12.10.2016 | Сергей Маркедонов

Россия-Турция-Азербайджан: проблематичное сотрудничество

10 октября Владимир Путин посетил Стамбул. Этот визит еще до его начала был обречен на то, чтобы привлечь к себе особое внимание. Президент России побывал в Турции в первый раз после инцидента с российским бомбардировщиком Су-24, который был атакован и сбит турецкими ВВС.

Прошлогодняя трагедия в одночасье изменила характер отношений между Москвой и Анкарой. Стратегическое партнерство (а именно так официально трактовалась российско-турецкая кооперация) сменилось жесткой конфронтацией. Демонстрационный эффект от этого был усилен тем, что отношения двух стран до 2015 года рассматривались многими политиками и экспертами, как «история успеха» и преодоления многолетней вражды, копившейся со времен противостояния Российской и Османской империи и «холодной войны», когда Советский Союз и Турция входили во враждующие военно-политические блоки.

Однако в последние месяцы российско-турецкий маятник начал движение в обратном направлении. Владимир Путин в августе 2016 года принял Реджепа Тайипа Эрдогана в Санкт-Петербурге. Пришел черед президента Турции принимать своего российского коллегу. И, несмотря на то, что главным стамбульским мероприятием был Всемирный энергетический конгресс, главы двух государств нашли место и для обсуждения двусторонней повестки, ориентированной на преодоление негативных трендов.

Дополнительный интерес к этим сюжетам придало и участие в престижном международном форуме президента Азербайджана, страны, являющейся, стратегическим союзником Анкары и важным партнером Москвы на постсоветском пространстве. В фокус внимания журналистов попала оживленная беседа трех лидеров, которая производила впечатление их полной удовлетворенности от результатов стамбульской встречи. После таких встреч, как правило, появляются предположения о возможностях для формирования какой-то новой конфигурации на Ближнем Востоке и в Закавказье. Остроты ситуации прибавляет нарастающая день ото дня конфронтация между Россией и Западом. Эти противоречия имеют системный характер, но конфликт в Сирии прибавляет им дополнительные импульсы.

Между тем, и Россия, и Турция, и Азербайджан имеют длинные списки претензий к США и Европейскому союзу. Анкара до сих пор смотрит с подозрением на Вашингтон и Брюссель из-за их, по мнению представителей турецкого истеблишмента, двусмысленной позиции во время неудавшегося госпереворота. И это не говоря уже о широком спектре ближневосточных сюжетов, главный из которых – «курдский вопрос». Казалось бы, недавний референдум об увеличении президентских полномочий не встретил жесткой и солидарной реакции со стороны Запада. Однако официальный Баку нашел иные поводы для недовольства. После того, как госсекретарь США Джон Керри выступил с нетипичным для дипломата пессимистическим заявлением о неготовности лидеров Армении и Азербайджана к урегулированию нагорно-карабахского конфликта, влиятельный помощник Ильхама Алиева Али Гасанов подверг критике уходящую американскую администрацию за дипломатическую пассивность.

Естественно, любой визит российских официальных лиц в Турцию или в Азербайджан, как и совместные обсуждения вопросов экономики и безопасности с участием представителей Москвы, Баку и Анкары провоцируют повышенный интерес со стороны Еревана. В нынешних условиях такое внимание оправдано вдвойне. После апрельской эскалации вооруженного противостояния в Нагорном Карабахе армянское общество наэлектризовано (что показали и июльские события вокруг акции группы «Сасна Црер»). В журналистских и экспертных кругах циркулируют слухи о так называемом «плане Лаврова» и переориентации российской внешней политики на «тюркский мир». Эти фобии укрепляют, как противники одностороннего армянского внешнеполитического вектора внутри страны, так и «практики информационной работы» в Азербайджане, а также публицисты, поддерживающие точку зрения официального Баку. Наверное, слухи и предположения можно было бы не принимать в серьезный расчет и списать на конспирологию, если бы не факты российско-азербайджанского военно-технического сотрудничества. В данном контексте все разумные и рациональные резоны о том, что не одна Россия (но также Украина, Турция и Израиль) выступают поставщиками вооружений для Баку, наталкиваются на аргумент, что Россия - союзник Армении. Как следствие, укрепление скептицизма, хотя никаких других гарантов армянской безопасности и статус-кво вокруг Нагорного Карабаха пока что не выявлено.

Насколько же реально сближение между Москвой, Анкарой и Баку? И возможна ли какая-то гипотетическая переориентация России?

