08.10.2018 | Марина Войтенко

Управление рисками в условиях неопределенности

3 октября, отвечая на вопросы в ходе пленарного заседания международного форума «Российская энергетическая неделя», Президент РФ Владимир Путин заметил: «Непредсказуемость развития ситуации вызывает обеспокоенность …». Дефицит определенности, по его словам, имеет место «и в политике, и в сфере безопасности, и в экономике». Парой дней ранее глава МВФ Кристин Лагард предупредила о переменах в погодных условиях глобального хозяйства: риски начали материализовываться, общемировой рост перестал повышаться, становясь менее синхронизированным и теряя участников. Перспективы стали менее оптимистичными. В том числе в связи с тем, что «риторика превращается в новую реальность фактических торговых барьеров», а программы реформ, призванные предотвратить новый финансовый кризис, реализованы далеко не полностью. В общий контекст размышлений о нарастающих рисках органично встраиваются и изменения в структуре российского экономического роста.

По данным Росстата (опубликованы 2 октября) по итогам второго квартала-2018 доля расходов на конечное потребление в ВВП составила 68% против 71,2% год назад. При этом расходы домохозяйств потеряли 2,7 п.п., уменьшившись с 52,1% до 49,4%. Доля валового накопления основного капитала снизилась с 19,4% до 18,3%, запасы материальных оборотных средств сократились на 1,2 п.п. до 3,7%. В то же время, резко прибавил удельный вес чистого экспорта (экспорт минус импорт). Он вырос до 9,5% ВВП в апреле-июне 2018-го с 4,5% во втором квартале 2017 года. Такой «взлет» одновременно заметно усилил риски влияния негативных изменений внешних факторов на российскую макродинамику.

Вклад чистого экспорта в ВВП обеспечен, прежде всего, ростом нефтецен (с начала года они поднялись почти на 40%, в том числе только с 5 сентября по 5 октября Brent подорожала на 10%). По данным Федеральной таможенной службы, в январе-августе доля топливно-энергетических товаров в общем экспорте достигла 64,4% (за этот период в 2017-ом – 61,7%), стоимостной объем увеличился на 33,9%, физический – на 4,3%. Доходы от экспорта нефти составили $82,4 млрд (+35,5% к восьми месяцам 2017 года), нефтепродуктов – $51,6 млрд (+31,6%), природного газа – $31,3 млрд (+30%), СПГ – 3,77 млрд (+91,2%).

Перспективы, тем не менее, выглядят неоднозначными. Официальные прогнозы МЭР исходят из постоянного наращивания предложения сырой нефти (стимулом является текущий уровень цен) при одновременном замедлении глобального роста до 3,2% к 2024 году. Прямое следствие – относительно плавное снижение среднегодовых котировок Urals с $69,6 за баррель в 2018-ом до $53,5 к 2024 году. При этом увеличение мирового предложения («сланцы» в США, «битумные пески» в Канаде и т.п. прибыльны при $50-60 за баррель) усиливает риски последующего резкого снижения цен. В Минфине РФ, впрочем, уверены, что для сбалансированности глобального рынка достаточно «нефти по 50».

Текущая ситуация, между тем, оценивается как неустойчивая и обусловлена действием разовых факторов – такими, как санкции США в отношении Ирана, которые должны вступить в силу 5 ноября, падение добычи в Венесуэле, политическая нестабильность в Ливии и т.п. По оценкам Wall Street Journal, основанным на мониторинге данных Международного энергетического агентства и независимых аналитиков, все это может увести с рынка миллионы баррелей в сутки. В то же время, Саудовская Аравия выражает нарастить добычу еще на 1,3 млн барр/сутки к текущим уровням. Но это – вопрос перспективы. Пока же в публичном пространстве все чаще озвучиваются предположения о росте котировок до $100 за баррель. Так что «нефть по 90» может оказаться реальностью уже ближайшего времени, но она же усиливает вероятность приближения обвала.

