23.12.2015 | Сергей Маркедонов

ОДКБ: закавказское измерение

21 декабря в Москве прошел саммит ОДКБ. Официальные российские СМИ уже поспешили оценить это событие как успех отечественной дипломатии. Действительно, главы государств-участниц этого интеграционного объединения призвали к формированию широкой антитеррористической коалиции и укреплению единства рядов (КСОР, Коллективных сил быстрого реагирования). Они согласились с тем, что в настоящее время главным угрозами для их безопасности являются террористические группировка «Исламское государство» (ИГИЛ), «Талибан» и «Аль-Каида». По итогам встречи было принято совместное заявление президентов стран-членов ОДКБ о противодействии международному терроризму.

Резюмируя итоги саммита, глава Армении Серж Саргсян (а в настоящее время именно эта страна председательствует в ОДКБ), заявил: «Мы обсудили инцидент с российским военным самолетом Су-24, участвовавшим в антитеррористической операции в Сирии и сбитым турецкими Вооруженными силами. Данный шаг Турции никак не способствует консолидации международных усилий, направленных на противодействие терроризму, урегулирование ситуации в Сирии и восстановление мира в регионе».

Между тем, декларации об укреплении единства организации и сдерживании террористической угрозы являются лишь одной стороной медали. О второй российские политики говорят не столь охотно, зато в Армении имена эта сторона в последние дни стала предметом повышенного внимания. Речь идет, прежде всего, о тех оценках, которые прозвучали из уст армянского президента относительно эффективности ОДКБ. Критический пафос Сержа Саргсяна был обращен к союзникам по организации, не проявляющим, по его мнению, достаточной активности в поддержке позиции официального Еревана в его конфликте с Баку. «Безусловно, у каждой страны - свои интересы, свои приоритеты, но это обстоятельство не должно противопоставляться общим интересам и взаимным обязательствам стран - участников организации. Каждый раз, когда вооруженные силы Азербайджана применяют стрелковое оружие всех калибров, минометы и артиллерийские установки против Армении, они стреляют по Астане, Душанбе и Бишкеку, по Москве и Минску», - констатировал армянский лидер. По его мнению, ОДКБ фактически не обсуждает статью в Уставе организации, которая предполагает совместную оборону. Более того, полагает Саргсян, есть случаи, когда формально союзники в разных международных организациях голосуют против интересов Армении или «принимают двусторонние декларации с третьими странами, текст которых направлен против союзников по ОДКБ».

Почему заявления президента Армении прозвучали именно 21 декабря, после того, как завершилась встреча с его азербайджанским коллегой Ильхамом Алиевым в Вене? И почему в финальных документах саммита ОДКБ его позиция не нашла четкого отражения (что, к слову сказать, вызвало вал одобрительных публикаций в азербайджанских СМИ и интернет-ресурсах)?

Оговоримся сразу. Серж Саргсян далеко не в первый раз предпринимает критические выпады в сторону «евразийского НАТО» (как иной раз ради красного словца называют Организацию договора о коллективной безопасности). Так, в октябре прошлого года, принимая в Ереване Генсека организации Николая Бордюжу, он заявлял буквально следующее: «Милитаристские и армянофобские заявления Ильхама Алиева не находят соответствующего отклика со стороны наших партнеров по ОДКБ, что могло бы сдерживать авантюристские устремления азербайджанских руководителей». В сентябре 2013 года на заседании Совета коллективной безопасности ОДКБ в Сочи президент Армении также констатировал, что «вопреки духу принятых нами же решений, некоторые государства-члены на других площадках и в иных организациях по тому же вопросу принимают заявления, диссонирующие с принятыми в ОДКБ решениями. За последние годы были приняты документы, в том числе на президентском уровне, где с подачи азербайджанской стороны выборочно, в ущерб остальным принципам, выделяется принцип территориальной целостности».

