18.08.2017 | Сергей Маркедонов

Декоммунизация: made in Armenia

В начале прошлой недели представители армянской оппозиции стали своеобразными возмутителями политического спокойствия. Депутаты от фракций «Елк» («Выход») и «Абрикосовая страна» в Совете старейшин (ереванском городском парламенте) предложили переименовать улицы и школы столицы Армении с тем, чтобы отказаться от символов советского прошлого.

Мэр Еревана Тарон Маргарян на журналистском брифинге выразил готовность предметно обсудить этот вопрос. Не за горами осенняя сессия, и вопрос о размежевании с топонимическим наследием СССР приобретет дополнительную остроту.

Несмотря на то, что инициатива о переименовании ереванских улиц была поднята на городском, а не на общенациональном уровне, она привлекла к себе значительный интерес. Для этого есть несколько видимых причин. Ереван - не просто столичный город Армении, это ее политический нерв. Здесь сосредоточено порядка трети избирателей республики, а выборы в Совет старейшин здесь рассматриваются как де-факто дополнительная кампания республиканского значения. В Ереване, начиная с движения за «миацум» в феврале 1988 года, происходили все знаковые для Армении события, будь то массовые выступления, где оспаривались итоги президентских выборов, «электромайдан» или эпопея с захватом помещения ППС активистами «Сасна црер». И, скорее всего, впереди нас еще ждут другие, не менее интригующие события.

Но дело, впрочем, не только в значении столичного города для граждан страны. Сегодня любые инициативы в области «исторической политики» на постсоветском пространстве неизбежно сравниваются с опытом Украины. Прежние истории, связанные с радикальным расставанием с советской эпохой, апробированные в республиках Прибалтики, утратили свою новизну (хотя никоим образом не стали менее актуальными). Но украинский опыт, помимо всего прочего, оказался зарифмованным с конфликтом в Донбассе, растущей конфронтацией между Западом и Россией. И война с памятниками и улицами, назваными в честь советских вождей, теперь неразрывно связана с этим контекстом, рассматривается как часть антироссийских интенций США и их союзников, даже если в действительности все обстоит намного сложнее. Перефразируя классика, призрак Украины бродит по Евразии, ужасая одних и приводя в восторг других.

По горячим следам инициативы муниципальных депутатов известный российский востоковед Каринэ Геворгян, выступая в эфире программы «Время покажет», констатировала, что ситуация с антироссийскими настроениями в Армении, стране, входящей в ЕАЭС и ОДКБ, близка к критической точке. Ради объективности скажем, что эксперт говорила не только о наступательных действиях Запада, а, прежде всего, о недостатках в работе российских властей с армянским обществом. Наверное, правильнее было бы сказать об отсутствии этой работы, поскольку для отечественной дипломатии «светом в окне» являются власти Армении и приближенный к ним крупный бизнес, а не весь общественный спектр страны-союзника, включая и неудобных персон.

Политико-топонимическая инициатива оппозиционеров из Еревана попала и в широкий международный резонанс. Она прошла практически синхронно с активизацией войны с памятниками в США, стране, которая, казалось бы, давно и успешно реализовывала на практике политику примирения между символами прошлого. Волнения в университетском городе Шарлоттсвилле показали, что генерал армии южан Роберт Ли и сегодня «живее всех живых».

Насколько актуальны для Армении подобные сценарии? Чем они чреваты для отношений между Москвой и Ереваном? Опасны ли они для самой Армении? Не лишает ли себя эта страна важной части своего исторического наследия, выбирая украино-прибалтийский путь?

Отвечая на эти вопросы, следовало бы, прежде всего, обратиться к армянскому опыту историко-мемориальной политики в постсоветский период, понять его основные мотивы. Если говорить о трех странах Закавказья, то он отличался и от грузинского, и от азербайджанского пути. Во-первых, надо иметь в виду, что декоммунизация – не новинка для Армении и не пустое копирование киевского майдана. Когда в конце 1987 - начале 1988 года о себе заявило карабахское движение, армянские активисты выступали с типичных «перестроечных» позиций. Было и обращение к справедливым принципам «ленинской национальной политики», и ее противопоставление «преступному сталинскому курсу», и противопоставление «прогрессиста» Михаила Горбачева «консерваторам» типа Егора Лигачева. На митингах в поддержку «миацума» мелькали лозунги «Ленин – партия - Горбачев» vs. «Сталин – Берия - Лигачев». Однако союзный центр четкой линии по карабахскому вопросу вплоть до распада СССР так и не обозначил. Реактивные действия (зачастую запоздалые) и отсутствие внятной стратегии в конечном итоге не только не предотвратили войну между соседними республиками, но и похоронили единое государство.

