28.03.2006 | Сергей Маркедонов

Чечня: неусвоенные уроки

В конце марта республиканская элита Чечни, позиционирующая себя как пророссийская, снова подтвердила свою приверженность к ведению диалога с федеральным центром с позиции жестких требований. 21 марта 2006 года парламент Чечни потребовал «изменить существующий механизм формирования и распределения прибыли от нефти, добываемой на территории республики».

Помимо «нефтяных» требований народные избранники выдвинули инициативу переоформить лицензию на право разработки недр Чечни предприятию «Грознефтегаз». А за день до того фактический руководитель республики Рамзан Кадыров обозначил политическое кредо нынешней «пророссийской» чеченской элиты: «Чеченский народ сделал свой выбор - жить в составе Российской Федерации, избрание парламента завершило формирование классического рисунка государственной власти. Теперь нашей республике нужна свободная экономическая зона». Что ж, лучше и не скажешь. За лояльность и пророссийские симпатии региональной элиты Кремлю необходимо расплачиваться. Цена вопроса - «свободная зона» и финансовая самостоятельность Чечни.

То, что федеральное законодательство не позволяет создавать свободные экономические зоны, полностью совпадающие с границами административно-территориальных преобразований, никого, в Грозном, похоже, всерьез не заботит. Очередная порция требований «пророссийской» чеченской элиты к Кремлю практически совпала с празднованием третьей годовщины принятия республиканской Конституции (23 марта 2003 года). В 2003 году проект Основного закона республики, выносимый на региональный референдум, также содержал существенные противоречия федеральному законодательству (статьи о суверенитете и гражданстве Чечни). Однако такая мелочь, как несоответствие республиканской Конституции федеральному Основному закону и Закону о гражданстве тогда никого ни в Москве, ни в Грозном не заинтересовала. Тогда же была озвучена идея о заключении Договора о разграничении полномочий между РФ и Чеченской республикой, хотя до марта 2003 года договорная практика взаимоотношений между федерацией и регионами была элиминирована. Таким образом, новые (образца 2006 года) требования республиканской власти к федеральному центру (на сей раз не политико-правовые, а социально-экономические) являются логическим продолжением кремлевской политики «чеченизации», то есть передачи всех «рычагов управления» представителям региона и «титульного» этноса. Однако не праздными являются вопросы: «Каковы издержки подобной политики и какова ее эффективность? Решает ли «чеченизация» главную проблему «мятежной республики» - ее инкорпорирование в российское государство и общество?»

В конце 1960-х гг. в кругах, близких к пришедшей тогда к власти американской администрации президента Ричарда Никсона, и в экспертном сообществе США стали использовать понятие 'вьетнамизация'. Формула 'бороться с азиатами руками азиатов' стала определяющей идеологемой американской политики на последнем этапе 'вьетнамской трагедии'. Если же перейти с языка интеллектуальных конструкций штатовских брейн-трестов на язык Realpolitik, то на практике это означало передачу управленческих и политических механизмов (равно как и правовых) борьбы с прокоммунистическим режимом Северного Вьетнама из твердых американских рук в менее твердые руки 'друзей свободы' из Южного Вьетнама. Чем закончилась эта история, мы все прекрасно знаем. Вьетнамский синдром на долгие годы стал определяющим фактором американской национальной психологии и, если угодно, идентичности. И успешное его врачевание стало возможно лишь в годы Рональда Рейгана, решившего самолично раз и навсегда покончить с 'империей зла'.

Проблема поиска своих среди чужих всегда являлась одной из важнейших задач региональной политики любого государства. Использование коллаборантов жизненно важно для легитимации действий власти в регионе, который по тем или иным причинам отказывается признать и принять ее. Если говорить о российском политическом контексте, то на вождей адыгских племен, боровшихся против имперской власти в 19-м веке, находились свои Шора Ногмов и Хан-Гирей. Однако исторический опыт неопровержимо доказал, что, занимаясь поиском коллаборантов, следует принять за основу несколько основополагающих политических и идеологических принципов:

• Коллаборационистом должен стать политик, порвавший со своей средой, для которого ни при каких обстоятельствах 'назад нет ходу'. Поэтому он целиком и полностью обязан своим новым 'хозяевам'. Последние - гаранты его жизни и собственности.

