23.01.2017 | Сергей Маркедонов

Нагорно-карабахское урегулирование: внутреннее или международное дело?

17 января прошла большая пресс-конференция Сергея Лаврова по итогам деятельности российской дипломатии в 2016 года. Во время общения российского министра иностранных дел с журналистами закавказские сюжеты не фигурировали в числе приоритетных тем. Намного чаще в фокусе внимания оказывались перспективы нормализации отношений между Россией и США при новой американской администрации и разрешение конфликта в Сирии.

Действительно, по сравнению с Ближним Востоком прошедший год в Закавказье был относительно спокойным. Однако не обошлось без потрясений. Пожалуй, самым главным из них стала «четырехдневная война» в Нагорном Карабахе, которая хотя и не привела к радикальному слому статус-кво и процесса урегулирования, стала самым крупным нарушением перемирия с момента вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня 12 мая 1994 года. Более того, после деэскалации противостояния инциденты (пускай и не такие масштабные, как апрельское противостояние) не прекратились. В самый канун новогодних каникул 29 декабря 2016 года боестолкновения имели место вдоль армяно-азербайджанской госграницы за пределами нагорно-карабахской «линии соприкосновения».

Как бы то ни было, а по итогам «четырехдневной войны» Россия фактически выступила в роли главного медиатора. О прекращении огня конфликтующие стороны договорились в Москве, а наряду с форматом Минской группы ОБСЕ РФ возродила трехсторонние переговоры с обоюдного согласия Еревана, Баку, а также других государств-посредников

В этой связи вопрос о конфликте вокруг Нагорного Карабаха и позиции Москвы по перспективам его разрешения просто не мог не прозвучать на большой пресс-конференции российского министра иностранных дел. И он был задан Анаром Гасановым, корреспондентом московского бюро азербайджанского канала Lider TV. Журналист поинтересовался у Сергея Лаврова о том, какой будет позиция Кремля в случае, если его страна начнет «контртеррористическую операцию на оккупированных территориях» и «чистку от оккупационных сил и прочих криминальных элементов». «Закроет ли Россия на это глаза или будет вмешиваться во внутренние дела Азербайджана?» – завершил Гасанов свой вопрос. Но достаточно было российскому министру сказать, что урегулирование нагорно-карабахского конфликта не является «исключительно темой внутренних дел Азербайджана» и «чем-то абстрактным», как в азербайджанских социальных сетях и блогах поднялась девятая волна комментариев о «двойных стандартах» Москвы, поддержке ею «армянского национализма и сепаратизма», вмешательстве во внутренние дела прикаспийской республики.

Заметим, обозначенным выше тезисом ответ Сергея Лаврова не ограничился. Но никаких новых дипломатических ноу-хау или откровений он не содержал. По справедливому замечанию востоковеда Станислава Тарасова, Лавров, скорее, «выставил политическую диагностику нагорно-карабахскому конфликту, а не определил только “линию России”». Глава МИД РФ вспомнил про «целый набор решений», принятых в Совбезе ООН, сделав акцент при этом не на определении правоты сторон, а на требованиях прекращения огня. Он также отметил, что «с тех пор, как прекращение огня состоялось, сохраняет силу требование о том, чтобы освободить оккупированные территории, но ни в коем случае не силой и при определении окончательного статуса Нагорного Карабаха. Это записано в документах, разработанных Минской группой ОБСЕ, многочисленных заявлениях президентов стран-сопредседателей МГ ОБСЕ, а также в документах, которые принимались и подписывались президентами Армении и Азербайджана». Таким образом, главный российский дипломат снова обозначил те идеи, которые и ранее неоднократно озвучивал. Это и положение о бессрочном характере перемирия, достигнутого в мае 1994 года, и об исключительно мирном дипломатическом решении всех спорных вопросов.

