26.04.2016 | Сергей Маркедонов

Конец переговорам или перенос дипломатической партии?

«Война может возобновиться в любой момент - предупреждает президент Армении». Под таким «говорящим заголовком» влиятельное информационное агентство «Bloomberg» 25 апреля опубликовало интервью с Сержем Саргсяном. Практически сразу же после его выхода многие политики и эксперты поспешили назвать данный материал сенсацией.

И в самом деле, армянский лидер недвусмысленно заявил, что для его страны «нет причин возобновлять мирные переговоры с Азербайджаном по поводу спорной территории без гарантий безопасности», поскольку на сегодняшний день положение дел в зоне нагорно-карабахского конфликта «совершенно иное». «С одной стороны, мы будем говорить где-то, в то время, как с другой военные будут вовлечены в войну, чтобы постараться решить конфликт».

Таким образом, официальный Ереван фактически дал понять, что в сегодняшнем контексте не видит смысла в ведении переговоров с Баку. Как минимум, до получения гарантий безопасности, то есть невозобновления вооруженного противостояния. Но означает ли это, что армянская сторона полностью закрывается и отныне на дипломатических перспективах следует поставить жирный крест?

Прежде чем, приступать к ответам на данные вопросы, попробуем кратко рассмотреть сегодняшний военно-политический контекст, который, по словам Саргсяна «совершенно иной» по сравнению с предыдущим периодом. И является ли он действительно чем-то принципиально отличным?

В апреле 2016 года произошло самое масштабное военное столкновение на линии соприкосновения сторон в Нагорном Карабахе. И в нем Азербайджан, хотя и не достиг впечатляющих результатов (инфраструктура непризнанной Нагорно-Карабахской республики сохранена, не были взяты под контроль и какие-то крупные населенные пункты), сумел существенно поколебать представление об армянской линии обороны, как о неприступной крепости. Агентство «Bloomberg», сопровождая оценки президента Армении собственными комментариями, сообщает о том, что Саргсян «впервые признал публично, что армяне потеряли некоторые территории в ходе вооруженной борьбы».

И действительно, по его словам, азербайджанские войска «взяли очень маленькие кусочки земли на севере и юге контактной линии». И хотя, по оценке Саргсяна, все это «не имело стратегического значения» для армянской стороны, нельзя сбрасывать со счетов психологический эффект. И сегодня в азербайджанских СМИ, социальных сетях и многочисленных блогах эти «маленькие клочки земли» превращаются в символ победы, первой после чувствительных поражений и потерь первой половины 1990-х годов. Тот случай, когда реальная военная ситуация и информационная реальность могут не совпадать. Однако для массового сознания второе не менее важное, чем первое. И официальный Баку немало преуспел в том, чтобы по итогам апрельской эскалации получить дополнительную внутреннюю поддержку (даже среди критиков администрации Ильхама Алиева), а значит и кредит доверия для новых попыток коррекции статус-кво.

При этом в отличие от «пятидневной войны» в августе 2014 года или «русской весны» на юге и востоке Украины Москва не продемонстрировала однозначной поддержки своему союзнику Армении. Это отнюдь не означает, что Россия произвела «смену вех» в своей внешней политике и сделала выбор в пользу Баку. В действительности РФ и Азербайджан разделяли и разделяют многие вопросы, прежде всего, отношения с Турцией и участие прикаспийской республики в энергетических проектах, являющихся альтернативой российским поставкам углеводородного сырья в Европу. Но Москва сосредоточилась на дипломатическом урегулировании конфликта, а не на обеспечении победы Еревана, что не могло не создать определенных сложностей в армяно-российских отношениях. И недавний визит главы МИД РФ Сергея Лаврова в Ереван отчетливо обозначил этот тренд.

В этом контексте отнюдь не случайным представляется то внимание, которое в своем интервью Серж Саргсян уделил действиям Москвы. По его словам, «Лавров не привез каких-либо новых предложений», потому что российский министр «прекрасно понимает, что не имеет смысла говорить о переговорах сразу же после завершения четырехдневной войны». Скептически президент Армении отнесся и к размещению в зоне конфликта российских миротворцев. В том, что касается «новизны» нельзя не заметить определенного дипломатического лукавства. Ведь на сегодняшний день не только Лавров, но и Джон Керри, и Жан-Марк Эро (то есть главы внешнеполитических ведомств стран - сопредседателей Минской группы ОБСЕ) не готовы выйти за рамки разных вариаций на темы «базовых принципов», а именно освобождения оккупированных армянскими силами районов и референдума о самоопределении Нагорного Карабаха. Вопрос лишь в увязке этих двух сюжетов и последовательности действий. При этом стоило бы ответить, что даже после апрельской эскалации глава МИД РФ пытался продемонстрировать, что не считает статус-кво полностью сломанным. Отсюда и его отсылки к соглашениям о прекращении огня и о мерах по укреплению режима перемирия (1994-1995 гг.). Косвенно это свидетельствует о том, что Москва если и пытается спешить, то «спешит медленно», осознавая, что любые резкие движения на нагорно-карабахском направлении лишь мультиплицируют риски.

