14.10.2016 | Сергей Маркедонов

Северный Кавказ: новые старые проблемы

В 2016 году на Северном Кавказе предотвращен один теракт, задержано 49 боевиков, а 95 участников террористических структур нейтрализовано. Эти цифры были озвучены 11 октября во время заседания Национального антитеррористического комитета (НАК) России в Пятигорске директором ФСБ Александром Бортниковым. По его словам, российские правоохранительные структуры и спецслужбы могут занести себя в актив ликвидацию 19 одиозных главарей подполья из Кабардино-Балкарии и Дагестана.

Между тем, за несколько дней до пятигорского заседания НАК из ряда республик Северного Кавказа поступила тревожная информация. Плотность этих событий невольно вызвала в памяти образы недавнего прошлого, когда СКФО (Северо-Кавказский федеральный округ) не сходил со страниц газет именно в контексте террористической угрозы. 7 октября в Ингушетии на территории Назрани и Назрановского района был введен режим контртеррористической операции (КТО), а в ходе столкновений были уничтожены 6 боевиков. По словам главы республики Юнус-бека Евкурова, эта группа готовила серию терактов, а по данным НАК среди убитых был и Зубайри Саутиев - эмиссар «Исламского государства» (организации, запрещенной в России). В ночь на 9 октября было зафиксировано столкновение в Гудермесском районе Чечни, в ходе которого были ликвидированы 8 боевиков, в числе которых был и Али Демильханов (до этого он находился в федеральном розыске). Практически синхронно с инцидентом в Чечне было совершено нападение на пост ДПС в Кабардино-Балкарии (город Прохладный). Два полицейских были застрелены. 9-10 октября еще одна группа боевиков появилась в Дагестане, на территории Сулейман-Стальского района. Для ее нейтрализации был введен режим КТО.

Могут ли все эти инциденты говорить о новом витке нестабильности в Северокавказском регионе? В какой степени они связаны с российской военной кампанией в Сирии, которая вывела конфронтацию между Москвой и Вашингтоном на новую высоту, а ситуация в Алеппо стала причиной для новой порции обвинений против Кремля? В конце сентября - начале октября в российских СМИ и на экспертных площадках широко обсуждался комментарий Джона Кирби, официального представителя американского Госдепа, в котором он предположил возможную эскалацию террористического насилия внутри нашей страны, если Москва не изменил свои подходы к сирийской кампании. Но можно ли говорить о том, что этот негативный прогноз американского дипломата начинает сбываться?

Для ответов на эти вопросы обратимся к событиям недавнего прошлого. Своеобразным «водоразделом» здесь являются зимние Олимпийские игры в Сочи. Если в канун «праздника спорта» Северный Кавказ регулярно присутствовал в материалах ведущих мировых медиа, как самый турбулентный регион РФ, потенциально опасный для гостей столицы «белой Олимпиады» и для безопасности российского государства в целом, то впоследствии северокавказская тематика ушла в тень. Сами игры прошли без эксцессов, а по поводу системы безопасности в Сочи Москва получила немало комплиментов даже от критиков ее политики.

Однако успех «белой Олимпиады» именно в контексте безопасности не возник на пустом месте. В течение нескольких лет, предшествовавших ей, на Северном Кавказе количество терактов и их жертв сокращалось. И эта тенденция сохранилась после сочинских игр. Согласно оценкам НАК России, в прошлом году на Северном Кавказе в 2,5 раза снизилось число таких акций. Позиции официальных властей РФ и представителей неправительственного сектора очень часто не совпадают друг с другом. Однако по данным «Кавказского узла» (интернет-издания, специально занимающегося статистикой и мониторингом вооруженных инцидентов и соблюдения прав человека в северокавказских республиках), в 2015 году число жертв террористических инцидентов снизилось по сравнению с 2014 годом почти в два раза. Количество же самих терактов сократилось на 33%. Более того, начиная с декабря 2013 года, боевики из республик Северного Кавказа не совершали масштабных акций за пределами СКФО, таких как атаки в Волгограде или в Москве.

Чем объяснить подобный успех? Российским силовикам во время подготовки к сочинской Олимпиаде (она началась не в 2014 году, а за несколько лет до того) удалось нанести серьезные удары по инфраструктуре «Имарата Кавказ». Были ликвидированы его лидеры (Доку Умаров, Алиасхаб Кебеков и ряд фигур меньшего масштаба). Попытки лидеров «Имарата» использовать нарастание противоречий между Западом и Россией себе на пользу не увенчались успехом. Не пойдя на бойкот «белой Олимпиады», США и страны ЕС, фактически поддержали российские усилия по обеспечению безопасности Северного Кавказа (включая и публичную поддержку антитеррора, и кооперацию по линии спецслужб, что было подтверждено и заявлениями первых лиц). При этом в период, предшествовавший сочинским играм, именно на северокавказском направлении Запад сократил объемы критики в отношении проблем соблюдения прав человека (но они сохранились по другим темам). Несмотря на то, что «Имарат» с момента своего создания в октябре 2007 года, позиционировал себя, не как этно-сепаратистская, а джихадистская структура, ему не удалось установить эффективное и самое главное регулярное взаимодействие в рамках «террористического интернационала» с движениями аналогичной идеологической направленности из стран Ближнего Востока, Афганистана и Центральной Азии. «Имарат Кавказ», последовательно демонстрировавший неприятие «местного» ислама, провоцировал и негативное отношение к себе со стороны населения республик Северного Кавказа. Это создала проблемы, с точки зрения мобилизационных ресурсов для террористов.

