27.12.2016 | Борис Макаренко

Активное, хотя и не начавшееся президентство Дональда Трампа

До вступления Дональда Трампа в должность президента США остается еще целый месяц, но не только Америка, но и весь мир уже устали обсуждать его «сто дней» или весь президентский срок.

Границы поля этих дискуссий раздвинул – и продолжает раздвигать – сам Трамп. Уверенный «рейдерский захват» Республиканской партии (этот термин употребляют сейчас те республиканцы, которые и сегодня не смирились с Трампом – лидером партии), вопиющие нарушения политической корректности, неожиданная победа – все это осталось в мире, который кончился 8 ноября.

Мир сегодняшний – это мир Трампа не правящего (пока), но царствующего над смятенными умами американцев, европейцев, китайцев и наших соотечественников. Ни один политик Республиканской партии не решился бы повесить в своем кабинете обрамленное письмо от Ричарда Никсона – символа скомпрометированного политика – Трампу можно: Никсон писал успешному бизнесмену, а не политику. Ни один руководитель внешней политики США не решился поставить под сомнение принцип «одного Китая» - Трамп принял поздравительный телефонный звонок от президента Тайваня. Ни один политик в мире не решился бы «рекомендовать» ближайшему союзнику направить в Вашингтон послом фигуру, вызывающую на родине головную боль у правящего истеблишмента – Трамп «пригласил» на эту должность Найджела Фарраджа. Что это – шоковая стратегия «политика из бизнеса» - предельно повысить ставки, чтобы добиться уступок?

Трампа нередко сравнивали с Рональдом Рейганом. Самое необычное сравнение – только этих двух президентов уподабливали персонажу фильма «Будучи там» (1979 г.) - неграмотному садовнику, который с глубокомысленным видом произносил банальности, казавшиеся откровениями, и которого киты большого бизнеса решили в финале фильма продвигать в президенты. Если это сравнение кажется преувеличением, напомним недавнее высказывание Генри Киссинджера, который объяснил победу Трампа «реакцией средней Америки на атаку на свои ценности со стороны интеллектуального и академического сообщества».

Параллели между двумя президентами действительно напрашиваются: и тот, и другой, сказали американцам что-то новое, или, скорее, хорошо забытое старое. И тот, и другой этим ходом и перехватили у демократов новые когорты избирателей (причем, схожие), и задали новый стиль американского консерватизма. Оба не прошли всю карьерную лестницу, привычную для американских политиков. И того, и другого отличает страсть к актерству в политике, искусной игре на эмоциях избирателей.

Но и различий между Рейганом и Трампом немало. Первый все же имел опыт работы и лидером актерского профсоюза, и губернатором крупнейшего штата США, т.е освоил навыки политической коммуникации и не был чужим для республиканского истеблишмента. Второе и более существенное: Рейган сформировал кабинет и поныне считающийся образцом управленческого профессионализма, да во всем республиканском истеблишменте преобладали фигуры, которые сегодня принято называть «умеренными» или «прагматиками» - и каковых сегодня в нем осталось очень мало и они не на первых ролях.

И третье различие, вытекающее из первых двух: у Рейгана «актерство» никогда не было самоцелью, оно служило выигрышной публичной оболочкой согласованных и продуманных действий высокопрофессиональной политической команды. Трамп же в политику скорее не пришел, а ворвался, а актерство, точнее – страсть к трюкам, эффектным приемам было частью его бизнес-карьеры. И в первых его шагах можно найти примеры таких же приемов – эффектных, скорее чем эффективных. Наглядный пример - договоренности Трампа с компанией Carrier, филиалом транснациональной United Technologies: в обмен на обещание налоговых льгот и стимулов компания отказалась от планов переноса в Мексику производства, дающего работу примерно тысяче человек в Индиане. Для Трампа это – подтверждение серьезности своего обещания предотвратить утечку рабочих мест из США. Но это – пример «ручного управления», своеобразное Пикалево на американский манер: личными усилиями президента один завод спасен, но на судьбу тысяч других предприятий это никак не повлияет. Для рыночной экономики – это попрание основ… Скептики указывают, что именно так построено знаменитое телевизионное шоу Трампа: серия маленьких успешных дел – « в пределах возможного», и побеждает в этом шоу тот, кто «накопил» больше таких успешных дел. Но не факт, что то, что получается в телевизоре, повторимо в политике большой страны, где нужны стратегические и универсалистские подходы.

Это противоречие – между потребностью в системных стратегических решениях (пусть и правоконсервативных) и своеобразием личности Трампа станет серьезным испытанием как во внутренней, так и внешней политики.

Внутренняя политика

В описаниях кабинета Трампа и построенных на нем проекциях внутренней политики отчетливо заметны две линии. Сторонники Трампа считают подобранную команду идеальной для проведения «правой» политики, дружественной бизнесу и надеются, что Трамп умело прикроет ее популистской риторикой, по выражению одного из журналистов, «невероятным умением привлечь внимание американцев к тому, что он говорит, а не тому, что он делает» - это тоже напоминает рейгановскую политику, которая видится им как слияние консерватизма с популизмом. Оппоненты же считают невозможным совмещение такой политики с предвыборными обещаниями Трампа, а главное - с реальными улучшением условий жизни и доходов тех категорий избирателей, голосами которых Трамп и попал в Белый Дом.

Судя по составу кабинета, главным критерием для Трампа была «понятность» ему тех людей, которым он доверяет посты. Это – не только карьера будущих министров в сфере бизнеса, но и приверженность основополагающим для Трампа подходам – вера в крупный бизнес и маленькое правительство. Вот и получился кабинет, составленный, по выражению журналистки из The New York Daily News, из «Уолл-стрита, военных и больших денег».

Кабинет получился действительно «правый», причем многие из министров (именуемых в США секретарями департаментов) сделали бизнес-карьеру именно в той экономике, которая взорвалась кризисом в 2008 г. – как глава департамента коммерции Уилбур Росс – «инвестор-хищник» или возглавивший казначейство Стив Мнучин из «Голдман Сакса».

Секретарь департамента труда Э.Пуздер, глава крупной сети ресторанов, известен критическим отношениям к повышению минимума зарплаты. Секретарь по проблемам образования Бетси ДеВос известна жесткой оппозицией попытке ввести федеральные стандарты программ средней школы «Общий стержень» (очень мягкие и гибкие в сравнении, к примеру, с российскими). Секретарь департамента здравоохранения хирург Том Прайс – сторонник сокращения государственного вмешательства в проблемы медицинского страхования. Секретарь по проблемам окружающей среды Скотт Прюитт – сторонник ограничения законодательного регулирования этой сферы. Секретарь департамента энергетики Рик Перри выражал сомнение в необходимости этого государственного органа как такового. Бен Карсон, соперник Трампа по республиканским праймериз, назначенный секретарем департамента развития городов, считается недостаточно компетентным в этой сфере.

Итак, Трамп по крайней мере последователен: все его ведомства будут настроены на сокращение государственного вмешательства и максимизацию свободы действий для крупного бизнеса. Из этого общего прогноза трудно предсказать конкретные действия. Что Трамп сделает с «Обамакэром» - программой государственного медицинского страхования? Обещание сохранить ее частично и не допустить резкого сокращения тех, кто обрел страховку благодаря этой программе, не даст желаемой экономии средств; по поводу традиционных страховых программ Медикэр и Медикэйд в республиканском лагере существую разные и взаимоисключающие подходы. Инстинкт крупного бизнеса – создавать производства там, где это выгоднее всего (в том числе – где дешевле рабочая сила) противоречит установке на сохранение рабочих мест в Америке, а идея «налога» на вывод рабочих мест вряд ли имеет шансы на реализацию. Список таких противоречий можно продолжить. Однако в целом кабинет Трампа успокоил по крайней мере республиканский истеблишмент: по общему принципу формирования исполнительная власть выглядит вполне консервативной, а персональный состав кабинета в США всегда считался прерогативой президента.

На пресловутые «сто дней» ресурса популярности Трампу безусловно, хватит. В первом разделе его «Контракта с Америкой» - обещаниях именно на этот срок - нет ничего невозможного: законодательная инициатива об ограничении числа сроков для членов обеих палат Конгресса (шансов на успех – никаких, но внести такое предложение ничто не мешает), мораторий на найм федеральных чиновников и резкое сокращение федеральных регуляторных актов, ужесточение правил, регулирующих деятельность лоббистов.

В отношении двух самых резонансных обещаний Трампа – стена на границе с Мексикой и массовая депортация нелегальных мигрантов – хватит громких символических мер. Один из самых острых запросов «соблазненных Трампом» избирателей – это быстрота и решительность перемен. Для этого манера Трампа подходит идеально. Проблемы начнутся позже.

Главная из этих проблем: во времена Рейгана массированная дерегуляция экономики и сокращение социальных расходов государства (впрочем, весьма умеренное) действительно дали эффект и стимулировали рост и экономики, и благосостояния (максимума медианный доход американского домохозяйства достиг при преемнике Рейгана – Буше старшем, а с тех пор опустился – примерно на 2 процентных пункта). Однако в то время тенденция глобализации была на резком подъеме, и самая крупная и сильная экономика, естественно, обладала в такой среде многими конкурентными преимуществами. Сейчас же положение иное, глобализация не в моде, и как американский бизнес сможет воспользоваться эффектами дерегуляции, вряд ли кто-то решиться предсказать.

А в конечном итоге – даже отдавая должное публичному таланту Дональда Трампа – спустя четыре года избиратели будут оценивать его по тому, почувствуют ли они улучшение своего материального положения и прибавиться ли у них оптимизма. В нынешнем электоральном цикле нарушились многие традиции и «приметы» американской политики, в том числе и та, что даже при вялом росте в экономике трудно нанести поражение кандидату в президенты от правящей партии (хотя, впрочем, Клинтон получила поддержку большинства избирателей). Но еще четыре года назад американский избиратель в экономических проблемах, последовавших за кризисом 2008 г., винил предыдущую республиканскую администрацию, а потому уверенно доверил Бараку Обаме второй срок (таковы данные экзит-поллов 2012г.) Какой вердикт по экономике избиратель вынесет администрации Трампа – большой вопрос.

Внешняя политика: Америка и мир

Не меньших парадоксов можно ожидать и во внешней политике США. Страна, которую все считали корнем неоглобалистского зла, становится лидером антиглобализма и нового национализма. Мемом изоляционизма а-ля Трамп, стал лозунг «Аmerica First», заимствован у антиинтервенционистов начала 40-х годов, фактически – прогерманской политической силы, Да и вообще, изоляционизм, действительно составляющий богатую американскую (особенно – республиканскую) внешнеполитическую традицию, безнадежно устарел сразу после Второй мировой войны и тем более непригоден для лидера глобалистского мира – а эту роль Соединенным Штатам стало тяжело исполнять, но еще труднее от нее отказаться. Тем более, что у Трампа изоляционизм дополняется интервенционизмом – например, готовностью покончить с ИГИЛ (запрещенной в России) массированными бомбовыми ударами. Да и заявленное взятие на вооружение рейгановской (опять Рейган!) концепции «мир через военную силу» - это, скорее, не изоляционистская, а «джексоновская» (в терминах классификации американских внешнеполитических доктрин У.Мида) линия – готовность наказать силой любого, кто встанет на пути американских интересов.

На самом деле в сфере международных отношений резкие перемены способны принести лишь острые кризисы (к этому мы вернемся ниже), в остальном же бремя прошлых обязательств и множественность значимых игроков диктуют необходимость в эволюционных, а не революционных изменениях. На каждом из заявленных направлений при Трампе вероятны подвижки, в совокупности, возможно, значительные, но все же преемственности будет больше, чем перемен.

Начнем с глобального тренда: Трамп почувствовал себя лидером «нового национализма» или «популистского интернационала»: его победа увенчала тренд 2016 г., проявившийся победой «Брекзита», поражением проевропейского правительства Италии на референдуме, подъемом правых евроскептических партий в других странах. Однако «интернационала популистских правителей», видимо, не получится: после трех критически важных для этого тренда выборов 2017 г. (президентские во Франции, парламентские – в Германии и Нидерландах) у власти останутся, скорее всего, правоцентристские силы, хотя результаты евроскептиков (Марин Ле Пен во Франции, «Альтернативы для Германии» и Партии свободы в Нидерландах) впечатлят наблюдателей. Популистско-консервативный тренд продолжится, но вряд ли в краткосрочной перспективе кардинально изменит ситуацию. Так что Трампу придется довольствоваться дружбой с правоконсервативными премьерами Венгрии В.Орбаном (которого он уже пригласил посетить Вашингтон) и Польши.

Однако Трамп останется «вдохновением» для всех евроскептиков. Кроме того, серьезной озабоченностью для Европы станет давление Трампа на своих союзников по НАТО – вплоть до угрозы не вставать на защиту тех из них, кто не поднимет долю военных расходов до уровня 2% от ВВП. Угроза вряд ли реальна: она ставит под сомнение всю сущность НАТО как оборонного альянса, однако как способ воздействия на союзников этот прием может сработать. О готовности увеличить военные расходы уже заявили Корея и Австралия. Угрозы Трампа выйти из НАФТА (зоны свободной торговли с Канадой и Мексикой) и отказаться от идеи Транстихоокеанского сообщества также вызвали ответную реакцию партнеров о готовности пойти навстречу США. Все это – не отказ от роли «глобального лидерства», а заявка США на «оптимизацию расходов» на осуществление этой роли. Другое дело, что реализовать такую заявку на практике будет непросто.

Более сложно предсказать, как поведет себя Трамп в отношении Евросоюза: если не ограничиваться проблемой снятия торговых барьеров, то общей линией будет все же поощрение евроскептиков. Опять-таки: прямых следствий из этого ожидать трудно, даже «Брекзит» не означает радикального разрыва Великобритании с Европой (а оптимисты утверждают, что и он осуществится не в полной степени). Однако очевидно одно: если все на всех предшествующих этапах США стимулировали развитие европейской интеграции, были главной скрепой всего западного альянса, то теперь Трамп, напротив, будет играть на противоречиях между европейскими странами.

