27.05.2019 | Марина Войтенко

Модель ускорения экономики – требуется достройка

По оценке МЭР, в апреле наблюдалось восстановление темпов роста ВВП до 1,6% г/г (1,4% м/м). В целом за четыре месяца это означает прибавление ВВП на 0,8%. Основной вклад внесло, по официальной версии, улучшение промвыпуска. В других базовых отраслях – строительстве, транспорте, розничной торговле – сходной динамики не просматривалось. Апрельский оборот торговой розницы увеличился на 1,2% г/г, что оказалось хуже прогнозов аналитиков (1,4%) и итога марта (1,6%). Как известно, Росстат пересмотрел оценки темпов реальной зарплаты в первой трети года и в марте с 0,4% и 0,0% до 1,3% и 2,3% г/г. В апреле, тем не менее, скорость снизилась до 1,6% г/г и 1,2% м/м. На то, что задекларированное оживление остается неустойчивым, указывает и минимальный с четвертого квартала 2016 года темп инвестиций в основной капитал – в марте-апреле всего 0,5%. На фоне таких макротрендов весьма примечательна констатация главы МЭР Максима Орешкина (на расширенной коллегии министерства, 23 мая): «модель экономического роста, которая может обеспечить показатель на уровне 3% и выше, пока окончательно не сформирована». При этом главная роль в исполнении этого «стройполряда» выпадает на долю экономико-политических мер структурного характера.

По уточненным данным Росстата, рост промпроизводства в апреле ускорился до 4,6% после 1,2% в марте и 2,1% в целом за первый квартал. Напомним, ошибки в статотчетности по добыче газа, газового конденсата и нефти потребовали корректировки и отзыва первоначальной оценки в 4,9%. Вопросы к качеству расчетов, однако, остались. Тем более что альтернативная версия ЦМАКП показывает темп ниже на 1,5 п.п. – 3,1% (при устранении неточностей в статистике) и еще на 0,5 п.п. – до 2,6% при очистке от календарного фактора – в нынешнем апреле было на один рабочий день больше, чем год назад. С поправкой на календарно-сезонные колебания месячный прирост в апреле по отношению к марту, считают в ЦМАКП, составил 0,3% против 0,1% в среднем в каждый месяц первого квартала. По мнению экспертов, выводы о резком ускорении преждевременны – в мае и июне, кстати, в сравнении с 2018-м ситуация будет обратная – на два и на один рабочий день меньше.

Сводный опережающий индекс (СОИ, рассчитывается Центром развития НИУ ВШЭ) также не предвещает заметных сдвигов к лучшему. В апреле индекс снизился с -1,3% до -2,0%, шестой месяц подряд оставаясь в отрицательной области. Главная причина, полагают эксперты, – очередное сокращение новых заказов в промышленности. И хотя в перспективе ближайших месяцев спад экономики не представляется неизбежным, «слабость внутреннего спроса заметно увеличивает вероятность негативных сценариев».

Расхождения в официальных и независимых экспертных оценках складывающихся трендов неизбежно отражается и на предположениях о возможных общеэкономических итогах-2019. Прогноз МЭР по темпу роста ВВП на 1,3% все еще актуален. В ЦМАКП сохраняют ожидания в 1,0-1,4% в зависимости от эффекта нацпроектных госинвестиций и мер, стимулирующих деловую активность частного бизнеса. В Центре развития НИУ ВШЭ разброс предположений, пожалуй, наиболее широк: от -0,1% в целом по году при продолжении стагнации первого квартала до 1,0% вследствие улучшения инвестиционного и потребительского спроса и по меньшей мере неухудшения положения дел в глобальном хозяйстве.

Последнее, однако, далеко не очевидно. 21 мая Организация экономического сотрудничества и развития вновь снизила прогноз роста мировой экономики на 2019 год, отметив негативные последствия торговой войны США и КНР. Темпы глобального ВВП-2019 по сравнению с мартовской оценкой притормозят на 0,1 п.п. – до минимальных с 2016 года 3,2% (по итогам-2018 – 3,5%), а торговых потоков сократятся почти вдвое – до 2,1%. Ожидания-2020 пока не изменились (+3,4%), но сделана оговорка: если Штаты и Китай откажутся от объявленного в мае-2019 повышения пошлин. При этом модельные расчеты экспертов ОЭСР показывают:

ü при сохранении текущего статус-кво даже без учета возможной дальнейшей эскалации нынешняя торгово-технологическая напряженность может вычесть из мирового ВВП 0,6% в течение двух-трех лет;

ü в гипотетическом сценарии, когда обе страны вводят 25% тарифы на всю оставшуюся двустороннюю торговлю (предполагается, что это произойдет с июля этого года), темпы расширения глобальной торговли будут ниже базового уровня и окажутся близки к 1%.

ü дальнейшая неопределенность в отношении торговой политики и растущие риски применения новых ограничений, затрагивающих многие страны, приведут к коррекции бизнес-планов по всему миру. Увеличение на 50 базисных пунктов премий за инвестиционный риск во всех странах в течение трех лет обернется ростом стоимости капитала и усилит негативные последствия для производства. При этом уровень глобального ВВП к 2021 году будет на 0,7% ниже базового уровня, а сокращение мировой торговли примерно на 1,5% процента. Инвестиции в бизнес в масштабах всей ОЭСР сократятся примерно на 2,5%.

Пока же промежуточный прогноз Организации для стран Большой двадцатки понижен на 0,1 п.п. – до 3,4% в текущем году и 3,6% в следующем. На этом фоне примечателен умеренный оптимизм аналитиков ОЭСР в отношении России – прогноз-2019 оставлен без изменений (+1,4%), на 2020-й – повышен с 1,5% до 2,1%.

