдать им же установленные «правила игры». Поэтому наиболее вероятным сценарием ближайших месяцев остается вялотекущая стагнация.

Марина Войтенко – экономический обозреватель

^[1] Замминистра экономического развития Алексей Ведев прогнозирует, что за счет этих факторов, а также плавающего валютного курса и сокращения оттока капитала, платежный баланс РФ в среднесрочной перспективе, по меньшей мере до 2018 года, будет положительным – на уровне $58-62 млрд.

^[2] На фоне позитивной динамики в первом полугодии негативные значения показателей индекса RSBI в третьем квартале выглядят особенно пессимистично. Снижение готовности малого и среднего бизнеса к инвестициям, взлет цен реализации и себестоимости свидетельствуют о том, что надежды на «пройденное дно» были преждевременными. Предприниматели не только фиксируют текущее ухудшение состояния своих компаний, но и не ждут позитивных изменений в будущем – так прокомментировал результаты Владимир Шаталов, старший вице-президент, руководитель блока «Малый и средний бизнес» Промсвязьбанка.

^[3] При этом показатель просрочки в банковской рознице достиг нового максимального уровня с 2008 года. По данным ЦБ РФ, в октябре доля ссуд с просроченными свыше 90 дней платежами в общем объеме однородных ссуд, предоставленных российскими банками физлицам, достигла 10,8% с 7,9% на 1 января 2015 года.

^[4] Следует также иметь в виду, что возможные ограничения на потребительский импорт из Турции может дать эффект для внутренних цен, аналогичный «встречным санкциям» и несколько разогреть инфляцию. В этом случае она превысит 13% (против прогнозов экономического блока правительства в 12,5-12,7%).

Версия для печати