05.12.2006 | Сергей Маркедонов

Украина как компромисс

Пятнадцать лет назад, 1 декабря 1991 года, более 80 процентов населения Украины проголосовало на республиканском референдуме за выход республики из состава Союза ССР. Что бы ни говорили о современной украинской государственности, как бы справедливо ни критиковали тамошнюю политическую и деловую элиту, появление на карте Европы нового государства было вполне легитимно. Приняв 24 августа 1991 года Декларацию о государственном суверенитете, Украина рискнула - в отличие от той же России - пойти на плебисцит о доверии идее «незалежности». Идея самостоятельного политического развития получила в декабре 91-го всенародную поддержку.

За бытие Украины как суверенного государства голосовали и представители республиканской Компартии, и члены националистического «Руха», жители Львовщины и Волыни, и русское население Криворожья и Донбасса. Именно украинский плебисцит, а не «совет в Вискулях» во многом предопределил судьбу Союза. Сегодня мало кто помнит тезис первого и последнего президента Союза ССР Михаила Горбачева о том, что «обновленное союзное государство невозможно без Украины». В 1991 году это утверждение было политической реальностью. С выходом Украины из СССР сам Союз был бы уже другим государством.

Однако сегодняшнее государство Украина - это государство с непростой политической судьбой. Говоря об Украине, многие политики и эксперты обращают внимание на такие основополагающие для любого государства проблемы, как незавершенность формирования единой идентичности, отсутствие четких внешнеполитических приоритетов, жесткое противостояние внутри элиты. Вероятно, не случайным (а в определенной степени даже знаковым) является то, что 15-летие исторического плебисцита совпало с серьезными внутриполитическими дискуссиями в самом украинском государстве, а также спорами о том, выберет ли Украина североатлантический вектор или же, несмотря ни на что, останется в российской орбите. Парламент Украины именно в пятницу, 1 декабря 2006 года отправил в отставку двух министров - главу МИД Бориса Тарасюка и главу МВД Юрия Луценко. За эти решения проголосовали соответственно 247 и 248 депутатов при 226 необходимых. При этом следует отметить, что Борис Тарасюк - не обычный правительственный функционер. Это во многом ключевая фигура украинского истеблишмента. Борис Тарасюк - это представитель «Руха», один из активных сторонников «оранжевой революции» и один из стратегов украинской евроатлантической интеграции. Именно его наряду с министром обороны Украины Анатолием Гриценко называют двумя главными энтузиастами форсированного вступления «незалежной державы» в НАТО. Пропрезидентская фракция «Наша Украина», основываясь на том, что руководитель внешнеполитического ведомства Украины назначается по квоте президента, заявила, что не будет признавать решение Верховной рады об отставке Тарасюка. А значит, впереди Украину ожидает новая череда внутриполитических споров и дискуссий.

Между тем проблема вступления Украины в НАТО является для этой страны также внутриполитической проблемой. И не одной из многих, а одной из ключевых. В значительной степени это вопрос об идентификации граждан одной из крупнейших постсоветских республик. Сегодня среди украинских лидеров нет единства по этому поводу. И если президент Виктор Ющенко является последовательным проводником «интеграционного курса», то премьер-министр Виктор Янукович является гораздо более осторожным относительно перспектив присоединения к «союзу европейских демократии». Именно эта внутриполитическая проблема (отсутствие консенсуса относительно вступления в НАТО) является главным препятствием для интенсификации контактов Киева и Брюсселя. По словам ветерана западной советологии Збигнева Бжезинского, «в отличие от Грузии, в ситуации с Украиной меньше ясности именно с украинской стороны. Нам не вполне понятна позиция Киева. С одной стороны, президент говорит, что Украина намерена двигаться навстречу евроатлантическому сообществу. Это означает Евросоюз и НАТО. А с другой стороны, есть заявления премьер-министра, которые далеко не так однозначны». Эта внутренняя неопределенность стала основой для жесткой критики Украины со стороны влиятельного американского сенатора (претендующего на пост кандидата от республиканской партии на президентских выборах) Ричарда Лугара. По его мнению, «Украину можно было брать голыми руками, когда Россия перекрыла ей газ». Оставим на совести Ричарда Лугара фразу о «перекрытии газа». Многие американские аналитики еще в начале 2006 года, комментируя обстоятельства российско-украинской газовой войны, отмечали, что это, на первый взгляд, негативное для Украины событие имеет в стратегическом плане, позитивное значение. Оно позволяет Украине начать диверсификацию своего энергетического рынка и слезть с российской газовой «иглы». Однако что бы ни говорил Ричард Лугар или другие «ястребы» американской политики, очевидно, что в Вашингтоне (равно как и в Брюсселе) от Украины ждут большей четкости и определенности.

Впрочем, и в Москве хотят от Киева того же - большей четкости и предсказуемости ее внешнеполитического курса. По мнению Сергея Караганова, вступление Украины в НАТО чрезвычайно негативно скажется не двусторонних отношениях: «Украине тогда понадобится проводить реальную границу с Россией, которой у нее сейчас формально нет. А если будут проводить границу, то могут возникнуть проблемы. А это может привести к накалу отношений. Какой-нибудь маленький клочок земли вдруг станет важным стратегическим объектом! Будет спровоцирован синдром разделенной нации, потому что по обе стороны границы люди жили и живут до сих пор, не имея преград для общения, для работы, для ежедневных поездок друг к другу. А вступление в НАТО может создать огромные проблемы в этом смысле и довести дело до народных волнений. Ситуация может развиваться по принципу «мягкой Югославии». Конечно, Россия не Сербия, а Украина не Хорватия, но нестабильность пагубно скажется как на Украине, так и на Европе в целом. Поскольку она «собьет» с колеи всю Европу, как в свое время ее сбила югославская война. И это довольно неприятно для России тоже».

