07.07.2006 | Игорь Бунин

Проблема 2007-2008 и перспективы политтехнологий

Проблема 2007-2008 в российской политике характеризуется взаимосвязанностью парламентских и президентских выборов. Первые не только практически непосредственно предшествуют вторым, но и в значительной степени определяют их ход. В 1995-1996 годах победа коммунистов на выборах в Думу заставила все провластные силы консолидироваться вокруг Бориса Ельцина – единственной фигуры, которая могла предотвратить приход к власти Геннадия Зюганова. В 1999-2000 годах успешное выступление на выборах только что созданного «путинского» блока «Единство» привело к тому, что результат президентских выборов стал предрешенным (и недавний главный фаворит кампании, Евгений Примаков, отказался от участия в выборах). В 2003-2004 годах убедительная победа «Единой России» и сокрушительное поражение КПРФ лишили президентские выборы всякого подобия интриги.

Теперь ситуация отличается от предыдущих. Владимир Путин явно демонстрирует намерение не баллотироваться на третий срок, и значение парламентских выборов повышается – возможно, для «раскрутки» будущего преемника. Кроме того, возрастают ставки для «Единой России», которая, с переходом на пропорциональную систему голосования уже не сможет, как в прошлый раз «добирать» недостающих до конституционного большинства депутатов из числа одномандатников.

Парламентские выборы

На парламентские выборы «Единая Россия» идет в роли не просто сильнейшей партии (этот статус она получила еще на выборах-2003), а безусловного лидера партийной системы. Высказывания Владислава Суркова и Бориса Грызлова о партийности президента уже в ближайшем будущем только повышают влияние «единороссов», но основаны на том статусе, который партия завоевала ранее.

Так, победы «единороссов» стали уже привычным явлением: на мартовских региональных выборах партия победила во всех восьми субъектах Федерации, где они проводились. Более того, в последнее время требования федерального партийного руководства к своим местным организациям резко выросли. Так, если раньше партия была довольна любой победой, то теперь успех с результатом в 25-30% приравнивается чуть ли не к поражению и приводит к оргвыводам. Настоящая победа теперь – это процентов 40, а то и больше (как, например, это произошло на прошлогодних декабрьских выборах в некогда либеральной Москве).

Кроме того, партия, победившая на региональных выборах, получила право предлагать президенту кандидатуры губернаторов в тех регионах, где она победила на выборах в законодательный орган власти. Это также играет на руку «единороссам». Правда, усиление позиций партии привело к эффекту завышенных ожиданий, когда встал вопрос о переходе к правительству парламентского большинства, что в условиях такой огромной и многонациональной страны, как Россия, кажется весьма спорным. Однако этот эффект не оказал серьезного влияния на перспективы партии.

Немаловажно и то, что идея «альтернативной партии власти», как представляется, перестала быть актуальной. Напомним, что на эту роль претендовала «Родина» (особенно после победы на выборах на Сахалине и второго места в Воронеже), но в своем нынешнем виде она не имеет никаких шансов на то, чтобы всерьез «прислониться» к власти. Народная партия резко ослаблено – практически все избранные от нее депутаты Госдумы вступили не только во фракцию, но и партию «Единая Россия», что нанесло серьезный удар по позициям партии в регионах. На этом фоне несколько лучше выглядят позиции Российской партии жизни, возглавляемой «узнаваемым» спикером Совета Федерации, представленной в трех региональных парламентах и, по крайней мере, не провалившейся на выборах в Мосгордуму (4% с учетом того, что список «Единой России» возглавлял Юрий Лужков – не худший результат). Однако неясно, насколько отдельные региональные успехи способны конвертироваться в федеральный результат.

В этой ситуации с учетом повышенного избирательного барьера (увеличивающего значение эффекта мультипликатора) и запрет на участие в выборах блоков – то есть снижения эффекта неожиданности и предотвращения появления инновационных политических проектов типа СПС образца 1999 года и «Родины»-2003 – шансы «Единой России» на получение абсолютного большинства становятся преобладающими. Кроме того, не столь уж невозможно получение результата, близкого к конституционному большинству, которым «единороссы» обладают в нынешней Думе.