Сама постановка подобных вопросов возникает не в первую очередь из-за чрезмерной персонификации политики и представлений о дипломатии, как исключительно о «царском деле». Действительно, роль НПО и парламентских структур в формировании внешнеполитического курса РФ, Турции и Азербайджана несопоставимо мала в сравнении со странами ЕС или США. Однако, какой бы значимой ни была роль первых лиц в принятии решений, она ограничена многочисленными системными проблемами. Кто бы ни стоял во главе Турции, для него Сирия и Ближний Восток в целом будут важнейшими приоритетами, и конфликты там он будет воспринимать, в первую очередь сквозь призму «курдской угрозы», а уж потом исламистского вызова. У Москвы и Баку будет иная оптика, и неслучайно, что даже стратегические союзники Турция и Азербайджан не разделяли взглядов на события «арабской весны» (которые воспринимались в Анкаре, как шанс на укрепление позиций в ближневосточном регионе, а в Баку, как опасность для экспорта джихадизма и неконвенционального ислама). Напротив, поддержка Асада видится в Москве (хорошо или плохо - отдельный вопрос), как гарантии для сдерживания радикалов на дальних подступах, тогда как их ряды в Сирии пополняются и выходцами из республик Северного Кавказа, которые не теряют разносторонних связей с Дагестаном, Чечней, Кабардино-Балкарией. Операция ВКС РФ видится, как продолжение противодействия «Вилаяту Кавказ» (террористической структуре, признающей верховенство запрещенного в России «Исламского государства). При этом такое вмешательство, очевидно, нарушает планы Турции по доминированию в своем «ближнем зарубежье».

Представим себе, что госпереворот в Турции завершился бы успехом. Означает ли это, что новая власть, которая сменила бы Эрдогана, поменяла свой подход к нынешнему статусу Крыма? Риторический вопрос, учитывая многомиллионное количество граждан, имеющих либо крымскотатарское происхождение, либо родственные связи с крымскими татарами. Схожим образом для Анкары выстраивается и «карабахская матрица». Этот вопрос – не только часть внешней политики, но важный элемент внутриполитического дискурса (с учетом «азербайджанских» избирателей, лоббистов, влиятельных бизнесменов). Здесь стоит искать и корни провала нормализации отношений с Арменией.

Прав известный российский тюрколог Павел Шлыков, когда констатирует: «В Турции существуют силы, готовые эксплуатировать романтические настроения части турецкой элиты, мечтающей об усилении экспансии на Кавказе, в Крыму, Поволжье, Центральной Азии и рассматривающие Россию не как партнера, а как геополитического противника». Эти силы есть, как во власти, так и в кругах, которые мечтали бы об уходе Эрдогана с турецкого Олимпа (притом, и как те, которые критикуют его за отказ от заветов Ататюрка, так и те, кто считает его «исламизацию» недостаточной и поверхностной). И если вдруг турецкие власти начнут кардинальный пересмотр имеющихся подходов, то общественное давление не заставит себя долго ждать, какой бы сильной ни была власть Эрдогана.

В силу двух причин не может поддержать проект «российский Крым» и Азербайджан. Во-первых, сама прикаспийская республика имеет проблемы со своей территориальной целостностью (речь, в данном случае даже не о бывшей Нагорно-Карабахской автономной области, а о районах, прилегающих к ней). Во-вторых, Баку не хотел бы расстроить свои отношения с Турцией и Украиной (обе страны - поставщики вооружений для азербайджанской армии). Замечу также, что Киев наряду с Анкарой поддержал Баку во время апрельской эскалации. Более ни одна страна не сделала окончательный выбор в пользу конфликтующих сторон. Сегодня президент Ильхам Алиев и его команда благосклонно относятся к участию РФ в карабахском мирном процессе. Однако стоит согласиться с мнением известного востоковеда Станислава Тарасова, когда он говорит, что «в позициях США и России относительно перспектив урегулирования не просматривается разногласий. И реплика Гасанова (критика американской дипломатии за пассивность, упомянутая выше - С.М.) в адрес президента США Барака Обамы и госсекретаря Керри может в равной степени быть адресована и президенту России Путину, и министру иностранных дел России Сергею Лаврову».

Говоря о позиции Москвы, также стоит иметь в виду, что даже лидер «Яблока» Григорий Явлинский не зовет отказаться от Крыма без предусловий, он лишь предлагает проведение дополнительного референдума с международным участием, предполагая более или менее финальный результат. А представители его партии в кулуарах и неформальных дискуссиях делают акцент именно на второй части предложения. Заметим, что даже такие представители российской оппозиции, как Алексей Навальный и Михаил Ходорковский крайне осторожны во всем том, что касается «нашего Крыма», не говоря уже об «отце-основателе» «перестройки» Михаиле Горбачеве. Думается, что по карабахской теме любой другой политик кроме Путина не будет заинтересован в совершении резких движений и ломке статус-кво с непредсказуемыми последствиями.

Проблематичной видится и резкая переориентация Москвы. Прежде всего, это не в традициях российской дипломатии, которая предпочитает статус-кво и реактивное поведение. Жесткие ответы РФ происходят, как правило, тогда, когда по тем или иным причинам другие игроки нарушают выгодный России баланс (Саакашвили в Грузии в 2004-2008 гг., внешнее вмешательство на Ближнем Востоке, «второй Майдан» в Киеве в 2023-2014 гг.). Российский эксперт Александр Караваев, отвечая на вопрос журналиста азербайджанского ресурса Haqqin.az по поводу возможной реакции Армении на сближение РФ, Турции и Азербайджана, заявил: «Ереван тут зритель, который может радоваться или расстраиваться». Действительно, отношения России и Армении - это отношения асимметричных союзников, один из которых - ядерная держава и постоянный член Совбеза ООН. Однако негативная реакция «малой страны», имеющей многочисленные диаспоры и лоббистские структуры в США и ЕС - фактор, который не смахнешь с доски. Тем паче, ереванский «зритель» будет косвенно или прямо влиять на целостность в ЕАЭС и ОДКБ. И поворот от союзника другие ведущие партнеры Москвы могут воспринять весьма определенным образом. Вряд ли руководство РФ этого не понимает. И если понимает (а признаки, опровергающие данный тезис пока что не представлены), то перспективы геополитической переориентации выглядят ничтожными. Или для нее потребуются форс-мажорные обстоятельства.

И последнее (по порядку, но не по важности). Речь, конечно, о солидарности на основе неприятия Запада и американского доминирования. Системное несогласие с политикой США не должно превращать российского эксперта в «собачку Павлова», реагирующую на любой американский сюжет рефлекторно и однообразно. Да, у Эрдогана масса претензий к США (особенно их легко демонстрировать перед уходящей администрацией). Но вопрос о выходе из НАТО (где у Турции вторая армия после американской) пока что не является политически актуальным, как и прекращение военно-технической кооперации Вашингтона и Анкары (а она весьма внушительна). Реализация «Турецкого потока» вряд ли приведет к выходу Турции из других проектов, хотя бы Баку-Тбилиси-Джейхан и всего того, что в Штатах называют «альтернативной энергетикой для Европы». Баку вряд ли поспешит вступать в ЕАЭС и разорвет «Контракт века» и выйдет из других энергопроектов, ради которых Запад не столь щепетилен в вопросах демократии и прав человека. В любом случае ради России, а также продвижения ее интересов желающих войти в клинч с США по доброй воле не будет, надо отдавать себе в этом трезвый отчет.

К слову сказать, жесткая антиамериканская риторика, которая присутствовала в речах Эрдогана до трагедии с российским самолетом Су-24, не спасла от инцидента («удара в спину», по словам президента РФ) и критического снижения уровня двусторонних отношений. Критика «вашингтонского обкома» Баку также не помогла Москве позитивно решить вопрос об эксплуатации Габалинской РЛС на азербайджанской территории. «Ничего личного, только бизнес», - это правило железно сработало в 2012 году. Отсюда, вера в спасительную антиамериканскую риторику, как минимум, наивна, а как максимум, формирует завышенные ожидания, которые, как правило, не подкрепляются там, где в основе жесткий интерес либо в сфере безопасности, либо экономики.

Конечно, отношения России с Турцией и Азербайджаном крайне важны на широком пространстве от Черного и Каспийского моря до Средиземного моря. Без конструктивных отношений с Анкарой и Баку не решить конфликты в Сирии и в Карабахе, не продвинуться в нахождении энергетического modus vivendi, достижении кооперации по противодействию радикалам, и даже оппонировании США. Но этот конструктив надо нарабатывать, не нарушая других позитивных наработок, действуя рационально, прагматично и селективно, не сводя все дело к идеологическим камланиям вроде «евразийского братства», «традиционных ценностей» и прочее.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати