26.04.2006 | Алексей Рощин

Ходорковский и Хванчкара: особенности российского правового сознания

Ход обсуждений истории с запретом грузинских и молдавских напитков наводит на странные параллели. Уже вскоре, слушая своих собеседников, я стал ловить себя на ощущении, что где-то подобный ход аргументации уже встречал. Но где? Вроде о винах не говорили… Что-то очень знакомое… Пока, наконец, не догадался: Ходорковский!

В обоих случаях извивы общественного одобрения настолько похожи, что об этом стоит специально поговорить.

Первое и, очевидно, ключевое сходство: и в случае с Ходорковским, и в случае с «хванчкарой» люди, как правило, понимают, что речь идет о репрессиях – то есть реально фигуранты осуждаются вовсе не за то, в чем обвиняются официально. Практически всякий «МБХфоб» охотно готов допустить, что сами по себе обвинения, предъявленные Ходорковскому гособвинением, неосновательны и вообще смехотворны. Более того, рядовой российский гражданин хотел бы, чтоб обвинения в адрес Ходорковского были бы на порядок покруче; он готов согласиться, что то, о чем говорило обвинение – детский лепет…Точно так же мало кто поверил заявлениям Санэпиднадзора о каких-то «пестицидах», якобы обнаруженных в вине – то есть заверениям, что грузины будто бы неправильно удобряют свои виноградники. Люди гораздо охотнее поверили бы, что вино «бодяжат», специально «заливают фекалиями», разбавляют водой, ослиной мочой, сточными водами – чем угодно!

Здесь уже мы можем отметить и главное различие между подходами нашего и западного общественного сознания: там, если есть уверенность, что никто не виноват в том, в чем его реально обвиняют, первейший вывод – что преследование надо немедленно прекратить, а виновных в незаконном преследовании – наказать. Потом уже можно разбираться с реальными «винами».

У нас не так. У нас, главное, есть консенсус: «наказать надо». А за что, как это будет оформлено – это уж дело властей. «А наше дело маленькое». Все попытки сторонников Ходорковского в принятых у нас «кухонных» спорах доказать, что «МБХ не виноват!» - всегда натыкались на «железобетонный» аргумент: хитро подмигнув, собеседник доверительно спрашивал: «Ага!.. А ты мне скажи – такую кучу миллиардов за несколько лет – он что, ЧЕСТНО заработал?!» (Далее обычно следовал более-менее профессионально исполненный сардонический смех).

Точно так же и с винами: не вдаваясь в скучные материи насчет пестицидов и СЭС, собеседник задает прямой вопрос, мигом переходя от обмена аргументами a la «суд присяжных» к доверительному, почти интимному тону, характерному для бесед двух закадычных друзей: «Нет, ты скажи: ты что, правда веришь, что в тех бутылках «вина» за 70 р. была не отрава?!» И – опять сардонический смех, только менее громкий (все ж повод поменьше).

И именно поэтому терпят одна за другой неудачу попытки считанных журналистов и самих грузин что-то говорить по существу обвинений СЭС – об анализах, независимых экспертизах и т.п. Они сталкиваются с той же реакцией «простого обывателя», что и их предшественники, горячо опровергавшие доводы гособвинителя Шохина на «процессе Ходорковского. Реакция проста: уже через минуту обывателю делается скучно. Все дело в том, что суть реальных обвинений и официальных процессов ему глубоко неинтересна: он руководствуется внутренним убеждением.

Оттого – при общем одобрении результатов процесса – ни особой славы, ни уважения, ни даже просто известности, которую можно хотя бы конвертировать, скажем, в участие в различных телевизионных ток-шоу – не снискал гособвинитель Ходорковского Шохин (хотя эксперты признают, что он очень старался). Его беда в том, что прокурор на таком громком процессе ни разу и никем не воспринимался как ключевая фигура данного процесса, скорее, как абсолютно проходной персонаж.

И точно так же никаких лавров по итогам «винного скандала» не обретет главсанврач Онищенко. Забавно: главсанврач, казалось бы, защитил людей от того, что они почитают реально опасным – т.е. некачественных вин. Однако никакой его личной заслуги общество в этом в упор не наблюдает. Почему? Ответ тот же: он, как и прокурор Шохин, – никто, «петрушка», проходной персонаж. «Ему сказали – он делает».

Неудачными оказались все попытки выстроить защиту МБХ и «Хванчкары» в позитивном ключе. Первые упирали на то, каким успешным и хорошим менеджером был Ходорковский, как он поднял добычу нефти, принося стране столь ценную валюту, как отстроил ЮКОС, сделав его «самым прозрачным предприятием». Вторые попытались возбудить у людей воспоминания о чудесных качествах «Хванчкары» и «Киндзмараули», об их букете, медалях на выставках, любви к ним Берии и Сталина…Все тщетно. Наши люди по большей части не понимают, ни что такое «прозрачность ЮКОСа», ни что такое «чудесный букет». Это непонимание – а пуще того, то, что к ним обращаются так, будто они обязаны это понимать – их злит. Они отвечают одинаково и стандартно для тех, кто «не понимает» – огульно отрицая все то, что не понимаешь: «Подумаешь, «успешный менеджер»! Знаем мы, какие-такие «менеджеры» бывают!.. И не нужны нам никакие ни ЮКОСы, ни букеты ваши! Жили без них – и спокойно проживем! А если уж без них никак – то пожалуйста: у нас, вон, ЛУКОЙЛ (немецкое «Либфраумильх»), или «Газпромнефть» (аргентинские и австралийские вина)… Ах, какая прозрачность! Какой букет! Оставьте вы свой ЮКОС (свою «хванчкару»)!»

Также тщетными были попытки «защитников Ходорковского» в публичном поле возбудить общественное сочувствие, апеллируя к тому, что, дескать, «сегодня Ходорковского взяли не пойми за что, а завтра точно так же будут вообще кого угодно брать!» Наше общество оказалось непрошибаемо – и ход «винного дела» продемонстрировал, почему.

Аналогичный аргумент в «винном деле» звучит так: «Если мы это проглотим, то этак скоро любые вина, даже самые наши любимые, государство будет вот так, огульно запрещать!» Люди спокойны! Ведь для русских людей в большинстве своем вино – глубоко факультативный напиток. Есть – хорошо; нет – и бог с ним. Точно так же стенания «стороны МБХ» - «тогда они и других так же!» - общество воспринимало как «тогда они и других олигархов так же, ни за что…» Олигархи, как и вино, обществу нашему не нужны: их пытаются культивировать последние лет 15, но успехи пока что весьма малозаметны. Люди вполне готовы от них отказаться, более того, само навязчивое «культивирование» давно вызывает у них раздражение.

Обыватель, конечно, не был бы так спокоен, если бы в поползновениях государства против вина почуял угрозу подлинно любимой своей «огненной воде» - то есть водке (от которой, кстати, он и вымирает самыми неслыханными в мире темпами). Однако почему-то он убежден, что никакие «винные процессы» его любимой водки не коснутся.

Точно так же он был убежден, что «процесс Ходорковского» если кому и опасен, то только олигархам – но никак не ему лично. Вспомните свои ощущения времен дела Ходорковского: люди не сомневаются, что произвол пришел… Но пришел на улицу олигархов – а в их положении ничего не изменилось! И это святое убеждение не удалось поколебать никаким Шендеровичам… А почему?

Обыватель в глубине души знает, что водка убивает – убивает его, его родню, знакомых и соседей; точно так же он знает, что произвол судебной системы, произвол власти в его жизни несокрушим и повсеместен. Он просто тихо радуется, что кому-то – ранее неуязвимому и вызывавшему у него только бессильную ярость – теперь станет так же плохо, как и ему. Родная власть охотно предоставляет своему обывателю эту – и только эту! – радость…

Вот мы и набрели на корень неуспеха защитников «западных ценностей» - олигарха Ходорковского и «Алазанской долины», принципа презумпции невиновности и независимости судебной системы. Они – в самых исходных, первоначальных посылках. Тех, которые не проговариваются – но подразумеваются.«Западники» исходили и исходят из того, что имеют дело с «обывателем своего, то есть западного типа». То есть с тем, кто живет, в общем-то, хорошо, знает, что живет хорошо – и боится, как бы не стало хуже, из-за чего очень склонен к защите порядка, стабильности и предсказуемости. Как правильно возбудить интерес западного обывателя, задеть его за чувствительные струны? Правильно: надо указать ему на «нарушения порядка», показать возможные последствия, предупредить, отчего и почему может стать хуже.

Западный обыватель, помимо прочего, ощущает свой вес. Он знает, что с ним, вообще говоря, считаются, что к его чиху прислушиваются, в том числе и на самом верху. К нему обращаются как к хозяину. И он реагирует по-хозяйски. Требует объяснений, наводит справки, делает выводы… И в конечном итоге предъявляет счет. По которому власть, хочешь не хочешь, должна платить.У нас не так. Наш обыватель изначально убежден, что все плохо. Именно «плохо»! Это – константа его мироощущения. Кроме того, он очень остро ощущает свое бессилие и полную ничтожность – так как убежден (и часто, кстати, безосновательно), что он него вообще ничего не зависит. Пресловутые «они» всегда сделают так, как «они» хотят.

И потому наш обыватель пропитан не жаждой порядка – а жаждой мести. Если брать высокие образцы – здесь что-то похожее на хрестоматийные действия «последнего защитника Брестской крепости», который очнулся и видит, что никого из своих не осталось, а крепость полна торжествующими «фрицами». Тогда он берет винтовку и целится из последних сил – в надежде «подстрелить хоть одного гада». Ни о каком «порядке» тут, понятно, речи нет: герой сам видит, что его выстрел никак не повлияет на соотношение сил, «фрицев», по сути, останется столько же, и они точно так же останутся хозяевами захваченной крепости. Просто – одним «гадом», «врагом» из целого полчища станет меньше… И это осознание дает удовлетворение.

Другое дело, что защитник крепости смертельно рискует, рискует своей жизнью; наш же обыватель не рискует ничем, поскольку и не встает с любимого дивана.

Версия для печати