31.10.2016 | Татьяна Становая

Россия и Запад: особенности новой «Холодной войны»

На прошедшей неделе западные СМИ активно обсуждали первую публикацию изображения разрабатываемой межконтинентальной ракеты «Сармат» (на Западе она получила название «Сатана-2»), которая должна прийти на вооружение РВСН в 2018 году. Практически все СМИ указывали на способность новой ракеты за несколько секунд уничтожить страну размером с Францию, восточную часть США, а также добраться до любой точки мира по непредсказуемому маршруту. На этом фоне в Сочи прошел форум Валдайского клуба, на котором по традиции выступил и российский лидер Владимир Путин.

Пока готовилось выступление, некий источник сообщил Bloomberg о резком пресечении российским президентом на одном из совещаний жестких антиамериканских высказываний военных. Эксперты заговорили о новом качестве «холодной войны» между Россией и Западом и страхе элит перед неконтролируемым ростом эскалации вплоть до горячего сценария.

25 октября британские газеты вышли с сообщениями о раскрытии в России первого изображения новой межконтинентальной ракеты «Сармат» («Сатана-2»), которая должна заменить устаревшие «Сатана» (в российской классификации «Воевода»). «Эксперты предупреждают: путинская «Сатана» сотрет с лица Земли восточное побережье Америки за несколько минут, если начнется Третья мировая война», – сообщила британская газета The Sun. На следующий день аналогичные алармистские публикации вышли во французской прессе. «Российские власти представили новую ракету «Сатана-2», способную уничтожить целую страну, размером с Францию за несколько секунд», - сообщал французский телеканал BFMTV. За многие годы это первая столь заметная информационная волна в западных СМИ, подчеркивающая исключительную способность России, грубо говоря, «уничтожить полмира». Это также один из первых заметных признаков нарастающего страха в западных элитах перед непредсказуемостью России.

В последнее время все чаще говорят о «холодной войне» по аналогии с периодом второй половины прошлого года. Однако эксперты одновременно указывают на то, что нынешняя ситуация является намного опасней и неуправляемей. В период «холодной войны» существовали понятные всем правила игры и «красные линии», основанные на принципе гарантированного взаимного уничтожения. Однако особенностью нынешней ситуации является новая психология противоборствующих сторон. В Кремле допускают наличие угрозы превентивного удара США в рамках концепции «Быстрого глобального удара» (КГУ) высокоточным неядерным оружием по ядерным объектам России (даже если эксперты говорят, что такая возможность появится лишь гипотетически и не ранее чем через 15-20 лет). Кроме того, в России давно не скрывают, что выход США из договора по ПРО в 2002 году и долгосрочные планы страны в реализации «ядерного зонтика» представляют собой прямую угрозу для безопасности России.

Однако если в России подобные допущения и страхи присутствовали на протяжении последних десятилетий (при Путине они стали мейнстримом), то в США «проблема России» обострилась только сейчас, на фоне геополитического кризиса 2014-2016 годов, а особенно после срыва договоренностей по Сирии. Впервые за многие годы наблюдатели заговорили о вероятности перерастания «холодной войны» в «горячую», причем не столько из-за намерений сторон, сколько из-за утраты контроля над ситуацией. «Российские и зарубежные эксперты выразили серьезную обеспокоенность тем, что две ядерные сверхдержавы могут ненароком дойти до «горячего» конфликта», - писала газета «Ведомости». Ключевое слово тут «ненароком» - свидетельствует о полном непонимании ни элитами, ни экспертными сообществами путей развития возможного конфликта и признания его невозможности, с одной стороны, но иррационального допущения его появления из ниоткуда, с другой.

В основе этого – появившееся непонимание Западом России. Если позиция Москвы всегда была более или менее прозрачна (в отношении ПРО, расширения НАТО и т.д.), то Запад всегда оставлял роль России на периферии, признавая лишь ее региональную значимость в отдельных конфликтах, и не рассматривая военную стратегию Кремля как фактор нарушения стратегического баланса. Сейчас же сама факт непредсказуемости и непонимания «лимитов» Путина (на что еще он может быть способен?) рождает по большей части иррациональный страх перед некими гипотетическими шагами, на которые Кремль может пойти, почувствовав себя загнанным в угол.

Возможно именно поэтому на публикацию первой фотографии МКР «Сармат» последовала весьма эмоциональная реакция западных СМИ. Притом, что содержательных новостей, соответствующих такому уровню алармизма, не появилось. Поручение начать разработку новой ракеты «Сармат» было дано в 2010 году (хотя даже эскизы ракеты уже обсуждались в 2000-е, но на теоретическом уровне). Тогда же планировалось, что первые испытания начнутся в 2016 году. В августе этого года были огневые испытания двигателя первой ступени, летно-конструкторские испытания пройдут не ранее первого квартала 2017 года. В этом контексте информация о разработке ракеты появлялась в СМИ на протяжении последних пяти лет, и никогда это не становилось причиной повышенных страхов.

Новая ракета к тому же должна прийти на смену устаревшей МБР «Воевода» («Сатана»), чей ресурс продлевался на протяжении многих лет. К тому же ракета производилась в Украине (а техническое обслуживание ракет «Воевода» украинскими КБ «Южное» и Южмашзаводом было прекращено в 2014 году после аннексии Крыма), поэтому создание российского, более современного аналога, было понятным. Новая ракетка, в отличие от предшественника, точнее, быстрее, она содержит 15 боеголовок вместо 10, сообщали информагентства. Поскольку аппарат на конечном участке траектории летит не по баллистической траектории (через Южный или Северный полюс), его перехват на текущем этапе развития средств ПРО практически невозможен, говорят российские военные. Однако ранее и «Воеводу» называли «кошмаром» Запада, ракетой, способной преодолеть систему ПРО. Таким образом, о концептуальном изменении ситуации в ядерном балансе не происходит, и Россия пытается лишь модернизировать свои силы в случае необходимости нанесения ответно-встречного удара и с учетом дальнейшей реализации Вашингтоном своих планов по развёртыванию ПРО.

На этом фоне появление новой ракеты воспринимается уже не как рутинное обновление, а как признак подготовки страны к войне. При этом информационную войну Москва в западных медиа проигрывает, а ее инвективы в адрес Запада, обвинённого в украинской революции и активизации терроризма на Ближнем Востоке, выглядят для западных аудиторий неубедительно.

В такой атмосфере и проходило выступление Путина на Валдайском форуме. При этом дискуссии становятся и более рутинными, и более модерируемыми: по словам источника «Ведомостей», в этом году общение походило не на диалог, а на пресс-конференцию президента. Все выступление и вопросы-ответы были посвящены исключительно вопросам внешней политики. При этом обращает на себя внимание значительное снижение экспертности в высказываниях Путина и превалирование жестко обозначенных позиций, повторяемых на протяжении последних лет. Это снижает интерес к заявлениям российского лидера, влияет на восприятие его слов как предельно жестких и внедискуссионных.

В этой связи главной новостью с форума стали не заявления Путина, а сообщение Bloomberg: агентство со ссылкой на свои источники сообщало, что высокопоставленный российский чиновник на условиях анонимности рассказал клубу о заседании правительства, на котором президент Владимир Путин упомянул о крайне рискованном инциденте, когда российские военные самолеты пролетали рядом с кораблем ВМС США в Черном море. Когда некоторые из участников заседания позволили себе выразить удовлетворение, высказавшись в духе «так им и надо», Путин прервал их вопросом: «Вы что, с ума сошли?»

Из этого следовало, что российский лидер дистанцируется от своих «ястребов», осуждает нагнетание ситуации, игру на нервах, стремится к разрядке ситуации в отношениях с Западом. Однако сам факт появления этого рассказа был воспринят с недоверием: как попытка Кремля скорректировать образ Путина в глазах Запада, демонстрируя наличие разных точек зрения в системе управления России, а также умеренность Путина на фоне части его военного окружения. Одни стали трактовать это как позитивный сигнал, указывающий на озабоченность Кремля демонизацией образа президента. Другие наблюдатели отреагировали скорее негативно, считая, что подобные искусственные «сливы» - лишь часть информационной манипуляции, вовсе не подтверждающей большую или меньшую «умеренность» Путина, так как практически ничего в стране не делается без личного участия президента, особенно в вопросах внешней политики.

В то же время сразу после выступления Владимира Путина в СМИ и социальных сетях прошла волна о возможном наступлении «оттепели». Наблюдатели в один ряд ставили сразу несколько совпавших по времени знаковых заявлений. Помимо утечки о высказывании Путина в адрес военных, таким «сигналом» также воспринималось и явное дистанцирование президента от известных слов ведущего «Вестей» Дмитрия Киселева, напомнившего США в 2014 году о способности России превратить страну в «радиоактивный пепел». «Бряцать атомным оружием — самое последнее дело. Я это не приветствую», — ответил Путин.

Также пресс-секретарь президента Дмитрий Песков заявил, что Путин считает нецелесообразным возобновление авиаударов ВКС РФ в Алеппо, несмотря на обращение Генштаба с просьбой о соответствующем разрешении. Стратегические решения о ходе операции в Сирии будет принимать Путин, за Генштабом — оперативное руководство. Представитель Кремля отметил, что «решения о дальнейших действиях будут приниматься в зависимости от положения дел». По его словам, будут они объявляться заранее или нет — будет зависеть от целесообразности такого предварительного объявления. На вопрос, сколько времени готов ждать президент РФ перед тем, как вновь начать бомбардировки террористов в районе Алеппо, Песков признался: «Я не могу вам точно ответить на этот вопрос».

Миролюбивый фон был объективно усилен внутриполитическими сигналами. В частности, словами Дмитрия Пескова, призвавшего Хирурга извиниться перед художественным руководителем театра «Сатирикон» Константином Райкиным (подробнее об этом - в материале ниже). Спикер СФ Валентина Матвиенко заявила об опасности «закручивания гаек», необходимости вести диалог со всеми группами общества: не только системной оппозицией, но и с «небольшими группами». Она также упомянула и закон Яровой, выразив сожаление, что его принятие прошло без необходимого уровня экспертной дискуссии. Глава Сбербанка Герман Греф назвал лжепатриотами тех, кто говорит, что в России и так все хорошо, и не нужно ничего менять: «Настоящие патриоты – это те люди, которые пытаются все время очень много работать над собой, над своим бизнесом, над своими учреждениями, с тем, чтобы соответствовать и даже немного опережать время».

В то же время внутриполитические сигналы сопровождались действиями, демонстрирующими отсутствие консенсуса во властной элите по поводу возможности даже вербальной либерализации. Так, Хирург отказался извиняться (это беспецедентная реакция лоялиста на высказывание президентского пресс-секретаря), а Рамзан Кадыров выступил в его поддержку, резко осудив деятельность Райкина.

«Миролюбивые» и «либерализационные» сигналы вряд ли является единым «планом» Кремля по смягчению отношения к России. Однако набор прозвучавших заявлений может говорить о двух важных моментах. Во-первых, понимании властью опасности бесконечного наращивания «ядерной риторики» и «бряцанья оружием». Во-вторых, усталости элит от агрессии, исходящей уже не столько от самой власти, сколько от ее узких, корпоративных представителей (военные, спецслужбы) или провластных групп «охранителей». Это является не фактором, содействующим «оттепели», а скорее фактором, сдерживающем дальнейшее ужесточение режима. При этом особого оптимизма в отношении возможной либерализации (прежде всего экономики, что затруднительно без политической разрядки) не появляется, что показало отношение к выступлению Алексея Кудрина на Валдайском форуме: несмотря на активное участие Кудрина в выработке экономической стратегии, он продолжает восприниматься как эксперт, а не как встроенный во власть идеолог нового экономического курса. В этом случае аудиторию интересовали уже не столько реформаторские возможности либеральной части элиты (ставшей, по сути, технической), сколько границы экспансии «консерваторов».

Впервые после крушения Советского Союза Россия стала восприниматься в той или иной степени как страна, которая обладает достаточными амбициями и возможностями, несущими пусть и гипотетическую, но угрозу Западу. Если до сих пор с Россией имели дело в вопросах управления глобальными рисками, как с ограниченным партнером, пусть и способным на непредсказуемые, но относительно безобидные шаги, то сейчас непредсказуемость России и ее «военизированность» задают другой ракурс постановки вопроса: является ли она угрозой локальной или глобальной. И даже призывы к сотрудничеству уже нередко, хотя и не всегда, вписываются в формат ее сдерживания (если не протянуть Москве руку, то агрессия будет нарастать). Страх перед глобальным конфликтом перестает быть исключительно российским, и в этом – главная особенность нынешнего периода.

Татьяна Становая – руководитель Аналитического департамента Центра политических технологий

Версия для печати