Нефтегранды обеспокоены этим всерьез. Владимир Путин, выступая на пленарном заседании «Российской энергетической недели (3 октября) назвав котировки в $65-75 за баррель объективными, отразил настроения главных российских нефтекомпаний. Так, в интервью «Ведомостям» глава ЛУКОЙЛ Вагит Алекперов сообщил, что компания строит инвестпланы из расчета удержания цен в ближайшее время на уровне $65.

Президент указал также на возможность увеличения добычи в РФ на 200-300 тыс баррелей в сутки. Эксперты и участники рынка в целом согласны, что это возможно в краткосрочной перспективе. Но удержать объем на среднем треке уже проблематично. Свободных мощностей для увеличения предложения, способных отправить котировки в этот равновесный коридор, в настоящее время в достаточном количестве, похоже, не обнаруживается.

По оценке АКРА, максимальная добыча без учета договоренностей с ОПЕК к 2020–2021 годам может достичь 11,7 млн баррелей в сутки. Для сравнения: по данным ЦДУ ТЭК, суточный выпуск нефти в сентябре-2018 достиг 11,29-11,36 млн баррелей (1,54-1,55 млн тонн). Согласно прогнозу Минэнерго, добыча-2017 составила 547 млн тонн, пик в 570 млн тонн может быть достигнут в 2021 году, после чего, как отметил глава ведомства Александр Новак на совещании в правительстве 18 сентября, возможно постепенное снижение – до 310 млн тонн к 2035 году. Во многом это обусловлено недоинвестированием отрасли. По оценке главы ЛУКОЙЛ, за последние четыре года общемировые «потери» капвложений составили $1,5 трлн, в результате резко сократились геолого-разведочные работы, подготовка месторождений к вводу, особенно глубоководных.

Отсюда, например, логичен вывод главного исполнительного директора Royal Dutch Shell Бена ван Бердена, озвученный в ходе пленарного заседания «Российской энергетической недели»: резкого скачка добычи нефти в мире не будет из-за отсутствия свободных мощностей … они «не возникают вдруг: 4-5 лет – это как раз тот срок, который нам в данном случае оказывает услугу, то есть улучшает предсказуемость рынков». В свою очередь в консалтинговой компании Wood Mackenzie, после снижения инвестиций с 2014 года на фоне падения нефтекотировок при нынешнем уровне технологий и открытия месторождений дефицит нефти может достигнуть 3 млн баррелей в сутки к 2030-ому, 7 млн б/с к 2035-ому и 12 млн б/с к 2040 году.

Вместе с тем Минэнерго РФ уверено, что в России потенциал роста добычи есть, но для его задействования нужен новый налоговый режим. Совместно с Минприроды ведомство подготовило новый перечень из шести типов льгот для нефтяников. В свою очередь Минфин задает справедливый вопрос: под разного рода льготами находятся 51% всех месторождений, где эффект?

Как видим, вызов для экономической политики налицо. Пытаясь найти ответ, кабмин пошел на компромисс. По итогам совещания 18 сентября было дано поручение (опубликовано 5 октября) «Минфину, Минэнерго, Минприроды и Минэкономразвития до 10 октября внести… в правительство проект изменений в Налоговый кодекс РФ, предусматривающий расширение с 51 миллионов до 150 миллионов тонн предельного объема запасов четвертой группы месторождений в рамках налога на дополнительный доход [НДД]и изменения в перечне лицензионных участков». Кроме того, до 1 ноября профильные ведомства должны представить план мероприятий в нефтяной сфере по освоению нефтяных месторождений и увеличению объемов добычи нефти, включая расширение применения НДД.

Однако определение комфортного налогового режима и вообще уровня нефтедобычи с учетом меняющихся реалий глобального хозяйства – задача для управления среднесрочным риском. В настоящее время много злободневнее меры, позволяющие на фоне повышения НДС не допустить нового скачка цен на моторное топливо. С этой целью Минфину, Минэнерго, ФАС и Минэкономразвития дано поручение до 10 октября внести в правительство проект закона о корректировке параметров завершения налогового маневра и предусматривать «обнуление демпфирующей компоненты обратного акциза в соответствующем налоговом периоде» только в случае, если средняя оптовая цена реализации бензина АИ-92 класса 5 или дизтоплива отклоняется в сторону увеличения на 10% от их базовых цен; а также обязательства для производителей поставлять на российские НПЗ не менее 17,5% добываемой нефти. Разрабатываемые меры также должны подразумевать «увеличение нормативов реализации автомобильных бензинов и дизельного топлива пятого класса на бирже вертикально интегрированными компаниями, а также установление таких нормативов участникам рынка, занимающим недоминирующее положение». Тем не менее, у участников рынка остаются опасения по поводу роста цен на бензин в 2019 году из-за намеченного роста акцизов. Этот и другие риски, видимо, заставят еще не раз возвращаться к вопросам внутреннего ценообразования на моторное топливо.

Сходня ситуация (и по срочности действий, и по выстраиванию коммуникаций с населением и бизнесом) складывается с перспективами тарифов на электроэнергию. Пока же планы правительства по наведению порядка в тарифах на электроэнергию и уходу от перекрестного субсидирования ни у экспертов, ни у бизнеса поддержки не находят. И главная причина тому – исторический опыт бесконечной череды внесений изменений в уже одобренные правила функционирования рынка, что всегда приводило к повышению финансовой нагрузки и на граждан, и на предприятия. Да и в самом Минэнерго, видят риски роста платежей выше темпов инфляции уже к 2022-2023 годам, когда первые вводы мощностей по программе модернизации наложатся на рост платежей в конкурентном отборе мощности. По оценке «Сообщества потребителей энергии», дельта может достичь 20% к уровню-2017. Да и перспективы динамики потребительских цен (в первую очередь за счет ослабления курса рубля) видятся повышательными.

За три последние недели сентября российская нацвалюта «отвоевала» у доллара США почти 6 рублей, в начале октября на усилении рисков новых санкций опять «отдала» более 2 рублей, поднимаясь временами к отметке «доллар по 67». В МЭР, тем не менее, уверены в сбываемости собственного прогноза о долларе к концу года стоимостью 64-65 рублей. Укрепление рубля, заметим, вполне в интересах промышленных производителей. Ослабление курса в сентябре вынудило их заметно поднять отпускные цены, что, в свою очередь, ухудшило ожидания будущего спроса. По данным обследований ИЭП им.Е.Т.Гайдара, в начале осени 63% опрошенных руководителей предприятий для снижения издержек считали полезным более крепкий рубль, 54% – для осуществления инвестиций.

Обострение внимания в СМИ к так называемой дедолларизации основательно перемешало эти настроения бизнеса с новыми вопросами. Напомним, что идея о необходимости комплекса мер по снижению зависимости экономики РФ от долларовых расчетов (на них, по данным Центробанка, приходится до 70% всех внешнеторговых платежей, в том числе 88,4% в экспорте в Китай и 73,6% в импорте из Поднебесной) в публичном пространстве присутствует уже несколько лет. Новый виток ее обсуждения стартовал в июле-2018 (13 июля глава ВТБ Андрей Костин в ходе рабочей встречи с Президентом РФ Владимиром Путиным высказал на сей счет ряд предложений) получив продолжение на полях Восточного экономического форума. При этом отдельные цитаты из Андрея Костина были восприняты как свидетельства идущих обсуждений (при новых масштабных санкциях в отношении госбанков) конвертации валютных депозитов в рублевые. Последующие опровержения со стороны кабмина и Центробанка как бы были приняты к сведению. Тем не менее, на минувшей неделе подозрения стали быстро реанимироваться на фоне опасений новых санкций и заявления (4 октября) первого вице-премьера Антона Силуанова о том, что «план по дедолларизации» подготовлен и внесен в правительство.

Справедливости ради, подчеркнем, что на сей раз (в отличие, например, от «списка Белоусова») все ресурсы коммуникаций были задействованы масштабно и незамедлительно. Общий смысл инфомееседжей: приставка «де» – это ни в коем случае не синоним запрета или ограничений хождения американской валюты. Антон Силуанов, к примеру, прямо подчеркнул: «Я сразу оговорюсь, что ни в коем случае мы не говорим о ситуации с долларами, которые хранятся на счетах банков. Граждане, у которых такие валютные счета, должны абсолютно спокойно реагировать на все наши предложения по расчетам по внешнеторговым контрактам, поскольку никто не собирается исключать хождение доллара, никто не собирается принудительно менять долларовые сбережения на рублевые или какие-то еще. Это политика как была, так и будет сохраняться. Но во внешнеторговых расчетах, конечно, мы будем заинтересованы использовать свою собственную валюту».

