08.03.2016 | Сергей Маркедонов

Наследие Сталина: кавказский след

5 марта 2013 года исполнилось 63 года со дня смерти Иосифа Сталина. Незадолго до этого отмечался знаковый юбилей - шестидесятилетие XX съезда КПСС. Культ личности развенчан, но его последствия до сих пор обсуждаются в контексте актуальной политики.

И сегодня, спустя шесть десятилетий любое событие, связанное со Сталиным сопровождается жаркими дискуссиями о советской эпохе, политической и человеческой цене репрессий, индустриализации, коллективизации, победы в Великой Отечественной войне.

Споры о Сталине сегодня – это не только и не столько академические штудии по отечественной истории. И в наши дни, через четверть века после распада СССР, Россия и другие бывшие союзные республики так не выстроили до конца собственные политические и гражданские идентичности. Более того, процесс этого строительства идет мучительно. Он сопровождается этнополитическими конфликтами и вмешательством в них внешних игроков, что в свою очередь, мультиплицирует риски для международной безопасности. Все это ставит под вопрос состоятельность новых постсоветских государственных образований. Как следствие, актуализация истории СССР и всего того, что связано с теоретической и практической деятельностью одного из главных его архитекторов и многолетнего руководителя.

И если в канун распада некогда единой страны и в первые годы после ее распада в оценках Сталина и общественных умонастроениях относительно его политического наследия негативные оценки преобладали, то затем «маятник» качнулся в другую сторону. По справедливому замечанию экс-сенатора Константина Добрынина (занимал этот пост в марте 2012-сентябре 2015 года), «последние несколько лет показали, что идет обратный процесс, процесс условной сталинизации населения». Так, по данным Левада-центра, по сравнению с 2012 годом поддержка Сталина россиянами выросла на 13%. И даже на Украине, переживающей «декоммунизацию», образ «вождя народов» по-прежнему сохраняет привлекательность. Согласно исследованию Киевского международного института социологии (февраль нынешнего года), 28% респондентов (а опросы проводились без учета мнения крымчан и жителей двух «народных республик Донбасса, которые считаются в соседней стране оплотом «совка») считают Сталина «мудрым государственным деятелем».

Причин для такого «поворота» немало. Среди них и разочарование в политической демократизации и экономической либерализации 1990 х - годов, и управленческие провалы и просчеты постсоветских элит, и травма от распада единой страны, и кровавые конфликты и латентные межэтнические проблемы, утрата стабильности и предсказуемости (пускай и обеспеченных ограничениями свободы). Но в этом ряду следует особо отметить не только просчеты властей или колебания общественного мнения.

Значительную ответственность за сталинистский «ренессанс» несут и эксперты-гуманитарии, сосредоточившие свое внимание на ценностных и общегуманитарных аспектах критики «вождя», не вникая в системные провалы, порожденные его управленческими решениями. Отсюда и тезисы об «эффективном менеджменте» Сталина, который необходимо очистить от разговора о «цене вопроса». Особенно, если вести речь о всемирно-историческом контексте - мол, главное, не людские потери, а достижение результата. Как говорил в свое время Георг Вильгельм Фридрих Гегель, «история - не империя счастья». Однако если пойти по пути, предложенному защитниками «эффективного менеджера» и посмотреть на стратегические последствия сталинских действий в отдельных сферах его политической деятельности, то окажется, что диалектика издержек и приобретений будет не в пользу «вождя», а скорее наоборот.

В особенности это касается Большого Кавказа, где в результате распада некогда единого государства произошло шесть из девяти вооруженных противостояний на территории бывшего Союза, появилось самое большое количество непризнанных государств. Добавим к этому и множество латентных конфликтов, как в российских республиках Северного Кавказа, так и независимых государствах Закавказья.

И сегодня при разрешении многих кавказских противостояний и политики, и исследователи сталкиваются со «сталинским следом». И в самом деле, как можно понять логику и динамику осетино-ингушского конфликта из-за Пригородного района, проблему Чечни без истории операции «Чечевица» и депортации чеченцев и ингушей в 1944 году? При этом последующее заселение того же Пригородного района также проводилось отнюдь не в добровольном порядке, особенно за счет осетин – выходцев из Юго-Осетинской автономной области тогдашней Грузинской ССР. Между тем в современной Чечне память о депортации стала мощным объединительным фактором на основе негативного исторического опыта. И сегодня она крайне затрудняет интеграцию республики в общероссийское пространство, какие бы бравые рапорты об успехах на этом направлении ни делались на официальном уровне. К слову сказать, Рамзан Кадыров, ставший символом «замиренной и стабильной Чечни», идентифицирующий себя «пехотинцем Путина», четко и недвусмысленно высказывается в отношении Сталина. Так в канун 72-й годовщине сталинской депортации он заявил: «Мы не забудем трагическое прошлое, чтобы оно никогда не повторилось!» «И да будут они оба прокляты во веки веков!», - эмоционально добавил он в отношении «вождя» и тогдашнего шефа НКВД Лаврентия Берии.

Истоки многих сегодняшних острых проблем в сфере местного самоуправления и земельных отношений в Кабардино-Балкарии также следует искать в событиях марта 1944 года, когда произошла депортация балкарского народа. Не менее сложные этно-земельные узлы завязаны в Дагестане. В феврале 1944 года из Ауховского района Дагестана республики были депортированы чеченцы-аккинцы (их также называют ауховцами). Сам район после депортации был ликвидирован и территориально урезан. В его северо-западной части был создан Новолакский район, в который были переселены лакцы из 30 горных сел. Процесс их переселения также проводился в принудительном порядке без учета мнения тех, кому предоставляли новые земли. Что же касается юго-восточной части упраздненного Ауховского района, то два населенных пункта Юрт-Аух и Акташ-Аух (переменованные в Калининаул и Ленинаул) были переданы Казбековскому району и заселены аварцами. Не стоит забывать в этом контексте и о проблемах кумыков, которые также были насильственно переселены в 1944 году на земли депортированных чеченцев. До сих пор все эти вопросы не получили эффективного разрешения и время от времени дают о себе знать или массовыми протестными акциями, либо петиционными кампаниями.

Самые одиозные шаги по «грузинизации» Абхазии были сделаны именно в сталинский период. В 1937-1938 гг. в основу абхазского алфавита была положена грузинская графика, в 1945-1946 гг. обучение в абхазских школах было переведено на грузинский язык, были заменены многие абхазские топонимы (только в 1948-1952 гг. было сделано 150 таких переименований). «Политика репрессий в отношении абхазского языка и культуры, осуществлявшаяся совершенно конкретными лицами грузинской национальности (причем не только высшими чиновниками, но и рядовыми исполнителями), формировала обобщенный «образ врага» по отношению к самой массе грузинских переселенцев, обладавших к тому же социальными привилегиями»,- констатирует современный грузинский исследователь и общественный деятель Гия Нодия. Процесс массового переселения сельского населения из внутренних районов Грузии в Абхазскую АССР получил характер целенаправленной государственной политики после Постановления ЦК ВКП (б) и Совнаркома СССР «О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания» (1939). В 1960-1970-е годы от многих из этих одиозных мер отказались, а на XI Пленуме ЦК Компартии Грузии (27 июня 1978 года) тогдашний первый секретарь Эдуард Шеварднадзе высказался против «перегибов» грузинских коммунистов в «абхазском вопросе». Но долгие годы политики этнической дискриминации принесла свои отрицательные плоды. Они сыграли свою значительную роль в обеспечении раскола между двумя народами Кавказа.

Свою роль в вызревание нагорно-карабахского конфликта внесли и решение Пленума Кавказского бюро (там ЦК РКП (б) представлял именно Сталин) от 5 июля 1921 года о включении Нагорного Карабаха (где численно преобладали армяне) в состав Азербайджана на основе «широкой областной автономии», и переселение азербайджанцев из Армении (согласно Постановлению Совмина СССР № 4083). И если первый случай рассматривается, как национальная травма для армян, то второй - для азербайджанцев.

Но кавказская политика Сталина была страшна не только репрессивными методами. Она базировалась на представлении о том, что этническая группа рассматривалась, как нечто, обладающее коллективным сознанием, некоторыми имманентно ей присущими чертами, а значит, и коллективной ответственностью. Конечно, репрессии по отношению к той или иной этнической группе на основе принципа коллективной вины были изобретены не Сталиным. Они использовались как до него, так и одновременно с ним, включая и страны западного мира. Взять хотя бы интернирование японцев в США и Канаде во время второй мировой войны или пресловутые «декреты Бенеша». Однако признание последнего тезиса требует двух оговорок принципиальной важности. Мины замедленного действия под фундамент советского государства и современной России были заложены сталинской политикой (к кавказским сюжетам можно было бы добавить и решение об искусственном объединении в один субъект Бессарабии и Молдавской АССР и присоединение к УССР Галиции), а не решениями Франклина Рузвельта или послевоенного чехословацкого руководства.

И последнее (по порядку, но не по важности). Защитникам сталинского мифа стоило бы лучше знать матчасть. Репрессивная политика Сталина была осуждена еще до распада СССР официальными властными структурами того времени, а также значительной частью международного коммунистического и рабочего движения. «Удручающее впечатление на меня произвело то, что Сталин добился выселения целых народов — чеченцев, ингушей, калмыков, карачаевцев, балкарцев…уже после того, как немцы были изгнаны с территорий, где проживали эти народы». Процитированный выше отрывок - не оценка корреспондента канала «Дождь» или либерального публициста «Ведомостей». Это признание одного из ближайших соратников «вождя» Анастаса Микояна, пусть и произнесенное им post factum. В советское же время началась ревизия сталинской политики в отношении народов Кавказа. Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 16 июля 1956 года с депортированных чеченцев, ингушей, карачаевцев и членов их семей были сняты ограничения по спецпоселению, что открыло им возможности для возвращения на родину. Не стоило бы также забывать и о том, что каток «великого переселения народов» коснулся не только коллаборационистов, но и фронтовиков, коммунистов и просто лояльных советских граждан.

Сергей Маркедонов - кандидат исторических наук, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Версия для печати