И, конечно, любой политик не был бы политиком, если бы, концентрируясь на военно-политических сюжетах и вопросах безопасности, хоть на минуту упустил бы фактор общественного мнения. В Армении не за горами новый электоральный цикл, который пройдет на основе конституционных изменений. В нем будет решаться вопрос о том, как покинув пост президента, Саргсян останется на политическом Олимпе своей страны. Между тем, недовольство властью сильно (что блестяще продемонстрировали и прошлогодние события «электромайдана»). Но одно дело социально-экономическая проблематика, и совсем иное вопросы национального престижа.

В случае любых публично заявленных компромиссов и особенно в условиях новых вызовов (главным из которых является «разморозка» конфликта в Карабахе) общественное мнение стало бы однозначно против действующей армянской власти. Даже, если бы вдруг Лавров и привез в Ереван нечто «принципиально новое». Ереванская улица в отличие от Саргсяна, посвященного в переговорные тонкости, не поняла бы уступок после утраты, пускай «маленьких» и «стратегически неважных», но кусочков земли, которые она не готова отдавать. В интервью «Bloomberg» Саргсян признался, что его команда была готова на уступки на переговорах в Казани в 2011 году (а они предусматривали о вывод армянских сил из пяти районов вокруг бывшей НКАО). Но внутри армянского общества (не говоря уже о настроениях в непризнанной Нагорно-Карабахской республике) такие компромиссы, мягко говоря, не слишком приветствуются. В особенности, если они делаются не в ходе переговоров и в относительно «замороженном состоянии» конфликта, а после новой эскалации и под давлением новых обстоятельств (инициативы посредников или признание, пускай и мизерных, но успехов противника).

И последнее (по порядку, но не по важности). Интервью Саргсяна появилось на следующий день после трагической для всего армянства даты. 24 апреля армяне всего мира отмечают трагические события 1915 года, которые и для Армении, и для «спюрка» (диаспоры) были ничем иным, как геноцидом. Идти на уступки в такие дни было бы самоубийственно для любого армянского политика, фамилия здесь совершенно не важна. Таким образом, роль общественного мнения в появлении «апрельских тезисов» Саргсяна более чем весома.

Но означает ли это полный выход Еревана из переговоров? Думаю, что это тот самый случай, когда, говоря языком шахматных гроссмейстеров, партия отложена, но не закончена. Можно привести массу примеров из недавней истории, когда армянская сторона заявляла о невозможности переговоров с Баку. Взять хотя бы сюжет 2012 года (экстрадиция на родину азербайджанского офицера Рамиля Сафарова из Венгрии, где он отбывал тюремное заключение за убийство армянского военного). Тогда Саргсян даже заявлял о возможности приостановить дипломатических отношений с Венгрией, по сути, открывшей дверь для героизации преступника. Однако после жестких заявлений и конфронтационной риторики Ереван вернулся за переговорный стол. Хотя, как показали апрельские события, дипломатические усилия не были сколько-нибудь эффективными.

К слову сказать, потенциальное возвращение Армении к переговорам будет продиктовано отнюдь не абстрактными принципами и особым миролюбием. Во-первых, полный уход от дипломатического формата лишь подстегивает военные сценарии, которые будут затратными в прямом и в переносном смысле для обеих конфликтующих сторон. Отсюда риск потерять то, что уже имеешь и чем можешь распоряжаться в ходе дипломатического торга. Развал же «минского процесса» и «базовых принципов» чреват той самой «новизной», которая далеко не факт, что станет выгодной. Во-вторых, страны-посредники не дадут забыть о себе. И хотя ожидать от них излишней дипломатической изобретательности не приходится, но поставить интересы конфликтующих сторон выше их собственных не захотят. Другой вопрос, что временная приостановка переговорного процесса с целью обеспечить если не «замораживание», то «подмораживание» конфликта дает возможность активизировать дипломатическое давление посредников на Баку. Именно с точки зрения снижения попыток последнего радикально сломать статус-кво. Но надо понимать, что после таких попыток, «Минская группа» (и стоящие за ней страны) непременно примутся убеждать Ереван. Ведь от разговоров с ними Саргсян не отказывался. Как минимум, до 25 апреля 2016 года.

Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Версия для печати