Однако для резкого выступления под занавес 2015 года у Сержа Азатовича были свои особые основания, как внутреннего, так и внешнеполитического характера. Во-первых, ситуация на линии соприкосновения в Нагорном Карабахе и вдоль армяно-азербайджанской границы за пределами непосредственно бывшей НКАО накаляется. При этом в противостоянии сторон все чаще используется тяжелое вооружение. Поступила информация (которая требует, конечно, дополнительной проверки) об использовании танков и гаубиц (впервые с момента установления режима прекращения огня в мае 1994 года). 22 декабря пресс-секретарь Минобороны Армении Арцрун Ованнисян заявил: «Ни для кого уже не секрет и не осталось эксперта или аналитика, который бы не оценивал ситуацию как военную. Это война и больше невозможно говорить о нарушении режима прекращения огня, поскольку его нет». Даже если не разделять излишнего алармизма споуксмена армянского военного ведомства, следует признать, что ситуация демонстрирует слишком много признаков резкого обострения, которые уже трудно списать на обычные нарушения хрупкого перемирия. И на нагорно-карабахскую конфликтную динамику сегодня дополнительное негативное воздействие оказывают фоновые факторы. Даже если российско-турецкие отношения не будут скатываться вниз (но пока, похоже, они еще не коснулись дна), сам факт конфронтации между Анкарой и Москвой способствует тому, что появляется соблазн протестировать оппонента в новых сложившихся обстоятельствах. И отсюда следует, во-вторых.

Ереван стремится укрепить свои связи с Россией на фоне резкого ухудшения отношений между РФ и Турцией (особые отношения которой с Азербайджаном всем известны) и даже вписать нагорно-карабахское противостояние (пусть и не целиком, а хотя бы эскалацию вдоль армяно-азербайджанской границы) в контекст двусторонних противоречий евразийских гигантов. Отсюда и озвученный 21 декабря 2015 года тезис: «Азербайджанская сторона, не ограничивается использованием тяжелой артиллерии, в том числе турецкого производства (выделение автора)». Кстати, в сентябре 2013 года, когда президент Армении критиковал союзников по ОДКБ в Сочи, он также выражал свою поддержку позиции Москвы по Сирии и «однозначно приветствовал российско-американские договоренности по мирному урегулированию сирийского конфликта» (тогда речь шла о проблеме утилизации арсеналов химического оружия).

В-третьих, президент Армении инициировал конституционные реформы (за две недели до саммита прошел референдум по поправкам в Основной закон страны), которые имеют далеко не всеобщую поддержку среди избирателей республики и которые де-факто нацелены на пролонгацию его пребывания на армянском политическом Олимпе. В этой связи патриотическая риторика работает на укрепление позиций президента Армении, поскольку в самом армянском обществе укрепляются критические настроения в связи пассивностью союзников Еревана. И объектом такой критики является и Москва, прежде всего, за ее военно-техническое сотрудничество с Баку. Недовольство же Россией оппоненты Саргсяна идентифицируют и с ним самим, выставляя главу республики, как послушного исполнителя воли Владимира Путина. И президент Армении наряду со всеми другими резонами, имел в виду и этот внутриармянский дискурс, который для российских СМИ традиционно остается сюжетом второго плана. Конечно, политика искусство возможного. Саргсян не может позволить себе жестких публичных выпадов относительно российско-азербайджанских связей. Но сам факт его оппонирования будет учтен (и, скорее, позитивно, расценен) внутри Армении, как минимум теми, кто не готов к однозначной конфронтации с ним.

Вообще закавказская тема нередко поднимается в формате ОДКБ. Например, тезис о наращивании военного компонента Организации был впервые поднят и озвучен на саммите в Москве 5 сентября 2008 года, то есть практически через месяц после «пятидневной войны» между Россией и Грузией. Тогдашний форум выпукло зафиксировал два факта принципиальной важности. Российские союзники по ОДКБ готовы к тому, чтобы Москва осуществляла военные операции в какой-нибудь точке Евразии. Хотя бы и в Южной Осетии. Но в то же самое время даже самые ближайшие партнеры продемонстрировали свою неготовность признавать политические итоги этих операций. Тогда, в 2008 году, ни Армения, ни Казахстан не признали независимость двух бывших автономий Грузинской ССР. И даже Белоруссия, формально часть общего «Союзного государства» с Россией не сделала шаг навстречу инициативам Москвы.

