28.08.2017 | Марина Войтенко

Налоговая публичность – существенный фактор конкурентоспособности

Вслед за официальными оценками июля на прошедшей неделе свои выводы представили аналитики крупнейших госбанков. В ВЭБе полагают, что рост ВВП в начале лета приостановился, а в середине сократился на 0,6% месяц к месяцу. Темпы в годовом выражении тоже снизились до 2,0% (после 3,1% в мае и 2,7% в июне). Прогноз-2017, тем не менее, оставлен без изменений – 1,5%. В Сбербанке, основываясь на результатах первого полугодия, его, напротив, повысили с 1% до 1,5-1,7%[1]. Но отметили, что переход к устойчивому росту реальных располагаемых доходов населения потребует больше времени.

В свою очередь, первые августовские опросы руководителей предприятий, проведенные ИЭП им.Е.Т.Гайдара, показали сжатие спроса до 16-месячного минимума, наличие избыточных запасов и поставили «под сомнение сохранение инвестиционного ренессанса». Естественной реакцией на «похолодание» конъюнктуры стало увеличение в информпотоках частоты упоминаний о необходимости повышения комфортности делового климата, среди слагаемых которого на одном из первых мест стабильные налоговые правила на среднесрочном горизонте[2].

Эта тема осенью-2017 имеет немалые шансы стать одним из «хитов сезона». Формальный повод – обеспокоенность бизнеса по поводу возможных проволочек с принятием закона «О внесении изменений в Налоговый кодекс», регламентирующего присоединение России к международному автоматическому обмену информацией о счетах налоговых резидентов одних стран, открытых в финансовых учреждениях других государств, и документацией по международным группам компаний.

Курс глобального хозяйства на фискальную публичность, призванную максимально ограничить возможности использования трансграничных схем уклонения от налогов, закреплен Конвенцией Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) о взаимной административной помощи в налоговых вопросах и принятым в связи с этим Единым стандартом автоматического обмена информацией о финансовых счетах (Common Reporting Standard for Automatic Exchange of Financial Account Information – CRS). Технология реализации этого «проекта» максимально прозрачна – финансовые институты (банки, депозитарии, брокеры, структуры коллективных инвестиций, страховые компании и т.д.) предоставляют информацию о счетах нерезидентов (как юридических, так и физических лиц) налоговому органу своей страны, а он передает ее фискальным органам присоединившихся стран, которых к настоящему времени насчитывается уже около 130.

Подлежащие передаче сведения включают в себя данные о различных видах доходов – инвестиционных (дивидендных, процентных, от страховых продуктов и т.д.), о средствах, вырученных от продажи финансовых активов, а также информацию по остатку на счете и платежах, совершенных с его использованием.

Первый этап внедрения автоматического обмена охватывал страны-разработчики идеи и завершится 30 сентября 2017 года, в чем нет причин сомневаться. Так, Credit Swiss еще в конце весны сообщил, что в связи с вступлением в действие международного налогового обмена он ужесточает процедуры «знай своего клиента» и комплаенс, готов к закрытию счетов клиентов, которые не смогут подтвердить уплату налогов.

Второй этап внедрения автообмена запланирован к завершению 30 сентября 2018 года. В нем участвует и Россия, ратифицировавшая Конвенцию ОЭСР в 2014-ом, а в мае 2017-го подписавшая предусмотренное CRS многостороннее соглашение с компетентными органами стран-участниц. Законопроект с соответствующими поправками к Налоговому кодексу был внесен в Госдуму 20 июля (срок представления отзывов, предложений и замечаний к нему истек 19 августа). Минфин рассчитывает на то, что он будет принят в осеннюю сессию и вступит в силу с 1 января 2018 года. Между тем, в бизнес-сообществе высказываются вполне обоснованные опасения по поводу возможности несвоевременного исполнения обязательств. Закон еще не принят, а на разработку необходимых для его применения нормативно-правовых актов (постановлений правительства, приказов ФНС и т.д.) потребуется еще шесть месяцев. И только после этого финорганизации будут располагать информацией, какие данные, кому и о ком нужно собирать и передавать в ФНС. Время потребуется и на переформатирование своего программного обеспечения.

В общем, риски довольно весомы. В то же время, Минфин твердо заявляет о том, что «вся необходимая база будет подготовлена заблаговременно». Видимо, за ее ускоренным формированием (начиная с принятия Госдумой законопроекта сразу во втором и третьем чтении) можно будет наблюдать уже в сентябре, поскольку речь идет о далеко не технической мере. По сути, это – начало эпохи новой налоговой публичности, где соблюдение международных правил становится одним из принципиальных условий конкурентоспособности бизнесов на внешних рынках.

В этот процесс включились и налоговые гавани – классические офшоры. В конце июля к соглашению присоединились Багамы, вступили в силу существенные, направленные на повышение прозрачности бизнеса поправки к коммерческому и корпоративному праву в Сингапуре, касающиеся как местных, так и иностранных компаний, зарегистрированных в стране. Правительство Британских Виргинских островов утвердило новый свод правил для бенефициарных владельцев компаний, находящихся в островной юрисдикции. Теперь выгодополучатели, владеющие пакетом акций по меньшей мере в 25%, обязаны подавать в Реестр компаний всю персональную информацию о себе.

Понятно, что автообмен налоговой информацией должен заметно умерить инвестклиматическую привлекательность офшорных юрисдикций. О значимости проблемы на минувшей неделе вновь напомнили СМИ, широко растиражировавшие оценки американской некоммерческой организации Национальное бюро экономических исследований (NBER). Согласно расчетов ее экспертов, к 2015 году богатство, выведенное российскими гражданами в офшоры с 1990 года, составило 75% национального дохода страны в 2015-ом – 62,7 трлн рублей или $1,3 трлн (втрое выше официального объема международных резервов РФ).

Российские эксперты выразили сомнения в обоснованности цифр. Это и понятно. Прежде всего, слишком много вопросов к методике расчетов, поскольку в оттоке капитала необходимо учитывать покупку валюты, выплаты дивидендов, обслуживание внешних корпоративных долгов и т.п. Кроме того, есть и возврат капитала из офшоров в виде прямых иностранных инвестиций. Например, только за период 2007-2015 годов, согласно данным Федеральной налоговой службы, только Кипр, Нидерланды, Люксембург, Виргинские острова, Австралия и Швейцария инвестировали в РФ $363,74 млрд. Сумма же по всему «списку» оффшорных юрисдикций составила около $750 млрд.

Тем не менее, по экспертным оценкам (например, директора департамента стратегического анализа и разработок Внешэкономбанка Владимира Андрианова) накопленная стоимость только финансовых активов (в том числе в ценных бумагах) граждан России за рубежом составляет примерно $1,2 трлн. При этом около 15-20 % всех их активов (включая нефинансовые – недвижимость и т.д.) по-прежнему размещаются в иностранных юрисдикциях.

Несмотря на обоснованные критические комментарии к размерности оценки NBER, российские эксперты по сути единодушны в собственной констатации: тенденция к оттоку капитала сохраняется, к тому же у нее определились и новые качественные характеристики. Прежде всего, они обязаны неоднозначным последствиям действия закона о контролируемых иностранных компаниях[3] (КИК) – вместо ожидаемого прироста налоговых поступлений многие бизнесы и их владельцы начали менять юрисдикцию.

Так, согласно опросу, проведенному адвокатским бюро «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры» среди почти трех сотен бенефициаров КИК, 40% из них решили отказаться от статуса российского налогового резидента, 24% передали активы в траст в пользу супруги или детей, 9% перевели их на родственников нерезидентов, 7% не стали предпринимать ничего. На возврат активов в РФ (то есть безналоговую ликвидацию КИК) решились 20%. Причину такой сдержанности председатель комитета партнеров упомянутого бюро Дмитрий Афанасьев видит в широкой трактовке КИК (выходящей за рамки рекомендаций ОЭСР о мерах борьбы с размыванием национальной налоговой базы и перемещением прибыли в низконалоговые юрисдикции) – в РФ облагаются любые доходы таких компаний вне зависимости от источников их формирования (то есть, как в России, так и за рубежом). Исключения касаются лишь так называемых активных компаний (когда доходы от дивидендов, роялти, процентов от долговых обязательств и т.п. не превышают 20% от общего объема). Практика, однако, показывает, что под эту категорию практически не подпадают стартапы и выходящие на рынок высокотехнологические компании.

Другой важной сдержкой, уже непосредственно связанной с межстрановым обменом налоговой информацией являются опасения утечек конфиденциальных данных. Об этом заявили 73% опрошенных. Причем две трети респондентов подчеркнули, что уже сталкивались с таким явлением по вине … госорганов. При таком опыте любые сбои в механизме автообмена будут лишь укреплять мотивации к смене налогового резидентства. Изменить сложившееся положение эксперты предлагают переопределением самого понятия КИК – таковой должна признаваться иностранная компания, у которой более 50% прибыли получено собственно в России. В этом случае исчезла бы обременительная необходимость (для госорганов) контроля за всеми зарубежными активами, для бизнеса же возникает дополнительная мотивация к реинвестированию в РФ зарубежной прибыли (она бы не облагалась российскими налогами). Одновременно с этим в целях уменьшения рисков нарушения конфиденциальности предлагается специальный фискальный режим для физлиц – налог на вмененный доход, полученный от зарубежных активов (такие практики применяются, например, в Италии, Великобритании и Швейцарии).