• Коллаборационист по тем или иным причинам совершил акт предательства по отношению к своим. Спору нет, политика - грязное дело, и здесь не место сантиментам. Однако надо четко себе представлять, что предавший один раз сможет предать и другой.

• Коллаборационист не должен становиться самостоятельным игроком. Между тем, потенциальная опасность такого превращения весьма велика, поскольку власть, пользующаяся его услугами, вынуждена порой искусственно надувать мыльный пузырь его авторитета. Ведь не может же у приличных хозяев быть ничтожный слуга. То есть нельзя позволять коллаборанту играть в собственную игру, поскольку в этом случае, ради борьбы с его хозяевами, соплеменники простят вчерашнему слуге все его прегрешения.

• Использование коллаборационистов и политика по передаче рычагов управления местным политикам должна облегчать центру инкорпорирование покоряемой территории, а не создавать в свою очередь новую головную боль.

Сегодняшние проблемы российской власти в Чечне как никогда остро требуют осмыслить современный опыт использования российской властью коллаборантов в этой мятежной республике. Увы, но последние социально-экономические инициативы депутатов Парламента Чечни и Рамзана Кадырова равно как и растущие день ото дня политические аппетиты главы чеченской администрации показывают, что уроки 1990-х годов в Кремле не слишком хорошо выучены.

В начале 1990-х годов 'нашим человеком' в Чечне стал генерал Джохар Дудаев. Поглощенные в 1990-е гг. противоборством с национал-большевистской угрозой, победители августовского путча ГКЧП недооценили традиционалистский вызов защищаемым ими ценностям. Они оказались не готовы выйти из рамок привычной дихотомии 'коммунист - антикоммунист' и признать тот факт, что данная схема работает в обществах индустриального, но никак не традиционного типа. В последних не существует левых и правых, а есть сторонники модернизации и поборники 'самости', особого пути, основанного на 'голосе крови'. Дудаев выбрал последнее, отбросив демократическую риторику, когда она перестала приносить для него политические дивиденды. Финал такого выбора хорошо известен. Это сначала разрыв с Москвой, выступавшей за демократические и либеральные экономические преобразования (а зачем они в свободной Ичкерии, поощряющей работорговлю?), а затем этнические чистки и формирование на одной из частей российской территории уникального криминально-этнократического квазигосударственного образования, с появлением 'новых абреков', возрождением горских набегов на сопредельные территории и кровной мести, с захватами заложников.

В 1995 году Москва провела некоторую работу над ошибками и на сей раз не погнушалась воспользоваться услугами старого партократа, экс-первого секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС Завгаева. Данный выбор получил неоднозначную оценку у российских экспертов. По словам Лилии Шевцовой, 'этот выбор был сделан Москвой из безысходности'. Может быть, это и так, но логики в действиях Кремля на сей раз было больше. Логики, учитывающей местную политическую и социокультурную специфику. Завгаев был личным врагом Дудаева. Он был свергнут с крупными эксцессами со своего поста Председателя Верховного Совета Чечено-Ингушской автономии именно людьми Дудаева. Более того, он был свергнут как человек Москвы, намертво связанный с Москвой в сознании рядовых чеченцев. Вместе с тем тейп, к которому принадлежал экс-партократ, имел в Чечне весьма сильное влияние, не утраченное и в годы 'ичкерийской революции'. Завгаевы в 1991-1994 гг. смогли сохранить свой антидудаевский островок - Надтеречный район. Поквитаться с Дудаевым Завгаев мог только с помощью Москвы, а не поквитаться с неистовым Джохаром он не мог в принципе как человек, 'укорененный' в местной культуре.Проблема была в другом. Кремль снова, как и в 1991 году, проигнорировал местную социокультурную специфику, а именно - недооценил роль клановых структур в социальных отношениях Чечни. Отсюда и проблемы легитимности для 'нашего человека' из чеченцев. Будучи представителем одного из кланов, он не воспринимается другими как безусловный лидер. В крайнем случае, его готовы видеть как первого среди равных.

К сожалению, Кремль оказался привержен идее демократизации Чечни по абстрактным идеал-типическим рецептам (выборы, референдумы и пр.) вместо управления этой республикой ситуативно, исходя из местных политических особенностей. Строго говоря, в 1996 году потерпела провал не сама идея проекта 'Завгаев', а ее неправильное воплощение. Этот проект мог бы увенчаться успехом, если бы Москва сделала ставку на Завгаева и ему подобных как организаторов местной власти, настроенной пророссийски. Таким образом, в Чечне были бы созданы островки московского влияния, которые можно было бы постепенно расширять. При этом республиканский уровень должен был бы контролироваться Москвой либо посредством прямого президентского правления, либо путем назначения главы администрации республики, но не этнического чеченца. Такой руководитель, своего рода наместник, играл бы роль арбитра между враждующими кланами, реализуя принцип 'разделяй и властвуй'. Или же, напротив, 'объединяй'. Только под российской дланью.

Второй ошибкой реализации проекта 'Завгаев' была постепенная 'чеченизация' органов власти, управления и правоохранительных структур. Получилось то же или примерно то же, что у американцев во Вьетнаме. Контроль над управлением внутренними процессами в Чечне оказался потерян, и одной власти Завгаева для его восстановления было явно недостаточно. Финал - триумфальный вход боевиков в Грозный, сопровождаемый массовой сдачей чеченских милиционеров на милость своим соплеменникам.Подведем предварительные итоги. Москва в своей политике по поиску коллаборантов в мятежной республике допускала две непростительные ошибки, которые хуже, чем прямое преступление. Это - неверная оценка политического и социокультурного контекста, игнорирование традиционалистских структур в Чечне, а также стремление к 'чеченизации' местной власти и управления.

Научила ли чему-нибудь нас печальная история постсоветской Чечни? Думается, лучшим ответом на этот вопрос являются все значимые политические и социально-экономические инициативы республиканской элиты последних двух лет. Здесь и требование пересмотра границ Чечни с Ингушетией и Дагестаном, и борьба с Датским Советом по беженцам, и формирование собственных республиканских силовых структур, и «зачистки» типа Бороздиновской, и периодические «утечки» из текста Договора о разграничении полномочий между РФ и Чечней. Теперь – инициативы по созданию «свободной экономической зоны». В этом же ряду и особые преференции Чечни (двухпалатный парламент, проведение выборов без предварительного «размежевания» избирательных округов).

Однако как-то упускается из виду, что за само выдвижение проектов, подобных последней инициативе, необходимо применение жестких санкций, вплоть до судебных. Иначе к чему все эти разговоры про вертикаль. Вместо того чтобы наращивать российское присутствие в Чечне и собирать воедино распыленную между разными министерствами и ведомствами власть, Кремль сегодня под чисто внешнюю формальную лояльность отдает республику в кормление очередным 'нашим людям'.

'Что ж, и из Савлов получались Павлы', - скажет адвокат нынешней «пророссийской элиты» Чечни. Может быть, и получались, но сегодняшние кавказские 'Савлы' действуют вовсе не в соответствие с десятью заповедями, а с традициями гор, согласно которым верность союзнику не соблюдается, да и нет самого понятия союзник.

Это вам не старушка Европа с ее 'омажами'. Здесь все ситуативно и изменчиво. Здесь есть уважение к сильному и желание самому занять нишу сильного. Здесь идет борьба, подобно детской игре в 'царя горы'. Царем Кавказских гор может стать тот, кто уважает собственные же узаконения и свои же правила игры, кто не поддается на шантаж и умеет показывать зубы. И прежде всего - тот, кто знает эти горы, их политическую и социальную культуру. Увы, две фундаментальные ошибки 1990-х Москвой оказались не усвоены. Все то же незнание местной специфики и все та же 'чеченизация власти'. А как еще прикажете расценивать превращение Кадырова-младшего в аналог батьки Лукашенко, не считающегося с мнением своих якобы 'хозяев' и создающего по сути дела собственные правила игры... Только с кавказским колоритом.

Сергей Маркедонов, заведующий отделом проблем межнациональных отношений

Версия для печати