Как бы то ни было, а по мере разрастания конфликта антисоветские и антикоммунистические лозунги выходили на первый план, а во главе комитета «Карабах» оказался харизматический Левон Тер-Петросян, который позиционировал себя как противник нерешительной партхозноменклатуры. После трагедий Сумгаита и Баку образ Ленина воспринимался уже резко негативно.

Позволю себе процитировать зарисовку литератора Михаила Хейфеца (в 1974 году он был приговорен к шести годам лагерей и ссылок за предисловие к «самиздатовскому» сборнику Иосифа Бродского) о его диалоге с лидером армянских националистов-диссидентов Паруйром Айрикяном: «Однажды мы разговорились с Айрикяном о независимой Армянской республике, возникшей на территории бывшей Персидской (а потом Российской) Армении после 1917 года. Нас в институте учили, что турецкая армия во главе с Ататюрком едва не уничтожила тогда, в конце 1920-го года, молодое государство и почти добила остатки армянского народа, но Красная армия остановила Кемаля-пашу и спасла российских армян. Паруйр вскипел, когда я все это пересказал: “Мы разбили турецкую армию, когда создали свою республику, и снова бы их разбили, если бы с севера нас не атаковала Одиннадцатая армия красных. Нас взяли в клещи: с юга шли турки, с севера – большевики». Настроения, которые были уделом диссидентов и кухонных разговоров в 1970-е годы, к 1991 году стали доминирующими в армянском обществе. Этим объясняется и армянский «ленинопад» (в это время на Украине о таком и не мечтали!), и неучастие Армении (вместе с Грузией и Прибалтикой) в референдуме о сохранении «обновленного Союза» Заметим, Азербайджанская ССР в этом голосовании приняла участие. В этом же ряду и уход местной компартии от реальной власти в республике еще до Беловежских соглашений.

Однако в отличие от своих соседей по «кавказскому дому», Армения не пошла по пути «восстановления» государственности от «первых республик», отдав предпочтение иному варианту – выходу из СССР посредством правового размежевания. В итоге Армения стала единственной республикой из бывшей «братской семьи народов», которая покинула союзное государство в соответствии с принятой в нем процедурой выхода. Армянская элита, в отличие от грузинского и азербайджанского истеблишмента, не рассматривает сегодня «первую республику» как «золотой век», с которым требуется восстановить преемственность. Еще с начала 1990-х годов утвердилась интерпретация, согласно которой нынешняя независимая Армения – это «третья республика» (первая была в 1918-1920 гг., вторая – в период от советизации до распада СССР). При этом День Победы 9 мая остается одним из самых почитаемых государственных праздников постсоветской Армении. Имена выдающихся советских полководцев армянского происхождения – Ивана Баграмяна, Амазаспа Бабаджаняна, Ивана Исакова и Сергея Худякова (Арменака Ханферянца) – присвоены центральным улицам и площадям, а также воинским частям, как в Армении, так и в непризнанном Нагорном Карабахе.

И здесь мы подходим к самому интересному моменту. Наверное, подобный выбор модели «исторической политики» можно объяснить прагматическим внешнеполитическим выбором Еревана. Интерес к выстраиванию отношений с Россией для обеспечения национальной безопасности заставил «антисоветчика» Тер-Петросяна в бытность его президентом заложить их фундамент посредством заключения серии двусторонних договоров. Но дело не только в нем. В любой республике бывшего СССР партийные начальники действовали не только в логике коммунистических деятелей, но и националистов. Они далеко не всегда и не во всем опирались на установки Москвы, зачастую рисковали, лоббировали интересы своих республик, конкурировали в центре за выделяемые фонды и преференции. В любом случае это были не каике-то «колониальные администраторы» и не «марионетки Кремля», какими их рисовали зачастую в период «холодной войны».

