28.04.2016 | Сергей Маркедонов

Нагорно-карабахский баланс и грузинский фактор

Для комплексной оценки ситуации в закавказском регионе после эскалации в Нагорном Карабахе и понимания дальнейшей динамики событий крайне важно, помимо позиций самих конфликтующих сторон и амбиций «крупных игроков» (России, США, Ирана и Турции), понять также и мотивацию третьего кавказского государства – Грузии.

Какую роль может сыграть официальный Тбилиси в условиях «разморозки» нагорно-карабахского противостояния? Будет ли это позиция созерцателя, придерживающегося принципа «моя хата с краю» или грузинские власти попытаются капитализировать свое положение «над схваткой» и предложат себя в качестве регионального модератора? Претендуя на укрепление европейского вектора своей внешней политики, Тбилиси функция медиатора была бы выгодна. Но не станет ли помехой на этом пути непростые отношения с северным соседом, несмотря на определенные тактические подвижки последних четырех лет?

Ответ на эти вопросы следовало бы начать с обзора двусторонних отношений Грузии с двумя соседними государствами. Эта республика граничит и с Арменией, и с Азербайджаном. И по справедливому замечанию политолога Гии Нодия, несмотря на постоянную напряженность между Ереваном и Баку, Тбилиси «удается сохранить отличные отношения с обеими странами».

И для этого положения дел есть немало веских причин. Для Армении в условиях закрытых сухопутных границ с Азербайджаном и Турцией Грузия (а также Иран) является окном для выхода во внешний мир. Почти 70 % армянской внешней торговли идет именно через Грузию. Именно поэтому позиция официального Еревана в период «пятидневной войны» в августе 2008 года в отношении к Абхазии и Южной Осетии была более, чем сдержанной. И после нее президент Серж Саргсян, несмотря на явное недовольство Москвы, продолжал поддерживать не только межгосударственные, но и межличностные отношения со своим грузинским коллегой (на тот момент им был Михаил Саакашвили).

Баку и Тбилиси связывает не меньшее, если не большее. Значение Азербайджана для внешней политики и экономики Грузии весьма значительно. Две страны связывают не только острые «травматические» сюжеты, такие как потеря территорий и «сепаратистская угроза» (на уровне риторики этот вопрос обыгрывается), но и многие энергетические и транспортные проекты. Это и геополитический трубопровод «Баку-Тбилиси-Джейхан», и газовая труба «Баку-Тбилиси-Эрзерум», и железнодорожный проект «Баку-Ахалкалаки-Тбилиси-Карс», символически запушенный в ноябре 2007 года, но до сих пор не введенный в строй окончательно. И в Тбилиси, и в Баку с опасением относятся к усилению позиций России на Большом Кавказе. Однако в отличие от Грузии Азербайджан пытается проводить более сбалансированную внешнюю политику, дистанцируясь от жесткого выбора между Москвой и Вашингтоном.

Впрочем, у армяно-азербайджанской тематики Грузии имеется и внутреннее измерение. Край Самцхе-Джавахети расположен на стыке границ Грузии, Армении и Турции. Эта административно-территориальная единица Грузии - результат объединения Самцхе и Джавахети (по-армянски Джавахк). В состав Самцхе входят Адигенский, Аспиндзский, Ахалцихский, Боржомский районы. В Джавахетию - Ахалкалакский и Ниноцминдский районы. В районах Самцхе большинство населения составляют грузины, а в Джавахети численность армян равняется 95% населения. В объединенном регионе армяне - это почти 56 % населения. Заметим, что даже в Абхазии в канун начала военного конфликта в 1992 году процент абхазов был намного более скромным, он составлял 17 %. Этнические азербайджанцы компактно проживают в области Квемо Картли (4 района с центрами в Гардабани, Болниси, Дманиси и Марнеули). При этом 77% Марнеульского района, 66% Болниси, 64% Дманиси, 43% Гардабани – представители именно этого народа. И в случае с Джавахети, и в ситуации в Квемо Картли за последние четверть века возникали конфликтные ситуации в отношениях между грузинами с одной стороны, армянами и азербайджанцами с другой. У этих отношений было и религиозное измерение (оно актуализировалось, например, в июле 2011 года после принятия поправок к Гражданскому кодексу Грузии, придававшему правовой статус общинам религиозных меньшинств). Но, как правило, сложности и противоречия не выходили на высокий политический уровень, ограничивались социальной, земельной, образовательной сферой. Нельзя не заметить (при всех существующих узких местах) и определенные успехи Грузинского государства в деле интеграции армянской и азербайджанской общин, хотя рапортовать о полном элиминировании проблем не представляется возможным.