Обозначенные идеи для оппонентов (в лице представителей госорганов) не бесспорны. Однако, как минимум заслуживают квалифицированного осуждения. Налоговая публичность с встроенным механизмом межгосударственных информационных автообменов, между тем, – общемировой тренд, неучастие в котором способно основательно поднять корпоративные репутационные риски, негативно сказавшись на конкурентоспособности. Однако ясно также и то, что эффективность адаптации бизнесов к этой новой реальности напрямую зависит от стабильности налоговой системы, устойчивости установленных фискальных режимов и предсказуемости правил их администрирования. Баланс обсуждаемых новаций pro et contra, тем временем, по ощущениям и подозрениям российского предпринимательского класса, складывается пока не в пользу первых.

Позитивные ожидания от инвентаризации налоговых бонусов (с последующим отказом от неэффективных) и введения обшей инвестиционной льготы по налогу на прибыль[4]; особых прав по отсрочке от года до трех лет по обязательным платежам для компаний, входящих в список стратегических; намерений ФНС ускорить проверку претендентов на возмещение НДС перекрываются негативной неопределенностью по поводу будущей шкалы НДФЛ (плоская с повышением или прогрессивная?); вероятного повышения НДС; введения института местных сборов, совмещенных с коммунальными платежами и т.п. Отсутствие ясных решений лишь дестимулирует инвестиционную активность, не создавая противовесов другим ее сдержкам[5]. Без сдвигов в этой сфере содержательное российское наполнение глобального принципа налоговой публичности, равно как и ускорение макродинамики вкупе с укреплением конкурентоспособности остаются под вопросом.

Марина Войтенко – экономический обозреватель

^[1] Среди других примечательных параметров прогноза: курс национальной валюты на конец года – 59 руб/$, ключевая ставка ЦБ РФ – 8,5%, рентабельность капитала-2017 у Сбербанка – 20%.

^[2] В числе аргументов – острая потребность в налоговых стимулах для инвестиций (по данным Росстата, в последние годы зарплаты растут вдвое большими темпами, чем производительность труда), а также важность уменьшения роли фискального бремени как фактора роста трудовых издержек. На значимость этой проблемы указывают, в частности, результаты исследования Института общественных наук (ИОН) РАНХиГС: доля работников, которые имеют неофициальную занятость или ежемесячно получают зарплату в конверте, выросла в РФ до 44,8% в 2017 году с 40,3% в 2016-ом; постоянно же включены в неформальный рынок труда 31,4% (23 млн человек).

^[3] Согласно действующему законодательству, для признания организации такой компанией она не должна быть налоговым резидентом РФ, при этом контролирующим физическим или юридическим лицом является российский налоговый резидент, доля участия которого превышает 25% или более 50%, и/или доля каждого из таких лиц насчитывает более 10%. Помимо этого, контролирующее лицо может быть признано «по обстоятельствам»: в случае установления определенного влияния на распределение прибыли; прямого участия в акционерном соглашении, предметом которого является управление организацией; а также вследствие «особенностей отношений с КИК» (как правило, при наличии контролирующей задолженности компании или фактическом, то есть бенефициаром владении через цепочку офшоров. Главным предназначением КИК, по признанию бизнеса, служит не столько возможность налоговой оптимизации, сколько правовая защита собственности и удобство той или иной юрисдикции (еврорегулирование или английское право) для совершения сложноструктурированных сделок.

^[4] О важности проблемы 24 августа в ходе совещания по проблемам развития легкой промышленности напомнил Президент РФ Владимир Путин, резко высказавшийся против отмены позитивно зарекомендовавших себя льгот для предприятий, приобретающих новое оборудование.

^[5] По наблюдениям экспертов, только в одном августе проявились как минимум три новых фактора такого рода: вступление в силу новой статьи 54.1 Налогового кодекса, определяющей что считать обоснованной или необоснованной налоговой выгодой (регулятивная и судебная практика на сей счет отсутствует); негативные последствия рейтинговой реформы, когда банки доначисляют резервы по компаниям, которые пока не обзавелись рейтингами по национальной шкале, и начинают повышать кредитные ставки; решение Арбитражного суда Башкирии, постановившего, что АФК «Система» должна выплатить «Роснефти» $2,3 млрд.

Версия для печати