Оппозиция в следующем составе Думы может быть еще более ослаблена. Ее можно условно разделить на три группы – по количеству шансов пройти в парламент. В первую группу входят КПРФ и ЛДПР, которые неизменно с 1993 года являются парламентскими партиями и сейчас имеют хорошие возможности подтвердить этот статус.

Коммунисты, в целом, сохраняют свой электорат 2003 года, но вернуться к показателям 90-х годов никак не могут. Ушедшие от них избиратели не хотят возвращаться к Зюганову. Сокращается численность членов партии – частично по естественным причинам, частично из-за разочарования в перспективах КПРФ. Потенциальные молодые сторонники партии не идут в нее из-за несовпадения менталитетов с райкомовско-обкомовским коммунистическим активом. Некогда «красные» губернаторы в своем большинстве перешли на сторону власти – таким образом, административного ресурса коммунисты лишились. Зюгановцев спасает только высокий уровень дисциплины их ядерного «пенсионного» электората, что обеспечивает им представительство в региональных органах власти.

ЛДПР, которую весьма условно можно отнести к оппозиции (скорее, это партнер власти на оппозиционном электоральном поле), неоднократно прочили «закат», но пока Владимир Жириновский – самый эпатажный российский политик - остается на политической арене, партия сохраняет хорошие шансы на прохождение в парламент. «Жириновцы» аккумулируют значительную часть социального протеста и привлекают молодежь «прикольностью» своего лидера. Кроме того, в том случае, если «Единая Россия» не получит конституционного большинства, лояльная власти ЛДПР может выполнить «страховочную» функцию, обеспечив Кремлю полный контроль за нижней палатой.Вторая группа – полупроходные партии. Это «Родина», Российская партия пенсионеров, уже упомянутая Российская партия жизни, Аграрная партия и, весьма условно, либералы, которые, как уже сейчас видно, пойдут на выборы двумя привычными колоннами – СПС и «Яблоко». Из этих партий с учетом электоральных настроений и 7%-ного избирательного барьера может пройти одна. Сейчас шансы выше у «Родины» - с учетом инерционного фактора, высокой степени узнаваемости (однако ее возможности снижаются в связи с заменой «раскрученного» Рогозина на малоизвестного и нехаризматичного Бабакова). На втором месте – Партия пенсионеров с их успешным, социально окрашенным фактором; их главная проблема – лидерский дефицит, как и у «Родины» в ее нынешнем виде. Меньше шансов у аграриев, которые после 1993 года никак не могут пройти в Думу – их регионального корпоративного ресурса не хватает для федерального успеха. О Партии жизни частично говорилось выше – ее основная проблема состоит в том, что «Единая Россия-2» избирателями не востребована, а свой оригинальный и убедительный месседж партии найти пока не удается.

Что касается либералов, то их шансы на успех были связаны с объединительным проектом, а сейчас резко снизились – сократившегося демократического электората вполне может не хватить на двоих (тем более, что власть может выдвинуть спойлерские проекты для этой части политического спектра: такая ситуация имела место на выборах в Мосгордуму).

Что касается третьей группы, то это политические аутсайдеры, которые имеют немного шансов как на то, чтобы быть вновь зарегистрированным по новому законодательству, так и на прохождение в Думу.

Президентские выборы

Особенность ситуации – неясность с выбором модели решения «проблемы-2008». Сами выборы вряд ли будут сложными для преемника – если не случится чего-либо экстраординарного. Для власти самое главное – продемонстрировать преемственность политического курса, закрепить в сознании населения, что кандидат в президенты от власти является не формально, а по существу преемником нынешнего главы государства. Если в 2000 году главным было продемонстрировать принципиальные отличия преемника от предшественника (известные антитезы «молодой – старый», «здоровый – больной», «сильный – слабый»), то сейчас преемник должен стать Путиным-бис, продолжателем его курса, пусть и отличающимся определенными вариациями. При этом Путин-бис – это не обязательно законченный «альтер эго» - так, кандидат вовсе не обязательно должен быть силовиком – граждан, в первую очередь, волнуют социально-экономические проблемы, а вопросы безопасности (по крайней мере, сейчас) отходят на второй план. Психология людей такова, что наиболее трагичные моменты современной российской истории – такие как «Норд-Ост» и Беслан – «купируются» в их сознании с помощью естественных защитных механизмов, предохраняющих психику от тяжелых срывов. Люди стараются не думать и не говорить лишний раз на эти больные темы.

А раз так, то резко возрастает значение социальной тематики – и власть чувствует это, идя на опережение, предлагая популярные национальные проекты и демографические инициативы, выбивая аргументы из рук оппозиции. И общество реагирует на эти действия власти резким увеличением сторонников той точки зрения, что «коней на переправе не меняют» и необходимо либо оставить у власти Путина, либо проголосовать за человека, которого он укажет. При этом речь идет не столько о торжестве пресловутого «монархического принципа», сколько о сугубо рациональном выборе. Люди, поддерживая такие сценарии развития событий, исходят не столько из «психологии подданных», сколько из собственных интересов.

Обратим в связи с этим внимание на опрос Левада-центра, результаты которого были обнародованы в июне – после «демографического» Послания президента. Он фиксирует, что значительно выросло число сторонников внесения изменений в Конституцию для предоставления Владимиру Путину возможности баллотироваться на пост президента третий раз. Целиком положительно к этому относятся 23% (в 2005 году – 19%), скорее положительно – 36% (в 2005 году - 25% в 2005 году). В целом получается, что 59% опрошенных готовы поддержать идею «третьего срока», что является самым внушительным результатом за всю постсоветскую историю страны.

Если же Владимир Путин не будет участвовать в президентских выборах, то лишь 46% заявили, что хотели бы открытой состязательности между кандидатами. 42% хотели, чтобы Путин указал на того кандидата, кого он считает наиболее достойным для поста президента. Казалось бы, сторонников конкуренции больше, но главное, что значительное число опрошенных (число, приближающееся к половине), готовы поддержать практически любого преемника. Поэтому, кстати, отпадает необходимость в том, чтоб объявлять фамилию преемника задолго до выборов – непосредственная его «раскрутка» в этом качестве может занять сравнительно немного времени. А президент сохраняет возможность для маневра по кандидатуре и свою роль безусловного демиурга правящего режима практически до предельного момента.

При этом вопрос о курсе, который выберет преемник, является, как не странно, относительно второстепенным. «Коридор возможностей» достаточно узок, и кто бы ни пришел в Кремль – Медведев, Сергей Иванов, Якунин или же «м-р Х» - он сможет лишь придать курсу новые акценты, представить его в несколько иной «упаковке». Вряд ли кто-либо будет отказываться от рыночной экономики (разница может быть лишь в «дозах» либерализма или дирижизма), выстроенных отношений с Западом (другое дело – насколько эта тема будет приоритетной – окажется ли она в первой или во второй десятке) или от партийного плюрализма (вопрос в степени его управляемости). К тому же нынешний президент будет играть роль главного арбитра в системе власти.

Наибольшие риски связаны с форматом преемничества. Если в 2004 году победитель выборов был очевиден, то теперь существует проблема Конституции, которая однозначно запрещает Владимиру Путину баллотироваться на третий срок. По сути дела, опыта преемничества в «плановом порядке» в России нет – передача власти от Бориса Ельцина Владимиру Путину проходила в чрезвычайной ситуации, когда возможности для маневра у Кремля были резко ограничены.

Первый вариант - фактический раздел власти между «диадохами», которые займут ключевые посты – президента, премьера, лидеры «партии власти» и др. В этом случае «цена вопроса» о личности преемника существенно снижается, складывается известный по советскому периоду истории феномен «коллективного руководства». Каждая группа влияния в окружении нынешнего президента сохраняет свою долю во власти. При этом Владимир Путин выступает в роли главного арбитра, разруливающего споры между «диадохами» и являющегося гарантом соблюдения баланса интересов. При этом не исключено возвращение Путина к власти в 2012 году (на этот сценарий намекал сам президент, говоря, что в 2008-м он баллотироваться не будет, а в 2012-м – не исключает).

Однако в истории России «коллективное руководство» традиционно носило уязвимый характер – вспомним семибоярщину из Смутного времени или брежневское политбюро. Трудность процесса согласования при принятии решения приводит к иммобильности, слабости системы. Тем более, что система и сейчас является в высокой степени атомизированной, а большинство межклановых коалиций носит ситуативный характер, что затрудняет выработку компромиссных и, тем более, консенсусных позиций.

Кроме того, возникает вопрос о том, насколько Путин, перестав быть президентом, сможет осуществлять эффективный арбитраж – если учесть, что сейчас такой арбитраж выглядит достаточно проблематичным, так как может быть оспорен сторонами. Пример – сложные отношения между «Роснефтью» и «Газпромом»: от вопроса о структуре собственности («Роснефть» в составе «Газпрома» или отдельно) до проблемы принадлежности «Юганскнефтегаза».

Кроме того, проблемы арбитража ощутимы уже сейчас, когда президенту все сложнее регулировать отношения между основными группами влияния в собственном окружении. Так, уже сейчас, когда до выборов осталось чуть меньше двух лет, дело дошло до отставки одной из значимых фигур в «силовой» группе генпрокурора Владимира Устинова. Видимо, со временем такие конфликты будут только усиливаться – еще до выборов.

А насколько осложнится ситуация, если учесть, что в России президент избирается всенародным голосованием и, по определению, не может быть символической фигурой, каковой он является в парламентской республике типа Франции и Германии. В этом случае именно новый глава государства может «перетягивать» себе арбитражные полномочия – вначале по второстепенным вопросам, а затем и по основным.

Второй вариант – своего рода «усыновление» преемника (по образцу римской династии Антонинов). В этом случае президент передает полномочия заведомо сильной политической фигуре, а сам выстраивает систему диархии – фактического соправительства.

Однако в этом случае неясным оказывается статус самого Путина – ведь «сильный президент» (к тому же всенародно избранный) с самого начала будет претендовать на функции арбитра по всем значимым вопросам. Отсюда опасность конфликтов уже на раннем этапе после выборов. Кроме того, резко возрастает значение вопроса о кандидатуре преемника, так как отсутствует не только консенсусная фигура, но и близкая к таковой. И, наконец, сильный президент к 2012 году может стать препятствием для возвращения к власти своего предшественника – вспомним, что в современной истории страны было два примера конфликтов между лидерами страны (Горбачев-Янаев и Ельцин-Руцкой), где даже президентская легитимность не спасала от драматического развития событий.

На фоне проблем с обоими сценариями актуализируется тема «третьего срока» - вариант, который поддерживает часть «силовиков», а также большинство представителей элиты. Их интересы различны, но существует объединяющий фактор – боязнь изменений, желание сохранить статус-кво. Для силовиков речь идет о сохранении их влияния (которое может уменьшиться, если преемником станет человек с «несиловой» биографией), для элиты, напротив, желание минимизировать риски, связанные с возможным приходом «силовика».

Сам президент явно не заинтересован в таком развитии событий из-за опасности снижения легитимности (как за пределами страны, так и, со временем, внутри нее) и превращения во «второго Лукашенко». С отставкой Устинова влияние «силовой группы» снижается, что делает этот вариант еще менее вероятным. Однако полностью сбрасывать его со счетов не следует – с учетом того, что оптимального варианта преемничества на сегодняшний момент не видно, а принять конституционную поправку о третьем сроке в условиях моноцентризма можно достаточно быстро – за пару месяцев (включая голосования в обеих палатах Федерального собрания, а также в региональных парламентах). Но сейчас для реализации подобного сценария нужна чрезвычайная ситуация, которая на сегодняшний день значительно менее вероятна, чем эволюционное развитие событий. Или же полный провал (в первую очередь, с точки зрения президента) всех кандидатов в преемники – такой алармистский сценарий сейчас также не слишком вероятен.

Представляется, что на сегодняшний момент более вероятен сценарий «диадохов», который соответствует курсу на трансформацию путинского режима в сторону менее персоналистского характера, то есть уменьшения зависимости от конкретной личности, и в то же время оставляет за Владимиром Путиным немало возможностей для выполнения арбитражных функций, в меньшей степени «сталкивает» нынешнего и будущего президентов. Вопрос в том, насколько «элегантно» удастся осуществить переход к такой модели.

Выбор технологий

Новые задачи диктуют новые технологии – как на президентских, так и на парламентских выборах. Понятно, что главная задача власти – обеспечение преемничества. Поэтому возможно более активное сближение президента с «Единой Россией» (для повышения ее результата на выборах), а также демонстрация преемственности политического и социально-экономического курса. Преемник, когда его кандидатура будет окончательно согласована, будет позиционироваться в федеральных СМИ как ближайший сотрудник Путина, которому действующий президент полностью доверяет.

Представляется, что с точки зрения технологий президентская кампания «кандидата власти» будет более сложной, чем аналогичная кампания 2004 года. Тогда не надо было тратить ресурсы на «раскрутку» кандидата - «повышать известность» было явно некуда. Теперь элемент «раскрутки» будет играть значительную роль – мы видим, что увеличение присутствия в информационном пространстве одного из возможных кандидатов в преемники, Дмитрия Медведева, привело не только к появлению у него собственного «президентского рейтинга», но и к тому, что он достаточно быстро и без особого труда обошел в этой пока что виртуальной гонке всех других кандидатов, включая таких ветеранов избирательных кампаний, как Жириновский и Зюганов. Разумеется, когда преемник будет определен, его «раскрутка» будет куда более масштабной и адресованной различным целевым группам: как тем, кто хочет видеть в Кремле президента-традиционалиста, так и тех, кто рассчитывает на президента-модернизатора. Также немаловажную роль будет играть и региональный аспект «раскрутки» - преемник должен быть узнаваемым если не так же, как Путин, то приближаться к этому уровню.Кроме того, необходимо учесть, что, несмотря на феномен преемничества, кандидат должен продемонстрировать избирателям собственные лидерские качества – ведь речь идет о всенародных выборах главы государства. В публичном пространстве преемник должен выглядеть убедительной политической фигурой, компетентной как в вопросах внутренней, так и внешней политики, что и будет одной из задач «пиарщиков» на предстоящих выборах. Нужно будет не только постоянное присутствие на телеканалах, но и поездки по регионам, встречи с избирателями. Из всего этого следует, что работы у «пиарщиков» власти будет больше, чем в 2004 году.

Что касается оппозиции, то возможности для применения избирательных технологий у нее ограничены. Издание нового закона о борьбе с экстремизмом повышает риски для кандидатов, которые высказываются с радикальных позиций. Существует прецедент снятия «Родины» с выборов в Москве, а затем и в других регионах страны (правда, «экстремистское» обоснование имело место только в столице). Поэтому оппозиция принуждается к сдержанности и аккуратности в формулировках, чтобы не быть снятыми с выборов. Соответственно, допущенная к выборам оппозиция будет заниматься достаточно дозированной критикой власти, которая не представляет для последней серьезной опасности – это касается как «левых», так и «правых».

Так что главной силой, востребующей политические технологии, как в 2004 году, так и сейчас, окажется российская власть. Означает ли это, что возможности для работы пиаровских кампаний вне власти отсутствуют вообще? Такой вывод был бы поспешным. «Невластные» партии первого и второго ряда имеют серьезные стимулы для ведения реальной борьбы, а результаты ряда из них на региональных выборах делают их привлекательными для политических инвесторов, рассчитывающих на повторение этих успехов на федеральном уровне. Для партий первого ряда актуальны и президентские выборы. Так, серьезная борьба за второе место в 2008 году развернется между Жириновским (который лично будет принимать участие в выборах в отличие от 2004 года) и коммунистом (возможно, Зюгановым). Для каждого из них важно, соответственно, «захватить» или удержать вторую позицию. Поэтому и здесь возможны серьезные инвестиции. Наконец, по отношению к левым и либералам возможна реализация спойлерских проектов с целью их недопущения в Думу или снижения результата.Поэтому, хотя рынок политтехнологий и уменьшился (за счет снижения политической конкуренции, ликвидации одномандатных округов), но он остается. Профессионально работающие компании имеют поэтому серьезные шансы на то, чтобы оказаться востребованными в такой сложный период как выборы 2007-2008 годов.

Игорь Бунин – генеральный директор Центра политических технологий

Версия для печати