Однако и Москва, и Вашингтон с Брюсселем упускают из виду тот факт, что вопрос о выборе в пользу НАТО или в пользу интеграции с Москвой – это не только проблема споров двух Викторов. Это – серьезный спор, охватывающий все слои украинского общества. Социологические опросы свидетельствуют, что в своем подавляющем большинстве население Юга, Востока Украины, Крыма отнюдь не разделяют оптимизм Виктора Ющенко. В то же время подавляющее большинство Западной Украины (хотя здесь особая роль принадлежит Закарпатью и Северной Буковине), а также значительная часть центральной Украины готово к выбору в пользу Европы и США. В этой связи возникает закономерный вопрос: «Почему по прошествии целых 15-ти лет те же самые люди, что поддержали украинскую независимость, сегодня радикально расходятся в своем видении перспектив «незалежной державы»?

Рискну предположить, что 1 декабря 1991 года народ Украины (не этнические украинцы, а все население республики) голосовал не столько за государственную независимость, сколько за независимость вообще. За независимость от КПСС и ее идеологии, за независимость от Горбачева и его окружения, за независимость от политической неопределенности в пользу прав, свобод и самостоятельности. Значительная часть тогдашних собратьев по Союзу (к примеру, русских жителей Прибалтики) представляла себе национальный суверенитет исключительно как свободу от московской бюрократии. О том, что независимость - это своя национальная бюрократия, своя валюта и армия, свой язык (для многих на Украине в реальности оказавшийся чужим), самостоятельный экономический курс, разрыв связей с родственниками, друзьями и коллегами в России и других республиках бывшего СССР, мало кто думал. Идея Союза была дискредитирована ее поборниками, а идея независимости виделась многим панацеей от всех бед. Увы, практика оказалась далекой от обещаний проповедников "незалежности". Превращения Украины в Германию или Кувейт не последовало, как не произошло ее скорой интеграции в Евросоюз и НАТО. Обретение же национальной идеи со всеми сопутствующими этому атрибутами вызвало массовую переоценку ценностей и кризис идентичности у постсоветских украинцев, вынужденных теперь по указке сверху изучать наследие великих борцов за свободу - Мазепы, Орлика, Петлюры, Коновальца и Бандеры - и вычеркивать из жизни классическую русскую литературу. Вместе с тем Москва не предоставила Украине какого-то внятного и притягательного политического проекта. Всем своим поведением, начиная с 1991 года, Москва давала понять, что считает Украину если не временным (после заключения межгосударственного договора это ощущение ушло в прошлое), то, по крайней мере, искусственным явлением. Именно подобное отношение к некогда братской республике сработало против российских устремлений. И если в начале 1990-х гг. многим в СНГ именно Россия виделась в качестве образца демократии, модернизации, примера федералистской страны, то переход к «управляемой демократии» внутри страны стал рассматриваться (другое дело, насколько обосновано) как предпосылка для экспорта подобной модели. В этой связи сама Москва, так и не предложив Украине внятной интеграционной стратегии, способствовала ее вестернизации, которая многими в Киеве рассматривается как хотя бы предсказуемый политический курс.

Однако в самой Украине, добившейся немалых успехов (здесь я без всякой иронии) в деле сплочения граждан страны (тот же Майдан в отличие от грузинской «революции роз» не носил этнонационалистической нагрузки), сегодня не решена такая сложная задача, как определение оптимальной внешней политики. Между тем для Украины (в отличие от России или Казахстана) такой выбор во многом вопрос внутренней политики. Здесь крайний вестернизм и крайняя пророссийскость будут одинаково отторгаться гражданами страны. Главной проблемой для Киева является слишком утилитарный и конъюнктурный подход к такому выбору. Интеграция с НАТО оказывалась востребованной лишь тогда, когда отношения с Россией были далеки от идеальных, в то время как идеи «углубления интеграционных связей с РФ» извлекались на свет божий в сложные для украинских властей времена (Кучма после «дела Гонгадзе»). В этом смысле Киев был пронатовским или пророссийским ровно в той степени, в какой это было выгодно правящему классу, решавшему свои сугубо эгоистические задачи. Однако после 2004-2006 гг., когда внутри Украины установился принцип политического маятника, что в свою очередь привело к установлению определенного баланса сил и выработке консенсуса по базовым ценностям внутри страны, пришло время выработать такой же внешнеполитический «универсал согласия».

Приняв такой «универсал», лидеры «незалежной державы» могли бы вернуться к духу декабря 1991 года, когда народ Украины голосовал за независимость. 15 лет назад это было голосование не за натовскую или пророссийскую Украину. Это была попытка обретения самостоятельной роли. И сегодня Киев мог бы, не становясь одним из многих членов НАТО, сыграть роль связующего звена между Европой и Россией, Европой и СНГ. Это могла бы быть страна, не ангажированная блоками, но одинаково дружественная и России (исторические традиции и сильнейшие социокультурные связи), и Европе (и здесь существуют свои традиции и связи). Исторически именно Украина во многом способствовала вестернизации России (не территории РФ, а России в более широком социально-культурном контексте). Роль такого российско-европейского моста была бы для Украины гораздо более привлекательна, чем функция одной из младших сестер «Четвертого Рима». Такую роль Украины граждане «незалежной державы», голосовавшей 15 лет назад за этот ее статус, приняли бы как разумный объединяющий компромисс. Компромисс, позволяющий идти в Европу вместе с Россией, а не «вместо нее», принося в европейский дом новые идеи и новый смысл.

Сергей Маркедонов, заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати