21.06.2016 | Сергей Маркедонов

Нагорный Карабах на Неве

20 июня 2016 года в Санкт-Петербурге состоялись переговоры по нагорно-карабахскому урегулированию. Они прошли в несколько этапов. Сначала президент России Владимир Путин встретился по отдельности со своими коллегами из Азербайджана и Армении, после чего главы государств обсудили ситуацию вокруг Карабаха совместно.

Переговоры в российской северной столице не принесли ощутимых прорывов и подвижек в процессе урегулирования многолетнего конфликта. Президенты Ильхам Алиев и Серж Саргсян во время общения с Владимиром Путиным озвучили всем хорошо знакомые позиции своих стран. По словам азербайджанского лидера «конфликт затянулся», а «статус-кво необходимо преодолеть» как можно скорее. Выходом из нынешней ситуации Алиев назвал «деоккупацию территории Азербайджана». В свою очередь президент Армении, объявив о приверженности Еревана к мирному разрешению конфликта, посетовал на то, что «к сожалению, по желанию одной стороны такие конфликты не решаются». При этом и Алиев, и Саргсян пытались представить усилия, как России, так и Минской группы, как соответствующие их интересам и чаяниям.

По итогам же трехсторонних переговоров президенты выразили готовность проводить встречи в подобном формате регулярно, а также согласились на увеличение числа наблюдателей ОБСЕ на линии соприкосновения сторон.

Впрочем, надежды на то, что серьезные подвижки в деле урегулирования конфликта могут случиться после переговоров в городе на Неве, с самого начала выглядели малообоснованными. Всего два месяца назад в Нагорном Карабахе произошла так называемая «четырехдневная война». И хотя вооруженное противостояние конфликтующих сторон не переросло в полномасштабный конфликт, оно стало самым крупным за 22 года с момента вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня. И сама апрельская эскалация не была чем-то неожиданным для всех, кто следил за динамикой армяно-азербайджанского этнополитического противостояния. Рост числа инцидентов и жертв (включая не только военнослужащих, но и гражданских лиц) уже не первый год является отчетливым трендом. Что же касается дипломатического формата, то ни Ереван, ни Баку не демонстрировали вчера и не демонстрируют сегодня приверженности к компромиссам и уступкам.

Азербайджан рассматривает военные действия в апреле 2016 года, как свой успех. И хотя серьезно продвинуться вглубь Нагорного Карабаха у него не получилось, занятие незначительных участков территории противника преподносится властями прикаспийской республики, как определенный задел на будущее. В том случае, если переговоры не увенчаются успехом, а статус-кво будет затягиваться. В данном контексте совсем не случайными выглядят военные учения, которые азербайджанское министерство обороны анонсировало за три дня до петербургского саммита. Они начались 19 июня и проходят в регионах, в том числе смежных с зоной конфликта. Определенным фактором сдерживания для Баку был и очередной этап престижной гонки «Формула-1», который прошел в Баку в канун переговоров в «северной Пальмире». Между тем, об опасностях новой эскалации после его завершения ряд экспертов предупреждали еще в мае (об этом писал влиятельный британский аналитик Томас де Ваал http://www.politico.eu/article/why-we-need-to-contain-the-caucasus-crisis-armenia-azerbaijan-conflict-karabakh/). Однако, откажись Азербайджан полностью от мирной риторики и перейди окончательно на «военные рельсы», высоких рисков не избежать. Ведь в отличие от Украины нагорно-карабахский конфликт не воспринимается в контексте конфронтации между Западом и Россией. И получить четкую поддержку кого-то из крупных игроков в случае возобновления войны будет затруднительно, не говоря уже о широком спектре проблем с таким соседом, как Иран, явно не желающим «геополитического разогрева» вблизи своих границ.

Что же касается Армении, то для ее руководства пойти на уступки «здесь и сейчас» означает поставить на карту не только собственную репутацию, но и само пребывание на политическом Олимпе страны. Апрельская эскалация рассматривается внутри страны, как серьезное потрясение и даже, как неудача. Не фатальная, не безоговорочная, но все же неудача. В ее интерпретации присутствуют и конспирологические мотивы, и обвинения в адрес России (Москву критикуют за военно-техническую кооперацию с Баку, отсутствие должного давления на Азербайджан и на армянских партнеров по ОДКБ, неэффективное союзничество). Но как бы то ни было, и общественное мнение, и оппозиция (значение которой в армянской внутренней политике неизмеримо выше, чем в стране противника) в случае принятия некоего компромиссного плана Ереваном будут трактовать это, как следствие апрельских событий и демонстрацию слабости. И все прагматические резоны относительно ресурсов и потенциалов сторон будут отодвинуты на второй план. Как следствие, публичная демонстрация несговорчивости, хотя после нее и следуют согласия на продолжение переговорного процесса. Но как не согласиться, если в этом случае именно Армению будут упрекать в затягивании поисков формулы мира.

И, тем не менее, переговоры в Санкт-Петербурге не были экспромтом. К ним заранее готовились Ильхам Алиев, Серж Саргсян и Владимир Путин. Саммит получил поддержку и со стороны сопредседателей Минской группы ОБСЕ (в данном случае речь идет о французских и американских партнерах РФ). По каким же критериям оценивать результаты петербургских рандеву?

Прежде всего, переговоры с участием президентом Армении и Азербайджана стали вторым их дипломатическим общением после апрельской эскалации. Первая встреча глав закавказских государств состоялась 16 мая в Вене. Но диалог в австрийской столице был важен просто сам по себе, как факт, свидетельствующий о возобновлении переговорного формата. От питерских встреч ожидали большей содержательности (оправданы или нет эти ожидания - отдельный вопрос). И если венские переговоры воспринимались, как дело Минской группы, то петербургский саммит многими рассматривался, как особая сольная партия Москвы. На этом тезисе следует остановиться более подробно.