Конкретному содержанию плана действий еще только предстоит стать предметом согласований в правительстве. Возможно, дедолларизация войдет составной частью в более широкий набор мер по поддержке экономики в условиях усиления санкций. Тем не менее, основной принцип уже обозначен. Речь идет о создании стимулов и механизмов для перехода во внешнеторговых расчетах на рубль и иные валюты (включая ускоренный возврат НДС для экспортеров при их использовании, постепенную отмену обязательной репатриации выручки от зарубежных поставок, а также «преференции с точки зрения администрирования»). Эксперты предполагают, что среди стимулов могут оказаться размеры комиссий при кредитовании, гарантиях и страховании экспорта, а также повышенные требования к устойчивости или учету рисков компаний и банков, у которых большие долларовые активы или пассивы.

Отметим, что в числе рассматриваемых мер Антон Силуанов упомянул возможные «директивные решения в отношении госкомпаний». Финаналитики восприняли этот тезис с настороженностью и скепсисом – зачем напрямую вмешиваться в реалии внешнеторговых расчетов, повышая риск увеличения потерь и транзакционных издержек. Тем более что планы дедолларизации могут столкнуться с ограниченной готовностью к ней у внешнеторговых партнеров. Во-первых, основные из них, то есть Евросоюз и Китай, заинтересованы в повышении роли евро и юаня в мировой торговле, а вовсе не рубля. Во-вторых, перемены в валюте платежей в контрактах предполагают хотя бы относительную устойчивость ее курса. В меньшей степени вопросы по этому поводу возникают к евро, в большей – к юаню и рублю. Контрагентов настораживают и вероятность девальвации ренминби как следствие торговой войны с США, и слишком размашистое «плавание» российской валюты (порой до 10% номинального ослабления или роста в течение одного месяца). Наконец, в-третьих, недолларовые расчеты не должны увеличивать транзакционные издержки бизнеса (например, по конвертации рубля в другие валюты). Условие существенно, поскольку практика показывает – для компенсации потерь партнеры как правило настаивают на ценовых дисконтах при импорте из РФ. Снижение этого риска достигается созданием финансовых инфраструктур для проведения платежей и расчетов, что предполагает выстраивание межбанковских информационных каналов, открытие взаимных кредитных линий между центробанками и т.д.

Поэтому дедолларизация – вовсе не разовое действие, а длительный, постепенный и довольно трудоемкий процесс. Он носит объективный характер и отражает общий тренд глобального хозяйства к полицентричности мировой валютной системы. Предлагаемые правительством меры (если не впадать в административный раж) в принципе вполне адекватный шаг в этом направлении.

Согласно прогнозу-2024, представленному МЭР, доля чистого экспорта в ВВП к завершению периода сократится вдвое – с 9,2% до 4,3%, расходы на конечное потребление будут колебаться в пределах 67-69%, инвестиции в основной капитал увеличатся с 21,3% до 27,2%. Такой маневр предъявляет повышенные требования к искусству управления рисками. Неопределенности при этом вряд ли убавится, поскольку глобальному хозяйству, по-видимому, предстоит через год-полтора пройти через новый кризис. В такой ситуации крайне важно не сломать складывающуюся логику регулятивных действий в исполнении структурной повестки, сохраняя открытость экономики и наращивая способность следовать общемировым трендам (усилению роли АТР, развертыванию новой индустриальной революции, переформатированию международной торговли и валютной системы и т.п.). На этом поприще целесообразно воздерживаться от разрастания практик «ручного управления» и поддерживать коммуникации с бизнесом и населением. Это не просто. Но новые задачи управления рисками в условиях неопределенности нельзя решать по старинке.

Марина Войтенко – экономический обозреватель

Версия для печати