Скорее всего, именно поэтому реакция официального Баку на ответ Лаврова во время его большой пресс-конференции была весьма сдержанной. Министр иностранных дел Азербайджана Эльмар Мамедьяров в эксклюзивном интервью агентству «АПА» заявил, что «вся мировая общественность признает и поддерживает суверенитет и территориальную целостность Азербайджана». Что же касается России, то Мамедьяров подчеркнул, что «Баку высоко ценит усилия Москвы для достижения прекращения огня 5 апреля прошлого года в Москве во время встречи на уровне начальников генштабов вооруженных сил Армении и Азербайджана». Но в то же время, по словам азербайджанского министра, РФ «как сопредседатель Минской группы ОБСЕ и соседнее государство должна прилагать еще больше усилий для скорейшего урегулирования конфликта». Президент Ильхам Алиев и вовсе воздержался от полемики с главой МИД РФ. Впрочем, не исключено, что он когда-нибудь при удобном случае обратится к вопросу о соотношении внутреннего и внешнего начала в урегулировании конфликта. Как бы то ни было, но вскоре после пресс-конференции, а также широкого обсуждения в узких кругах в различных СМИ появилась информация об увольнении журналиста, задавшего неудобный вопрос российскому министру иностранных дел. Судьба Анара Гасанова может сложиться по-разному. Однако нельзя не заметить, что, желая того или невольно, он обозначил важную проблему: в какой степени тот или иной этнополитический конфликт испытывает воздействие со стороны внешних сил.

Между тем, сама постановка вопроса на пресс-конференции не является одним лишь досужим журналистским интересом или стремлением к сенсации. Вопрос о вмешательстве России – это значимая часть нагорно-карабахского дискурса Азербайджана, как впрочем, и Армении. Дискурса парадоксального. Две независимые страны, не решившие старый спор и претендующие на свою особую роль в международной политике, апеллируют к третьей стороне, полагая, что ключ к успеху находится там. И сам вопрос Анара Гасанова стилистически воспроизводит обращение республиканских корреспондентов в Политбюро относительно того, какое мнение будет вынесено партийным ареопагом по тому или иному спорному вопросу. Стилистику республиканских ЦК напоминает и интервью Эльмара Мамедьярова. Ведь следуя логике министра, получается, что разрешение конфликта случится, если Москва как сосед Азербайджана и страна-сопредседатель Минской группы ОБСЕ проявит «больше усилий» в мирном процессе. Не страны-участницы конфликта будут искать компромиссы и переговорные развилки, а посредник проведет более качественную работу. Стоит ли в этом случае пенять российскому министру на то, что он обращает внимание на международный характер нагорно-карабахского конфликта, если значительное влияние внешнего фактора публично признает его азербайджанский коллега?

Однако если забыть на минуту про авторство Сергея Лаврова и про внешнеполитическую деятельность МИД РФ и Кремля, то нагорно-карабахский конфликт в его современном издании практически изначально был обречен на то, чтобы находиться вне рамок исключительно азербайджанской и армянской повестки дня. Он стал одним из первых на территории бывшего СССР и за четверть века трансформировался из межобщинного и межреспубликанского в рамках одного государства – Советского Союза – в затяжное противоборство между Арменией и Азербайджаном с неясными перспективами разрешения. При этом прежний статус Нагорного Карабаха, который и стал сердцевиной спора, был определен не в ходе конфликта двух закавказских республик в период их первой независимости (1918-1920), а с помощью управленческих решений советского государства. Именно СССР всеми имеющимся идеологическими, репрессивными и экономическими инструментами гарантировал «территориальную целостность» Азербайджана с НКАО в его составе. Но как только гарант перестал выполнять свою работу (причины этого – тема отдельного разговора), конфликт заполыхал. Данный факт сам по себе в чистом виде не плох и не хорош, но он объясняет критически важную роль третьей силы, могущей претендовать или претендующей на роль рефери. В данном случае не так принципиально, Россия это будет или кто-то другой.