С того времени много воды утекло. Но многое осталось по-прежнему неизменным. На протяжении всех этих лет союзники Еревана, включая и РФ, оказываются не готовыми к тому, чтобы окончательно «определиться» и поддержать одну единственную точку зрения. В отличие от того же НАТО, где существует организационная дисциплина (что не преминул отметить и Серж Саргсян на примере Турции и Греции), в ОДКБ мы видим наличие нескольких клубов по интересам. Только Россия готова одновременно заниматься и проблемами Центральной Азии, и западными рубежами (Белоруссия), и кавказским направлением. В самом большом клубе внутри ОДКБ представлены среднеазиатские государства, которые готовы кооперировать друг с другом по проблемам, имеющим отношение к их региону. Но угроза «афганизации» Центральной Азии малоинтересна Армении, у которой вопросом номер один является неразрешенный нагорно-карабахский конфликт и угроза его полной «разморозки». Ситуация же вокруг Нагорного Карабаха не является внешнеполитическим приоритетом для Минска или среднеазиатских республик, у которых есть свои особые отношения с Баку (включая и экономическое измерение). Москва же вынуждена аккуратно дирижировать этим разносторонним оркестром, избегая резких движений.

Представим себе резкое изменение ситуации в Закавказье. Армения, являясь членом ОДКБ, вправе с формально-правовой точки зрения рассчитывать на помощь союзников. Баку ведь никогда не исключал возможность силового решения карабахской проблемы. Но насколько будут готовы к однозначной поддержке Армении Казахстан или Таджикистан, Думается, что в случае реализации самого негативного сценария в Нагорном Карабахе Ереван вряд ли получит консолидированную поддержку со стороны всех членов Организации, даже если Москва сделает свой однозначный выбор. Тем паче, что определенные прецеденты уже есть. Напомню, что сам Договор о коллективной безопасности был подписан 15 мая 1992 года. Но в ходе армяно-азербайджанского вооруженного конфликта летом того же года Азербайджан взял под свой контроль анклав Арцвашен, ранее не входивший в состав Нагорно-Карабахской автономной области и считавшийся в советское время частью Армянской ССР. Можно, конечно, говорить, что за почти четверть века многое изменилось. Но не изменилось главное. Строительство новых национальных государств еще не завершено, а значит, не оформились полностью не только их гражданские и политические идентичности, но и внешнеполитические приоритеты. И в этой ситуации на первый план выходит не интеграция, а национальный эгоизм. Интеграция же понимается, как ситуативное взаимодействие для решения своей задачи. И простор для нее может открыться лишь тогда, когда республики бывшего СССР выйдут за рамки постсоветской повестки дня, преодолеть ее и выйти на решение новых задач, не связанных исключительно с проблемами прошлого.

И вряд ли тот же Ереван сегодня в случае коллапса на таджкикско-афганской границе будет готов к отправке своего контингента на помощь далекому союзнику. Москва же понимает, что подталкивание всех членов ОДКБ (да, впрочем, и ЕАЭС) к общему знаменателю вызовет либо кризис евразийской интеграции, либо ее радикальной перекройки (не исключено и формальное сохранение интеграционных структур при нулевой их эффективности и функциональности).

Все это говорит о том, что надежды на эффективную роль ОДКБ не стоит искусственно завышать. Одно дело - подписывать совместные заявления о борьбе с «международным терроризмом», и совсем другое - распутывать конкретные этнополитические конфликтные узлы. Впрочем, из этого отнюдь не следует, что низкая результативность евразийских проектов автоматически означает высокую эффективность НАТО. Особенно в контексте армяно-турецких отношений (а Анкару пока что никто не собирается исключать из рядов Альянса) и энергетического партнерства Запада и Баку (несмотря на все гневные филиппики в адрес азербайджанской «суверенной демократии»). Следовательно, двусторонние форматы на постсоветском пространстве по-прежнему будут значить намного больше интеграционных попыток (хоть под эгидой России, хоть против ее интересов).

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати