25.10.2016 | Сергей Маркедонов

Патриаршая дипломатия

Грузинская патриархия анонсировала визит Католикоса-патриарха Илии II в Москву. Предстоятель Православной церкви Грузии совершит визит по приглашению патриарха Кирилла и станет участником торжественных мероприятий, приуроченных ко дню рождения главы РПЦ. По словам представителей Грузинского патриархата, «встреча с представителями российской власти или президентом РФ специально не запланирована, однако в рамках мероприятии Католикос может встретиться с любым человеком». Следовательно, исключать возможность общения на высшем уровне нельзя.

Илия II в последние годы неоднократно посещал Россию. Сам по себе этот факт в отрыве от сложных и противоречивых российско-грузинских политических контекстов мало о чем говорит. Однако после того, как 26 августа 2008 года Москва признала независимость Абхазии и Южной Осетии, официальный Тбилиси пошел по пути разрыва дипломатических отношений. Через несколько дней после решения по статусу двух бывших автономий Грузинской СССР, правительство Грузии аннулировало мандат российских миротворцев. Затем парламент закавказской республики единогласно проголосовал за разрыв дипотношений, а 2 сентября 2008 года грузинский МИД сообщил посольству РФ в Тбилиси своем решении по этому поводу. С тех пор дипломатические отношения между Россией и Грузией считаются прекращенными. И если до 2012 года общение между сторонами ограничивалось Женевскими консультациями по вопросам безопасности и стабильности в Закавказье, то после победы на парламентских выборах четырехлетней давности коалиции «Грузинская мечта» и начала процесса «нормализации» к ним добавился формат, получивший известность, как «Карасин-Абашидзе». Переговоры между заместителем министра иностранных дел РФ и специальным представителем премьер-министра Грузии по России, не принесли значимых прорывов. И, в общем-то, не могли принести, ибо сам этот формат фокусируется не на политико-правовых и статусных вопросах, а социально-экономических и гуманитарных сюжетах. И лишь отчасти он затрагивает проблемы безопасности на грузино-абхазской и грузино-югоосетинской границе (прежде всего, человеческое, а не общеполитическое измерение). Как бы то ни было, а переговорный формат «Карасин-Абашидзе» удалось удержать от негативного влияния «фоновых факторов», будь то ситуация с Крымом, вооруженный конфликт на юго-востоке Украины, противостояние в Сирии, конфронтация между Россией и Западом.

В этом контексте деятельность Илии II может рассматриваться, как своеобразная альтернативная дипломатия, дополнительный канал общения между двумя странами и обществами поверх неразрешенных политических проблем. В декабре 2008 года (то есть всего через 4 месяца после «пятидневной войны») он принял участие в траурных мероприятиях по случаю кончины Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. В ноябре 2011 года он участвовал в торжествах по случаю 65-летия нынешнего предстоятеля РПЦ Кирилла и в ходе того визита он был принят Дмитрием Медведевым (на тот момент президентом РФ). В январе 2013 года в российской столице Илия II получал премию Международного общественного фонда единства православных народов

в Кафедральном Соборном храме Христа Спасителя. Эта акция была приурочена к 80-летию грузинского Католикоса-патриарха и к 35-летию его интронизации. После торжественной церемонии Илия II был удостоен президентского приема. Свою встречу с Владимиром Путиным предстоятель Грузинской церкви назвал «исторической», а главу Российского государства – «мудрым руководителем», чем вызвал определенное недовольство и критические выпады у себя на родине. В ноябре прошлого года его соболезнования, направленные городским властям Санкт-Петербурга по случаю трагической гибели российского авиалайнера в Египте в результате террористической атаки, стали одним из первых проявлений публичной солидарности с гражданами России. Каковы же основы этой «патриаршей дипломатии», где ее сильные и слабые стороны, общественные и политические ограничители, и в конечном счете, степень ее эффективности?

Роль православной церкви в жизни современного грузинского общества нельзя недооценивать. Лозунги религиозного возрождения занимали не последнее место в системе ценностей грузинских диссидентов - националистов советского времени, а также лидеров национального движения, пришедших на смену Компартии в процессе распада СССР. Согласно первому параграфу статьи 9 Основного закона Грузии «государство провозглашает абсолютную свободу веры и религии». Но в то же самое время оно «признает выдающуюся роль Апостольской Грузинской автокефальной православной церкви в истории Грузии». Параграф же второй вышеуказанной статьи устанавливает отношения между государством и Православной церковью по «конституционному соглашению».

Значительную неформальную роль в общественно-политических процессах страны играет Католикос-Патриарх всея Грузии Илия Второй (в миру Ираклий Гудушаури-Шиолашвили). На протяжении всего периода грузинской независимости он неизменно оказывается в числе самых популярных общественных лидеров, пользующихся доверием граждан Грузии. Он даже признавался «человеком года». При этом Православная церковь Грузии путем неформального влияния содействовала электоральному успеху «Грузинской мечты» и процессу мирного перехода власти в 2012-2013 гг.

Назвать Католикоса-Патриарха сторонником какой-то одной политической силы нельзя, среди его прихожан, есть как сторонники «Грузинской мечты», так и «Единого национального движения». С тем же Михаилом Саакашвили у него были общие взгляды на вопросы территориальной целостности Грузии (это проявилось и в поддержке действий третьего грузинского президента во время августовских событий 2008 года в Южной Осетии). Однако были и противоречия. Илия II известен своим желанием нормализовать отношения с Россией, жестким неприятием радикальной вестернизации страны и сторонником эффективного сдерживания исламистской угрозы (понимаемой некоторыми высшими представителями клира иной раз слишком расширительно). Как бы то ни было, а сегодня в национальном парламенте Грузии помимо «мечтателей» и «националов» представлена третья сила - «Альянс патриотов», которая позиционирует себя, как «правоцентристская политическая партия, цель которой продвигать в обществе умеренную консервативную идеологию, грузинскую духовность, культуру и традиции, а также демократические ценности». И в своей риторике лидеры Альянса нередко апеллируют к авторитету Патриархии.

Но за рамками существующего партийного спектра Илию II можно назвать едва ли единственным политчиеским деятелем Грузии, который может формировать собственную независимую повестку дня. Так, после решения Верховного Суда США о легализации однополых браков, глава церкви выступил с заявлением, в котором четко обозначил неприемлемость подобного пути для Грузии. Буквально на следующий день премьер-министр страны решил вернуться к инициативе по внесению Конституцию изменений с целью закрепления в ней института брака как союза мужчины и женщины. За эту жесткую непримиримую позицию Илия II не раз критиковался международными правозащитными объединениями и представителями различных структур Евросоюза. В докладе Европейской комиссии по борьбе с расизмом и нетерпимостью (был выпущен в свет 1 марта 2016 года), предстоятель Грузинской православной церкви был охарактеризован, как человек, говорящий «на языке ненависти».

Однако помимо ценностных аспектов Католикос-Патриарх Грузии, как глава ведущей в стране конфессии, не может не учитывать соображений Realpolitik. И его интерес к Московской патриархии диктуется отнюдь не только альтруистическими соображениями, а прагматическими резонами. После того, как светская власть России признала Абхазию и Южную Осетию, РПЦ продолжила поддерживать целостность канонической территории грузинского православия. Еще в ноябре 2008 года патриарх Кирилл (на тот момент митрополит Смоленский Калининградский, председатель отдела внешних церковных сношений) заявлял, что, «…и Абхазия, и Южная Осетия являются частью канонической территории Грузинской Православной Церкви, и каждая православная церковь должна уважать каноны, если она желает сохранить, в том числе, и свое собственное единство». Тогда же он подверг критике «Аланскую епархию», действующую на югоосетинской территории, как «раскольничью». И эта позиция в целом не подверглась фундаментальным изменениям. Как, впрочем, и условно «промосковская» позиция Католикоса-Патриарха по вопросам организации православной жизни в Эстонии и на Украине. РПЦ и Грузинскую церковь объединяют и непростые отношения с вселенским патриархом Варфоломеем и Константинопольской церковью в целом. В июне 2016 года и Московский патриархат и Православная церковь Грузии не приняли участие в работе Всеправославного собора, главным вдохновителем которого выступал константинопольский первоиерарх.

Тем не менее, говорить о полном тождестве интересов Грузинской и Русской православных церквей, не представляется возможным. Речь, конечно же, об интересах, лежащих в сфере церковной политики и дипломатии. Илия II, критикуя вестернизацию, тем не менее, не шел и идет открыто против внешнеполитического курса своего государства, ориентированного на интеграцию с НАТО и ЕС. Данный выбор определяется не в последнюю очередь, утратой Абхазии и Южной Осетии. Для Илии II, который в 1967 году стал епископом Сухумским и Абхазским, а в 1969 году был возведен в сан митрополита и служил на этом поприще до ноября 1977 года, это - не просто отвлеченная боль, но и личная трагедия. Отсюда и его резкие, на грани (а порой и за гранью) высказывания по поводу Абхазии и абхазов. В июле 2011 году радиостанции «Эхо Москвы» Католикос-Патриарх даже патетически воскликнул, обращаясь к российской аудитории: «Разве можно менять Абхазию на Грузию?» Как будто бы речь шла об обменном валютном курсе или неадекватном обмене у филателистов или нумизматов, а не о людях, проживающих на определенной территории и имеющих свои представления. Как бы то ни было, а Илия II не раз публично заявлял о том, что разделяет внешнеполитические подходы официальной светской власти Грузии. Так в мае 2015 года на встрече с тогдашним федеральным президентом Австрии Хайнцем Фишером он заявил:

«Наш европейский выбор прочен, и мы обязательно достигнем цели», отметив мимоходом, что с Московским патриархатом у его церкви сформировались «сложные отношения». Профессор университета в Тарту Андрей Макарычев справедливо указывает на то, что еще в 2013 году Грузинская церковь обвиняла РПЦ «в освящении православных храмов на территории Абхазии».

Отдельным сложным вопросом является и рукоположение священников. То, что территория Абхазии в каноническом плане часть Православной церкви Грузии, во многом предопределило политический выбор священнослужителей грузинского происхождения (составлявших подавляющее большинство клира на момент военного конфликта 1992-1993 гг.). В итоге среди тех, кто покинул республику в 1993 году, был и действовавший на тот момент епископ Даниил (Датуашвили). Православные верующие Абхазии были поставлены в тяжелые условия. Ведь если нет рукоположения, то нет и возможностей для воспроизводства религиозной жизни. За 20 с лишним лет после этого были предприняты различные попытки выхода из сложившегося тупика, начиная от выхода Сухумской епархии из состава Православной церкви Грузии и до поисков покровительства у Русской православной церкви (РПЦ) и в Константинопольском патриархате. Как следствие, формирование недоверия между Московским и Грузинским патриархатом.

Накладывает свой негативный отпечаток на патриаршую дипломатию и неразрешенный вопрос о перезахоронении грузинских царей Вахтанг VI (1675-1737) и Теймураза II (1700-1762), прах которых покоится ныне в Успенском соборе на территории Астраханского кремля.

Таким образом, альтернативная дипломатия Грузинской православной церкви в целом и ее предстоятеля Илии II представляет собой интересный феномен выстраивания прагматических отношений с проблемным партнером поверх имеющихся противоречий и расхождений между светскими властями двух государств. Этот канал остается одним из средств сохранения диалога в сложных условиях при отсутствии полноценного межгосударственного общения. В то же самое время патриаршую дипломатию не стоит идеализировать. В ней действительно много прагматики, и этому необходимо учиться светским дипломатам. Но она, как и ее светский аналог лишена всякого альтруизма и абстрактных соображений, а также во многом подчинена реализации национальных интересов «своего государства».

Сергей Маркедонов - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета

Версия для печати