К слову сказать, международное вовлечение в карабахский конфликт с разными целями и различными средствами не сводимо к одной лишь Москве. В этом контексте можно рассматривать иранское посредничество времен президентства Али Акбара Хашеми-Рафсанджани (1992), принятие поправки 907 к «Акту о поддержке свободы» в США (1992), решение Турции закрыть сухопутную границу с Арменией (чуть более 300 км) (апрель 1993). Свой интерес к мирному посредничеству проявлял и Казахстан (в первый раз в канун распада СССР в сентябре 1991 года, а затем в год своего председательства в ОБСЕ в 2010 году), и Межпарламентская Ассамблея СНГ вместе с парламентом Киргизии (по их инициативе в мае 1994 года был подписан Бишкекский протокол).

Помимо совместной работы США, Франции и России в формате Минской группы ОБСЕ страны-сопредседатели предпринимали и самостоятельные действия на ниве урегулирования. В апреле 2001 года в американском курортном городе Ки Уэст под эгидой Госдепартамента проходила встреча президентов Азербайджана и Армении. В 2008-2012 гг. Россия активно проводила трехсторонние переговоры и восстановила их снова в 2016 году.

Таким образом, нагорно-карабахский конфликт наряду с армяно-азербайджанским измерением всегда (!) имел и другой формат - международный. И во внешнем вмешательстве заинтересованы обе стороны. Только каждая из них видит это вмешательство по-разному. В американской и европейской литературе по постсоветским конфликтам зачастую внешний фактор либо отождествляется с российским стремлением доминировать на просторах бывшего СССР, либо рассматривается, как доказательство того, что внутренние противоречия не столь велики именно в силу воздействия на них извне. «Изначально эти конфликты начинались как межэтнические и межобщинные, но затем вовлечение великих держав в эти противостояния быстро превратило их в межгосударственные», – констатирует известный шведский эксперт Сванте Корнелл.

Однако в постсоветских конфликтах взаимосвязь внутреннего и внешнего фактора далеко не так однозначна, как она представлена выше. И само вмешательство «великих держав» было обусловлено не только их интересом, но и желанием самих сторон конфликта получить дополнительные преимущества. Так, Армения и армянское движение Нагорного Карабаха на закате «перестройки» были заинтересованы в подключении Конгресса США и лобби в Америке для давления на советское правительство, используя для этого дискурс противостояния «сталинскому наследию в национальной политике». И поэтому еще в 1990 году появлялись обращения сенаторов к Михаилу Горбачеву с призывами решить статусный вопрос о Нагорно-Карабахской автономной области в пользу Еревана, а в 1991 году протесты и критика в адрес центральных властей СССР за проведение операции «Кольцо». Распался Советский Союз, и независимая Армения выбрала военно-стратегическое сближение с новой Россией, поскольку других гарантий безопасности не просматривалось (например, НАТО, в составе которой была и остается Турция).

С другой стороны, привлечение крупных западных энергетических компаний для добычи каспийской нефти (так называемый «Контракт века» 1994 года) был важной инициативой самого Азербайджана для перелома умонастроений на Западе в свою пользу. Во многом прозападный крен в политике Грузии объясняется не неким «ценностным выбором» в пользу демократии и рынка, а разочарованием в возможности вернуть контроль над бывшими автономиями с помощью России. Впрочем, и эта надежда с годами теряет свою привлекательность.

Естественно, и к России у Баку и Еревана в разное время были свои собственные интересы, главный из которых был ориентирован на решение конфликта в пользу одной и другой стороны, ибо для самостоятельного решения Армения и Азербайджан не имеют ни достаточной воли, ни ресурсов для компромиссов. Обижаться ли за это на российского министра Сергея Лаврова или нет – решать каждому. Но сама реальность, в которой действует Минская группа ОБСЕ, конфликт обсуждается на разных международных площадках, а стороны конфликта пытаются добиться преимущества, в том числе, и за счет своих внешнеполитических связей, говорит о том, что карабахская проблема сегодня не является чьим-то исключительно внутренним делом. И вряд ли она станет таковой в обозримой перспективе.

Сергей Маркедонов – доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Версия для печати