Все это заставляет Тбилиси проявлять осторожную сдержанность. Просто потому, что любое нарушение баланса может спровоцировать острые внутренние конфликты в Грузии, а эскалация нагорно-карабахского конфликта чревата (при худшем сценарии) его расползанием, не говоря уже о втягивании в него третьих сил. Это помогает нам объяснить, почему заявления и официальных лиц Тбилиси, и грузинского экспертного сообщества с началом апрельской «военной тревоги» были корректными и аккуратными. Так уже 3 апреля премьер-министр республики Георгий Квирикашвили в ходе специального заседания, посвященного вооруженной «разморозке» нагорно-карабахского конфликта заявил, что надеется на усилия мирового сообщества по деэскалации насилия и предотвращению полномасштабной войны. Схожим образом поступили и другие госминистры Грузии, особенно это касается глав оборонного и внешнеполитического ведомства, включившихся в диалог и обсуждение ситуации с коллегами из Еревана и Баку. По словам Гии Нодия, разрастание конфликта усложнило бы и отношения Грузии с Западом, поскольку дестабилизация всего Кавказского региона отпугнула бы натовских партнеров Тбилиси. И в этом случае перспективы вступления в Альянс были бы заморожены, как минимум, на неопределенный срок. Хотя, добавим от себя, и сегодня они не выглядят многообещающими, что, однако, связано совсем с другими сюжетами.

Таким образом, Грузия пытается балансировать между конфликтующими соседями, хотя общее участие с Азербайджаном в проекте ГУАМ (а затем Организации за демократию и экономическое развитие) и высокий уровень кооперации с Турцией, на первый взгляд, мог бы перевесить. Но в данной ситуации (как и в случае с Арменией и ОДКБ) национальный эгоизм (без негативной коннотации) перевешивает интеграционные резоны. Не исключено, что и Ереван, и Баку смогут прибегнуть к помощи Тбилиси для ведения неофициальных дипломатических контактов (как Грузия в свое время пользовалась посредничеством Армении в решении проблем транспортных коммуникаций с Россией поверх неразрешенных конфликтов в Абхазии и в Южной Осетии). К слову сказать, в нынешних условиях официальные грузинские власти воздерживаются и от радикальных оценок в адрес России.

Особая статья – позиция экс-президента Грузии и нынешнего губернатора Одесской области и украинского политика Михаила Саакашвили. С его точки зрения, реальным инициатором «разморозки» застарелого конфликта является Москва. Таким образом, Россия, полагает Саакашвили, «пытается получить повод для оккупации территорий, по которым проходят нефтегазопроводы Азербайджана», что может лишь страны ЕС альтернативных энергоносителей. И хотя в настоящее время третий президент Грузии не живет в своей стране и ищет счастья на украинской политической арене, нельзя сбрасывать со счетов и партию его сторонников «/Единое национальное движение» (не просто политическая сила, но и парламентская фракция), и определенную популярность подобных умонастроений в обществе. Впрочем, чтобы укрепить этот взгляд на вещи «националам» надо побороться на выборах в высший представительный орган власти, которые уже не за горами. И не исключено, что эта тема еще будет обыгрываться именно во внутриполитическом грузинском дискурсе. Пока же прагматические резоны берут верх. Но сохранение их в основе внешней политики Тбилиси в немалой степени будет зависеть и от итогов предстоящей парламентской кампании.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Версия для печати