Сходные ожидания по российской динамике у миссии Международного валютного фонда, проводившей 14-24 мая в Москве плановые консультации с правительством и Центробанком «в соответствии со статьей IV» Соглашения МВФ. В итоговом заявлении конкретная размерность темпов-2019 не указана. В апреле прогноз МВФ по росту ВВП РФ на 2019 год составлял 1,6%, на 2020 год – 1,7%. Текущая оценка – на уровне среднего темпа за последние три года – 1,4%. При этом в документе отмечается: «Потенциал повышения темпов экономического роста будет зависеть от глубины и масштабности реформ, направленных на усиление конкуренции и снижение роли государства. Прогнозируется, что суммы государственных расходов на инфраструктуру, предусмотренные в рамках национальных проектов, в сочетании с воздействием пенсионной реформы на предложение труда, повысят потенциальный рост на 0,1-0,5 процентного пункта, в зависимости от эффективности отбора, планирования и реализации проектов».

Оценки российских экспертов более сдержаны, чем у международных организаций. Так, консенсус-прогноз Центра развития НИУ ВШЭ (опубликован 20 мая) по темпам-2019 совпадает с ожиданиями МЭР – 1,3%. На 0,4 п.п. ниже, чем у ОЭСР, предположения по динамике 2020 года – 1,7%. Причем для подавляющего большинства профессиональных прогнозистов «рост выше 3% выглядит несбыточной мечтой». Признаки существенного ускорения не просматриваются и на треке до 2025 года: прирост ВВП – около 2% в год; инфляция – около текущего таргета ЦБ РФ в 4%; ключевая ставка Банка России – примерно 2% в реальном выражении (в номинальном – 6,06% по итогам-2025). Как видим, в целом предположения и российских профессиональных прогнозистов, и международных экспертов складываются в картину спокойной поступательной динамики, но при этом вовсе не прорывной и далекой от темпа, необходимого для достижения национальных целей-2024. И это при том, что ни один прогноз не учитывает сценария вероятного общемирового спада в 2020-2021 годах.

Инерционность прогнозов актуализирует поиск решений, способных ускорить темпы роста до 3% и выше. Общий алгоритм в принципе сохраняется: на основе стабильной макроэкономической и финансовой политики, что предполагает плавное увеличение госрасходов (в 2019 году, согласно поправкам к бюджету, одобренным 23 мая кабмином, на 257 млрд рублей), рациональное инвестирование средств ФНБ сверх его объема в 7% ВВП, а также смягчение монетарной политики Центробанка, ускорение должны обеспечить нацпроекты и создание стимулирующей деловой среды. Вместе с тем, как представляется, в этой формуле предстоит изменить акценты, делая упор в соответствии с общемировым опытом на ускорение регулятивных и институциональных реформ. Как подчеркнул 23 мая на заседании расширенной коллегии МЭР его глава Максим Орешкин, «структурные меры необходимы как на стороне предложения, так и на стороне спроса».

В первом случае речь идет о снижении административных барьеров для входа на рынок и выхода с него, дебюрократизации экономики на основе реформы контрольно-надзорной деятельности (вкупе с приведением в действие «регуляторной гильотины») и внедрения принципов долгосрочного регулирования везде, где это возможно. В этом – уже надежная точка отсчета повышения предсказуемости и качества российской юрисдикции. Причем универсальной мерой прогресса на этом поприще является расширение пространства справедливой конкуренции (включая сокращение размеров госсектора, приведение в систему многочисленных инициатив по господдержке отраслей, а также повышение эффективности бюджетных инвестиций и капвложений компаний с госучастием).

Структурные реформы востребованы и на стороне спроса. Здесь, прежде всего, важны изменения в направлениях госрасходов. Увеличение в них доли инвестиций уже происходит (11 трлн рублей, включая проекты в рамках государственно-частного партнерства, на исполнение комплексного плана развития инфраструктуры – наглядный тому пример). Не менее важны приросты вложений в человеческий капитал. Этот маневр очерчен пока довольно схематично, хотя и находится в повестке дня.

Принципиальны перемены в структуре расходов бизнеса и населения. В настоящее время распределения прибили и потребностей в инвестициях по секторам экономики, как правило, не совпадают. Переток ресурсов затруднен недостаточной емкостью финансовых рынков, невыразительной защитой прав собственности и дефицитом мотиваций бизнеса к капвложениям. Преодоление этих ограничений – существенная часть «работ» по достройке модели ускорения. В этом же ряду: трансформация долгосрочных сбережений граждан в инвестиции на основе накопительного страхования жизни и индивидуального пенсионного капитала и, конечно, смещение фокуса активности банковского сектора с потребительской розницы на корпоративное кредитование и ипотеку.

Характерная особенность структурной политики заключается в том, что, подталкивая регулятивные меры в других сферах двигаться по вектору «инвестиции +», она в своей эффективности существенным образом зависит от перемены акцентов практически на всех иных направлениях формирования новой экономической модели – от перезапуска механизмов социальной поддержки на основе возвращения к страховым принципам и реинтеграции в мировую торговлю через включение в цепи добавленной стоимости нового поколения до обновления всей системы госуправления.

На основе опросов населения апрельский мониторинг Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС зафиксировал: за год материальное положение 60% респондентов не изменилось, у 27% – ухудшилось, а улучшилось только у 12%. О негативных ощущениях от наблюдаемой ситуации в экономике в прошлом месяце говорили 33,3%, год назад – 29,6% граждан. Нацпроекты начнут влиять на общую макрокартину уже с конца третьего квартала. Но их ощутимая отдача, скорее, история 2020 года. Причем важнейшей тому предпосылкой остаются действенные стимулы повышению деловой и инвестиционной активности бизнеса. Именно поэтому российской структурной повестке нет альтернативы при достройке модели ускорения роста.

Версия для печати