В то же самое время, провал «Имарата» совпал с перезагрузкой террористического вызова на Северном Кавказе и не только. После того, как ближневосточная по происхождению группировка «Исламское государство» летом 2014 года провозгласила «халифат», она четко и недвусмысленно обозначила Северный Кавказ в числе своих политических приоритетов. Для сравнения та же «Аль-Каида» рассматривала в качестве своих приоритетных фронтов Ближний Восток и Афганистан. На российском Кавказе «засветились» некоторые ее представители, но системно на данном направлении ее сторонники не работали. «Исламское государство» не просто выступило с угрозами в адрес российского руководства, но и призвало кавказскую молодежь активнее включиться в борьбу на стороне моджахедов против «евреев, крестоносцев и их союзников», в число которых попадают и Россия, и США, несмотря на жесткие расхождения по сирийскому вопросу. Во-вторых, в верхушке ИГ были представлены кавказские выходцы (получившие известность, как «Шишани»). По мнению исламоведа Ахмета Ярлыкапова, доля кавказцев, присоединившихся к ИГ, а также воюющих на его стороне, неимоверно велика. По разным оценкам она составляет от 7 до 10% от общего числа его бойцов.

Уже в конце 2014 года были зафиксированы случаи присяги северокавказского полевого командира «халифу» Абу Бакру аль Багдади. Заметим, к слову, что между «Имаратом» и игиловскими неофитами были непростые взаимоотношения, и сторонники первого упрекали вторых в раскольничестве. Стоит обратить внимание и на определенные идеологические разночтения нового и старого диверсионно-террористического брэнда. «Имарат» был джихадистской структурой, выросшей из изначального этно-сепаратистского проекта и переросшего его. Сторонники же «ИГ» ориентировались практически изначально на джихадистский «интернационал».

Как бы то ни было, а к лету 2015 года оформилась структура «Вилаят Кавказ», представляющая собой одно из региональных подразделений «Исламского государства» и признанная в таковом качестве на Ближнем Востоке. Эта группировка уже взяла на себя ответственность за террористические атаки на Северном Кавказе (по большей части на территории Дагестана). В первом квартале 2016 года 48 человек пострадали в результате вооруженных противоборств между силовиками и участниками диверсионно-террористического подполья (20 были убиты), а во втором – 87 человек (51 убит). Эта ситуация способствует определенной корректировке общественных настроений. Так согласно данным «Левада-центра» (июнь 2016 года), представления населения о ситуации в Северо-Кавказском регионе начали возвращаться к «докрымскому» уровню. В мае 2014 и 2015 гг. 44 и 45% респондентов соответственно оценивали положение дел в СКФО, как «благополучное, спокойное». В мае 2016 году это мнение готов разделить только 28%, тогда как 51% (против 40% в мае 2014 года) рассматривает ситуацию на российском Кавказе, как «напряженную». При этом только 7% россиян отмечают «критичность, взрывоопасность» ситуации в регионе (/)

На сегодняшний день именно «Вилаят» стал лидером в своеобразном северокавказском «террористическом соревновании». Эта организация пытается организовать эффективную координацию с ближневосточным «ядром» ИГ, а выехавшие в Сирию боевики - сохранять разнообразные связи, как с единомышленниками, так и с колеблющимися людьми (особенно среди молодежи).

Однако было бы большой ошибкой и упрощенчеством сводить возможные угрозы Северокавказскому региону только к проискам неких внешних сил и рассматривать Дагестан, Ингушетию или Чечню не более, чем приложение к сирийскому конфликту или конфронтации между Россией и Западом по Ближнему Востоку. По крайней мере, на сегодняшний день нет прямых подтверждений того, что Белый дом готов разыграть «северокавказскую карту» против РФ. Обвальный распад России рассматривается в США (скажем осторожно, в настоящее время), как вызов не меньший, чем укрепление ее военно-политических позиций в мире. Другой вопрос, что неразборчивость Вашингтона и его союзников в выборе партнеров по борьбе против Башара Асада (которая превратилась в идефикс) усиливает и те исламистские силы, которые рассматривают Россию, как своего врага и готовы использовать имеющийся у них ресурс против российских национальных интересов. Между тем, еще в феврале 2012 года Директор национальной разведки США Джеймс Клэппер (занимает этот пост с августа 2010 года) предупреждал об опасности «инфильтрации боевиков “Аль-Каиды” в ряды сирийской оппозиции».

В этом контексте надо отдавать себе отчет, что радикальные исламистские настроения в северокавказских республиках появился еще до выхода ИГ на арену террористической борьбы. И Сирия может рассматриваться, как внешний катализатор определенных умонастроений, но далеко не единственный. Причины же укоренения экстремистских взглядов следует искать не только в склонности определенных групп к радикальным способам решения проблем, но и в системных внутриполитических и социально-экономических проблемах, начиная от соблюдения прав человека и заканчивая безработицей. Следовательно, и лечение этих «болезней» не может подгоняться исключительно под «сирийский стандарт», когда вся региональная и местная специфика берется как второстепенный фактор и рассматривается почти исключительно в «привязке» к внешней политике страны.

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати