21.04.2016 | Сергей Маркедонов

Лавров в Ереване: поиски формулы карабахского урегулирования

21 апреля 2016 года начинается официальный визит главы МИД России Сергея Лаврова в Ереван. В программе его пребывания обозначены переговоры с министром иностранных дел Армении Эдвардом Налбандяном и встреча с президентом Сержем Саргсяном.

И хотя официальные пресс-релизы сообщают о том, что в ходе визита планируется обсуждение «широкого круга вопросов двусторонней, региональной и международной повестки дня», всем, кто наблюдает за ситуацией в Закавказье очевидно, что вопросом номер один будет урегулирование конфликта в Нагорном Карабахе.

К приезду Лаврова в Ереван сегодня прикован значительный интерес. От визита Лаврова и в Армении, и в Азербайджане ждут если не сенсаций или прорывов, то определенной конкретизации относительно нагорно-карабахского дипломатического процесса в целом, и позиции Москвы в частности.

После того, как в начале апреля 2016 года на линии соприкосновения конфликтующих сторон произошла самая мощная за 22 года военная эскалация, именно Россия сыграла решающую роль в приостановке военных действий. Именно в Москве начальники генеральных штабов двух закавказских республик подписали соглашение о прекращении огня. Заметим также, что эти действия Москвы де-факто получили поддержку и партнеров РФ по Минской группе ОБСЕ.

При этом российская позиция, нацеленная не на раздувание конфронтации, а на ее купирование, вызвала немало вопросов, сомнений и даже возмущений. В апреле 2016 года негативные оценки преобладали, скорее, на армянской стороне. В чем же основная причина?

На наш взгляд, она коренится в «нетипичных действиях» Москвы во время нагорно-карабахской эскалации и в последующий период. В отличие от «пятидневной войны» 2008 года или «крымской весны» РФ не взяла четко чью-либо сторону, хотя Армения – единственная из республик Закавказья состоит в ОДКБ или в ЕАЭС. В данном случае ссылки на нормативные подходы (Организация договора коллективной безопасности не предусматривает членства Нагорно-Карабахской республики) работают плохо, ибо до событий «горячего августа» Москва признавала территориальную целостность Грузии, а до февраля 2014 года - Украины (вкупе с Большим договором 1997 года и пунктами Будапештского меморандума 1994 года). Однако случилось некоторое обострение, и российская власть перестала строго следовать жестко прописанным правилам, поставив во главу угла соображения безопасности и внешнеполитического реализма. Казалось бы, единственной страной, которая поддержала Азербайджан безоговорочно, была Турция, на сегодняшний день один из главных оппонентов России. Но ни четкие и недвусмысленные заявления турецкого президента Реджепа Эрдогана, ни последующая встреча Ильхама Алиева с бывшим и нынешним лидерами крымскотатарского Меджлиса Мустафой Джемилевым и Рефатом Чубаровым, не сделали позицию Москвы в отношении Баку более жесткой.

Добавим к этому, что еще до апрельской эскалации проблема военно-технического сотрудничества России и Азербайджана вызывала, мягко говоря, ревностное отношение со стороны официального Еревана (армянская общественность и блоггеры не были столь политкорректны). И новая «военная тревога» лишь обострила восприятие этой деликатной темы. В особенности после заявления российских официальных лиц о том, что поставки вооружений в Баку будут продолжаться и дальше. Как следствие, оживление общественной и медийной дискуссии в Армении (политическая пока еще не развернулась в полную силу, хотя и здесь ситуация ни в коей мере не похожа на тихую заводь) о «цене союзничества». На обострение этого восприятия работает и медийное пространство Азербайджана. В СМИ и на интернет-ресурсах этой страны появляются публикации в стиле «симпатизирующей политологии», целью которых является формирование представления о корректировке внешнеполитических приоритетов Москвы в сторону Баку. Сюжет не новый, но контекст апрельской «разморозки» придает данной теме особое звучание.

Именно на этом непростом фоне и будет происходить визит в Ереван главного российского дипломата. Заметим, что после эскалации в Нагорном Карабахе глава МИД РФ первый раз посетит Армению. И можно много говорить о том, что его посещение Баку 6 апреля 2016 года планировалось ранее, и, преследовало, в первую очередь интересы России, а не поиска выбора между симпатиями в пользу той или иной кавказской республики, асимметрия восприятия делает свое дело. И добавляет дополнительной остроты к дискуссии вокруг политически значимой поездки. Ссылка представленная «Известиями», на «источник в российских дипломатических кругах» относительно активизации российской дипломатии и лично президента Путина на нагорно-карабахском направлении также подтолкнула к предположениям относительно наличия некоей формулы разрешения многолетнего этнополитического противостояния.

Однако, принимая во внимание все сопутствующие мирному процессу сложности, вряд ли стоит делать поспешные выводы о приближающемся конце истории карабахского конфликта. Если говорить о формуле мира, то у дипломатов на столе уже не один год разные вариации все тех же «базовых принципов» будь то «обновленный мадридский документ» или «казанская дорожная карта» (не слишком отличался от нее и анонсированный весной 2014 года план американского сопредседателя Джеймса Уорлика). Фактически проблема выхода из тупика охватывает два блока вопросов: статус Нагорного Карабаха и определение его с помощью референдума и деоккупация прилегающих к нему азербайджанских районов с возвращением в них беженцев. Но как связать их воедино, привести к единому знаменателю?

Все упирается в приоритетность и последовательность действий, нюансы (длина коридора, связывающего НКР и Армению, временный статус непризнанной республики) гарантии (как сделать так, чтобы освобожденные от армянских сил районы не превратились бы в военный форпост Баку и инструмент срыва всенародного голосования по примеру Сербской Краины) и меры доверия. Которые отсутствуют не только у сторон конфликта, но и у посредников (впрочем, и между противниками и посредниками отношения также отнюдь не «сугубо доверительные»). Вряд ли 21 апреля 2016 года Сергей Лавров озвучит что-то революционно отличающееся от того, что описано выше. В противном случае ведущие западные политики делали бы заявление о развале Минской группы, российском ревизионизме и прочих нелицеприятных вещах. Но хорошо это или плохо, но пока позиция Москвы по нагорно-карабахскому вопросу радикально с другими странами-посредниками не расходится.

При этом она не тождественна и подходам Еревана, что апрельская история не открыла, но выпукло высветила. И, скорее всего, не будет таковой до той поры, пока Баку не займет откровенно враждебную позицию именно в отношении Москвы (например, будет требовать переформатирования Минской группы путем удаления РФ оттуда или некие аналогичные действия). Резоны для этого очевидны: полная утрата рычагов влияния на Баку усилит на Южном Кавказе Турцию (и через нее и Запад, хотя тут есть свои нюансы, но при любом раскладе конфигурация будет не на пользу Москвы). Но если полностью игнорировать интересы Армении и отказаться от поддержки той части «принципов», которые ей важны, то в таком случае велик риск не менее серьезных потерь. Как следствие, ограниченность в выборе средств и «нетипичность» не как неопределенность, а напротив, стремление удержаться от резких движений до последнего момента. В конце концов, применить силу или громко хлопнуть дверью никогда не поздно, но лучше не толкать себя к этому самому.

Будет ли при описанных выше условиях Москва прощупывать Ереван на предмет компромиссов и уступок? Конечно, будет! Более того, понимание реальных возможностей и представлений Еревана после апрельской «военной тревоги» - это прямая обязанность любого дипломата вне зависимости от герба и надписи на его паспорте. Но то же самое Москва будет делать в Баку, и на переговорах с другими посредничающими странами. И не факт, что армянская и азербайджанская сторона будут со всеми инициативами Кремля и Смоленской площади соглашаться. Но только таким образом, нюансы и детали «дорожной карты» и «принципов» будут уточняться.

Хотелось бы при этом, чтобы российская дипломатия понимала возможные риски. Нарушить статус-кво легко, куда как сложнее наполнить его чем-то реальным. Кому, как не Москве это понимать по аналогии с другими «горячими точками». К тому же любое мирное урегулирование - не абстракция, точнее не только она. И выстраивая миротворческие планы, следует не увлекаться и концентрироваться не на мечтаниях о победной поступи евразийской интеграции (понимая, что таковая интересна всем ее участникам ровно до той поры, пока приносит им дивиденды), о бенефитах для России. Не о том, как можно собрать в единой малоэффективной или неработающей структуре большее количество республик бывшего СССР, а о том, как обеспечить ключевую роль в достижении компромисса, что позволило бы конфликтующим сторонам и впоследствии видеть в РФ приоритетного партнера и союзника.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Версия для печати