Согласно оценке известного российского издания «Коммерсант», «встреча в Санкт-Петербурге станет уже второй попыткой России сыграть ключевую роль в урегулировании конфликта между двумя бывшими советскими республиками». Первой же авторы полагают июньский саммит 2011 года в Казани, который «вызвал новый всплеск ожиданий скорого прорыва в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе. Однако, несмотря на детальную проработку вариантов возможного компромисса, договориться стороны так и не смогли».

Между тем, роль РФ в разрешении конфликта не сводима к динамике ожиданий и разочарований профессиональных оптимистов, связывающих надежды на прорыв с каждым новым рандеву с участием глав Армении и Азербайджана. Россия - не новичок в процессе мирного урегулирования. Начнем с того, что само Соглашение о бессрочном прекращении огня, подписанное в мае 1994 года, было достигнуто, в первую очередь благодаря российским усилиям. И именно оно (а также другой документ, подготовленный в 1995 году и ориентированный на меры по укреплению перемирия) до сих пор остаются единственными хотя бы призрачными механизмами сдерживания сторон от новой войны. Не исключено, что ситуация на этом направлении может измениться. Но на сегодняшний день положение дел таково. Между тем, и после достижения перемирия РФ участвовала в разрешении конфликта и в личном качестве, и как сопредседатель Минской группы ОБСЕ.

Более того, обсуждая итоги Казанского саммита пятилетней давности, стоит иметь в виду, что он сам был отнюдь не спонтанной «первой попыткой» Кремля, а частью более широкого дипломатического контекста. Речь идет о трехстороннем формате переговоров, которые проходили под эгидой Москвы, но не вместо Минской группы, а вместе с ней и при ее поддержке. Напомню, что в ноябре 2008 года именно благодаря российским усилиям появилась Майендорфская декларация, зафиксировавшая решимость и Еревана, и Баку разрешать застарелое противостояние мирными средствами и на основе норм международного права. И хотя этот документ не был юридически обязывающим, он отразил общую позицию двух конфликтующих сторон и дал старт целой серии трехсторонних встреч. Только в 2009 году они прошли на полях Петербургского международного экономического форума (июнь), в рамках московских скачек на приз Президента РФ (июль), в формате саммита СНГ в Кишиневе (октябрь). В январе 2010 года имело место встреча в Сочи, в июне - в Санкт-Петербурге, а в октябре – в Астрахани. При этом на астраханском саммите были достигнуты некоторые компромиссы по гуманитарным вопросам (было подписано совместное заявление о возвращении пленных и тел погибших). В марте 2011 года президенты РФ, Армении и Азербайджана встретились в Сочи, и лишь после этого состоялся Казанский саммит. К слову сказать, после неудачи этого форума трехсторонний формат собирался в январе 2012 года в будущей столице «зимней Олимпиады». Отсутствие прорывов? «Заморозка» вместо разрешения? На эти вопросы можно было бы ответить положительно, если бы другие заинтересованные стороны предложили бы для Нагорного Карабаха ту формулу, которая могла бы стать основой для мира в этом беспокойном регионе. К сожалению, ничего, кроме «базовых принципов», поддерживаемых, к слову сказать, и РФ, и Западом не выдвинуто. Если не считать несформулированной иранской альтернативы, смысл которой прост: интернационализация Закавказья опасна, желательно ее избегать.

И карабахское урегулирование представляет собой особый кейс. Здесь Россия в отличие от других постсоветских конфликтов многие годы удачно сочетает действия в личном качестве и в «коллективе» (Минская группа ОБСЕ), не противопоставляя оба этих трэка друг другу, а дополняя один другим. Отметим, что и американский сопредседатель Джеймс Уорлик и его французский коллега Пьер Андрие выразили поддержку переговорам в российской «северной столице». Тем не менее, по итогам питерских переговоров трехсторонний формат (РФ, Азербайджан и Армения) получил новый импульс. Опять же не вместо Минской группы, а вместе с ней. Тем не менее, особая роль Москвы фиксируется более четко.

В отличие от Грузии, Молдовы или Украины по вопросу Карабаха две конфликтующие стороны заинтересованы в присутствии Москвы, как медиатора. Ереван в большей степени, как военный союзник РФ, но и Азербайджан не видит себя в качестве партнера одного лишь Запада. Баку предпочитает «политику качелей», которая уже не раз себя оправдывала в самые сложные периоды. У Москвы же свои собственные «качели» (баланс между Арменией и Азербайджаном). Отсюда и прагматическое стремление к деэскалации противостояния двух кавказских республик, и стремление продемонстрировать свой потенциал перед Западом, который не в состоянии предложить какое-то свое особое миротворческое ноу-хау.

Что же касается желания или нежелания что-либо урегулировать, то главнейшим и принципиальным условием для этого является готовность сторон к миру и, как минимум, к компромиссам. За Баку и Ереван эту задачу не решит ни Путин, ни Обама. Заниматься же подталкиваем мирного процесса без получения каких-то реальных гарантий того, что не будет хуже, Москва не станет. Принцип «поспешай медленно» остается на этом направлении ведущим для РФ. Она будет реагировать (и реагировать жестко) лишь в том случае, если к этому ее вынудят другие участники карабахского процесса. Впрочем, на сегодняшний день этот тренд не кажется ярко выраженным.

Сергей Маркедонов – доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Версия для печати