В конце 1980-х годов известный американский ученый украинского происхождения Александр Мотыль популяризировал в историографии понятие «национального коммунизма». Оно как нельзя лучше подходит для характеристики целой плеяды армянских общественных деятелей советской эпохи. Взять того же Антона Кочиняна (занимал пост первого секретаря ЦК КПА в 1966-1974 годах). Человека, благодаря деятельности которого было завершено строительство важнейшего символа для всего мирового армянства – мемориала памяти трагедии 1915 года «Цицернакаберд», футбольного стадиона «Раздан» (свидетеля спортивных успехов команды «Арарат»), туннеля Арпа-Севан. В свою бытность первым секретарем республиканского ЦК Кочинян ставил вопрос и о статусе Карабаха. В этом плане его взгляды совпадали с позициями армянских диссидентов-националистов. Кочинян и его предшественник Яков Заробян (был первым секретарем в 1960-1966 годах) сделали немало для того, чтобы увековечить память о катастрофе армянства Османской империи. «Моя мечта — достичь объединения диаспоры вокруг Советской Армении. Мы друг другу очень нужны. Особенно для сохранения армянства», – говорил тогдашний главный армянский коммунист Заробян. Через два с лишним десятилетия схожим образом будет себя вести другой первый секретарь Сурен Арутюнян, пытаясь решить сложную проблему восстановления республики после землетрясения и обращаясь ради этого не только в Политбюро, но и к представителям «спюрка». И, конечно же, говоря о «национальных коммунистах» нельзя пройти мимо такой фигуры, как Карен Демирчян, который возглавлял Армению в 1974-1988 годах, а после распада СССР стал одним из ведущих политиков уже в независимой республике и даже получил пост спикера Национального собрания. Террористическая атака в здании парламента Армении 27 октября 1999 года оборвала его жизнь. Не случись этой трагедии, трудно сказать, как дальше сложилась бы его карьера. К слову сказать, сегодня именем Демирчяна назван ереванский спортивно-концертный комплекс.

И даже обращаясь к истории первых лет Советской власти, надо иметь в виду, что тогда многие (и не только большевики) рассматривали приход Москвы в Закавказье если не как благо, то как меньшее зло по сравнению с успехом Кемаля Ататюрка. Тем паче, что Александропольский мир (декабрь 1920) был геополитической реальностью. И именно поэтому известный американский историк армянского происхождения, профессор Рональд Суни говорил о популярном в Армении 1920-х годов дискурсе о «восстановлении республики из пепла геноцида». Таким образом, радикальная «декоммунизация» по украинским стандартам была бы не только и даже не столько фактором ухудшения отношений между Ереваном и Москвой, сколько вымыванием значительной части собственного армянского национального нарратива.

Но означает ли это, что Армения неизбежно повторит путь Украины? Ответ на этот вопрос не кажется однозначным. Во многом она этот опыт уже прошла и намного раньше, чем наши соседи. И пройдя его, сумела вынести определенные уроки, обрести важные политические инстинкты и найти «красные линии», за которые не следует переходить. Стоит также иметь в виду, что инициативы по переименованию исходят от оппозиции, а не от провластных партий. Есть шанс, что они будут либо скорректированы, либо отложены. Хотя на будущее надо иметь в виду: такая тема будет возвращаться в публичное поле, с ней надо научиться работать.

Последний тезис относится не в последнюю очередь и к России. Важно научиться находить контраргументацию, которая будет восприниматься не как эксклюзивное мнение Москвы, а как идеи, которые могут быть рационально приняты и в Ереване. В вопросе же о советском прошлом самим российским политикам и дипломатам нужно обрести чувство меры, чтобы из защитников здравого смысла и нормальной логики не превратиться в обскурантов и адвокатов всех советских практик, среди которых были и репрессалии, и однопартийная система. И много такого, от чего и в самой России давно уже отказались. Российской дипломатии нужно активнее работать на армянском политическом поле, не ограничиваясь только начальственными кабинетами. Чтобы противодействовать западному давлению, необходимо продвижение своей собственной повестки дня, не ограничивающейся только критикой Запада и «ностальгическим ресурсом», а, напротив, предлагающей свой привлекательный образ будущего. Только в этом случае можно будет купировать угрозу радикального переписывания истории и войны с тенями прошлого. Которая, как показывает практика, легко переходит в настоящее.

Сергей Маркедонов – доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ

Версия для печати