Гуляющие по «международным интеллектуальным кругам» утопии (или антиутопии) типа создания оси «Вашингтон – Пекин – Москва» против Евросоюза или, напротив, Европа + Москва против Вашингтона – пожалуй, не более, чем сценарные упражнения озадаченных Трампом аналитиков, но не подлежит сомнение, что спасение Евросоюза становится делом самого Евросоюза, и на роль лидера этого процесса других претендентов кроме Германии (подчеркнем, Германии Меркель) нет. Еще сложнее – на фоне вялой экономики, все еще острых миграционных проблем – найти новый позитивный стимул для продолжения интеграции.

Еще более сложная проблема для новой американской администрации – отношения с Китаем. Ставки повышены и здесь, как нарочитым жестом Трампа в отношении Тайваня, так и обострением военной напряженности (особенно после захвата Китаем американского подводного дрона). Выйти из хитросплетения военных проблем, одновременно решив проблемы торгово-экономических отношений с Китаем – пожалуй, самое сложное испытание, которое предстоит Трампу, и для которого просто эффектных имиджевых ходов будет недостаточно.

И только в этом контексте сложных переплетений проблем глобальных и региональных, торговых и военных, геополитических и идеологических следует рассматривать будущие отношения России с Америкой Трампа. Во всем вышеперечисленном Россия – важный элемент, в некоторых – сильный игрок, но вряд ли в чем то (не считая ядерного арсенала) – первый по важности для США. Второе, что очевидно, ни сам Трамп, ни тем более его внешнеполитическая команда не будут настроены на то, что со времен фултоновской речи Черчилля можно было бы истолковать как «ублажение» оппонента, с которым накопилось слишком много проблем. Главный шанс на улучшение отношений предельно прост: он в том, что Трамп – не Клинтон и не президент от Демократической партии, да и вообще – «новое лицо». На нем не висит бремени стереотипов и фобий. Общего доверия между Россией и США (как и с Западом в целом, хотя Запад не монолитно един) не прибавилось ни на гран, но убавилось той тотальной подозрительности, которой все последние годы было проникнуто американское направление российской внешней политики. Конечно, надеяться, как это делает один депутат Госдумы, что Трамп положит конец всем проблемам России, начиная с допинговых расследований – глубокая провинциальность, присущая очень многим отечественным «пикейным жилетам», но начать обсуждать реальные проблемы без негативного фона взаимной подозрительности – возможность, которую нельзя упускать обеим сторонам.

У перспектив улучшения этих отношений – два серьезных ограничителя, объективный и субъективный. Объективный – понятен и обозначен выше: общая утрата доверия между Россией и Западом, вылившаяся в конкретные общие противоречия и обострения. А субъективный лучше всего выразить идиомой из американского политического фольклора: «Только Никсону можно в Китай», иначе: пойти на компромисс с врагом может только человек, которого никто не посмеет обвинить в пренебрежении интересами страны. Презрительно проигнорировав расследования вмешательства «русских хакеров» в избирательную кампанию демократов (а последнее слово на эту тему от уходящей администрации Обамы еще не прозвучало), включив в свою администрацию людей со связями в путинской России, Трамп неизбежно будет «под подозрением» своих многочисленных недоброжелателей в американском политическом классе. Конечно, он уже неоднократно демонстрировал способность ломать старые истины и стереотипы и «выходить сухим из воды», но списывать этот фактор мы бы не решились.

Поэтому критически важным в российско-американских отношениях является определение «габаритов» открывающегося «окна возможностей», иначе говоря, проблем, по которым возможно достижение и соблюдение хотя бы кратко и среднесрочных договоренностей. Это – и режимы прозрачности и доверия между военными, и соблюдение режимов контроля над ядерными вооружениями, и – возможно – большее взаимопонимание по Сирии и борьбе с запрещенной в России ИГИЛ. «Малые дела» при успешном развитии событий могут создать основы нового – пусть и скептичного – доверия, с которым можно будет браться и за более острые проблемы.

***

Президентская избирательная кампания 2016 года и после своего окончания продолжает ставить рекорды. Сбудется ли недавнее предсказание Барака Обамы, что «о ней будет написано много книг» мы узнаем лишь в будущем. Но вот семерых выборщиков, проголосовавших не за «предписанного» кандидата на президентских выборах не было никогда. Рекорд на один выборах – двое в 1872 г., против переизбиравшегося Улисса Гранта – хорошего генерала, но – как было этим двоим ясно уже тогда – неудачного президента. Но из сегодняшних семи перебежчиков лишь двое – выборщики Трампа, остальные – демократы. Четкий индикатор и фрустрации в демократическом лагере, и противоречивого начала правления Дональда Трампа. Ясно одно: скучно с этим президентом не будет никому.

Борис Макаренко - председатель правления Центра политических технологий

Версия для печати