26.01.2007 | Сергей Маркедонов

Грузия – это наша Куба?

Москва и Тбилиси возвращаются к дипломатическому дискурсу двусторонних отношений.18 января 2007 года президент России Владимир Путин принял решение вернуть посла РФ в Грузию. Напомним, что российский посол был отозван из Тбилиси в сентябре 2006 года, когда российско-грузинские противоречия достигли, казалось, высшей точки. В понедельник 22 января 2007 года глава российской дипломатической миссии Вячеслав Коваленко (и его аппарат) возвратились в Грузию. «Я возвращаюсь с настроем работать и развивать отношения. Мы заинтересованы во взаимовыгодных и взаимоуважительных отношениях с Грузией». Так прокомментировал факт своего Вячеслав Коваленко.

В Грузии решение президента Путина было встречено с одобрением. По словам спикера парламента Грузии Нино Бурджанадзе, «само собой разумеется, стремление вернуть отношения между Москвой и Тбилиси в нормальное русло, мы оцениваем положительно. Хотя приезд российского посла не решит всех вопросов, необходим целый комплекс шагов навстречу друг другу. Если такие шаги предпримет российская сторона, мы будем это приветствовать». По словам же главы грузинского МИДа Гелы Бежуашвили, "для урегулирования наших отношений необходимо понять и принять, что каждая страна вольна сама определять курс своего развития и, соответственно, строить добрососедские отношения на основе такого понимания». После встречи Владимира Путина и Вячеслава Коваленко 18 января 2007 года многие эксперты и политики в Грузии заговорили о «потеплении» отношений между двумя государствами. Впрочем, оптимистических прогнозов хватало и в российских СМИ. Между тем следует отметить, что всплеск оптимизма (равно как и завышенных ожиданий) традиционно отличает каждую новую встречу российского и грузинского президентов, министров иностранных дел. В этой связи новая волна оптимистических ожиданий в конце января 2007 года не кажется чем - то из ряда вон выходящим.

Между тем события последних дней показали, что до реальной нормализации (без кавычек) Тбилиси и Москве еще очень далеко. 24 января 2007 года на заседании Совбеза ООН снова обозначились расхождения Грузии и России по абхазской проблеме. Грузинская делегация отказалась от участия в первом заседании СКК (Смешанной контрольной комиссии) по ситуации в Южной Осетии (оно планировалось 24-25 января в Ереване). Вместо этого представители Грузии выдвинули требование – подключить к заседаниям СКК «альтернативные власти» Южной Осетии. И, наконец, «урановый скандал», который многие эксперты и журналисты уже сравнивают с задержанием российских военнослужащих. И хотя окончательные выводы по «урановому вопросу» (равно как и по его возможным политическим последствиям) делать преждевременно, очевидно, что Тбилиси стремится представить Россию не столько как сильное государство, сколько как слабое, не способное к контролю за собственными «стратегическими ресурсами».

В этой связи гораздо более интересным представляется рассмотрение коридора политических возможностей для «потепления» российско-грузинских отношений. Не лишним было бы подвести итог периоду «мини-холодной войны» в отношениях между Тбилиси и Москвой. Увы, но такая оценка не прозвучала ни из уст российского президента (фактического творца российской внешнеполитической стратегии), ни из уст официальных представителей российского МИДа. Осталось не понятным, зачем сегодня потребовалось «потепление» в двусторонних отношениях. Означает ли это провал политики санкций, и если да, то кто за это несет персональную ответственность, кто уволен с должности? Если же политика санкций была (с точки зрения высшего руководства страны) политически и экономически оправданной, а возвращение посла - это просто нормальное возвращение к дипломатическому дискурсу, то кто повышен в должностях и кем мы по праву можем гордиться. Фактически нужен комплексный анализ стратегии российской политики по отношению к Грузии (и к Закавказью в целом). Нужны ответы на вопросы, где и когда нам нужно «стукнуть кулаком по столу», а где затаиться и выжидать, поскольку нервный стук может только навредить нашим же интересам.

Увы, но публичный анализ достижений и просчетов российской внешней (равно как и внутренней) политики не является сильной стороной отечественной власти. А посему нам только приходится гадать, почему Россия, начиная с весны 2006 года, ввела ограничительные меры для грузинского алкоголя и минеральной воды, а в конце 2006 - начале 2007 гг. нанесла жесткий экономический удар по интересам Южной Осетии (а в конечном итоге и наших сограждан). Т.е. фактически роль России в недавнем «мандариновом конфликте» вполне укладывалась в представления официального Тбилиси о том, как Москва должна закрывать «этнические черные дыры» на российско-грузинском пограничье. Между тем 10 января 2007 года президент Южной Осетии Эдуард Кокойты охарактеризовал ситуацию с блокированием Транскавказской магистрали в районе пункта пропуска «Нижний Зарамаг» «как экономическую диверсию против осетинского народа. Свое недовольство югоосетинский лидер обратил против «отдельных сотрудников» таможенной и пограничной службы, однако суть дела от этого не меняется. От закрытия доступа мандаринов на российский рынок пострадали, прежде всего, этнические осетины, вовлеченные в транзит мандаринов на рынки РФ. Непонятно также, зачем в декабре 2005 года Россия вместе с другими членами ОБСЕ соглашалась на миротворческий план Грузии в Южной Осетии (хотя в течение всей осени-2005 его жестко критиковала), а весь 2006 год только и делала, что занималась «сдерживанием» грузинского наступления на мятежную республику. Можно (и нужно) сделать и еще более глубокий экскурс в недавнюю историю. Потерпев поражение в операции «Преемник» в Абхазии (осень 2004 года), российский истеблишмент попытался прибегнуть к методам «мандариновой блокады» для политического усмирения этого непризнанного государства. Таким образом, говорить о том, что Москва в своей политике руководствуется жесткими антигрузинскими схемами, было бы неверно.

И в 2004, и в 2005 гг., и в начале 2007 года многие действия Москвы на грузинском (равно как и на других) направлении диктуются скорее не стратегическими расчетами и замыслами, а эмоциями. Тот же «грузинский фактор» сыграл свою роль в охлаждении двусторонних отношений России и Азербайджана в канун 2007 года. Отказ Баку от участия в энергетическом «сдерживании» Грузии привел к тому, что Москва резко повысила цену на импортируемый в Азербайджан газ. Реакция Азербайджана не заставила себя долго ждать. В настоящей статье рассмотрение российско-азербайджанских отношений не является целью. Однако отметим лишь, что в перспективе разрастание конфликта между Москвой и Баку чревато формированием азербайджано-грузинского альянса, ослаблением позиций единственного стратегического партнера РФ в Закавказье- Армении, а следовательно, утратой политической роли в процессе нагорно-карабахского урегулирования. Так стоило ли «бить горшки» с Азербайджаном (договоренности о поставках газа в Азербайджан в 2007 году пока не достигнуты), если спустя три недели Россия возвращает своего посла в Тбилиси? Более того, и сам посол, и официальные средства массовой информации России говорят о необходимости конструктивного подхода к двусторонним отношениям. Так, может быть, поспешили охлаждать наши отношения с Баку? Может быть, и здесь, спустя определенное время будем вести работу по «нормализации отношений»?

По мнению американского политолога российского происхождения Николая Злобина, сегодня Грузия превращается для России в аналог Кубы для США. И в том, и в другом случае - маленькое южное государство. И в грузинском, и в кубинском «кэйсах» у власти находятся популисты, не брезгующие национализмом, не вполне адекватно оценивающие роль своих стран в мировом «раскладе сил». Однако, признавая обоснованность такого сравнения, добавим, что США в отличие от России всегда знали, что конкретно им нужно от Кубы. Им необходим (и это они не раз и даже не тысячу раз публично озвучивали) полный демонтаж коммунизма просоветского образца, «демократизация» по североамериканскому образцу и под мудрым руководством Вашингтона, а также превращение Кубы в лояльное США государство. Какие цели сегодня ставит Россия перед Грузией? Мы готовы к демонтажу режима Саакашвили? Но тогда зачем нам нужны встречи с этим лидером-изгоем? Зачем президент России принимает в Петербурге того, кто должен стоять «вне закона»? Если нет, то, может быть, наша цель- отторжение территорий Грузии? Нет, и об этом президент Путин недвусмысленно заявлял, давая понять, что «своих территорий хватает». О необходимости сохранения территориальной целостности Грузии не раз говорили официальные представители российской власти (а маргиналов в расчет мы брать не будем). Кстати, ничего подобного тому, что позволял себе в отношении России экс-министр обороны Грузии Ираклий Окруашвили, российские лидеры никогда не позволяли. Тогда в чем же состоит та, говоря словами Мальчиша-Кибальчиша, «страшная военная тайна» российской политики в Грузии. Каков национальный интерес РФ именно в этой точке постсоветского пространства?

Между тем ответы на эти, на первый взгляд, элементарные вопросы могли бы существенно улучшить восприятие как российской политики на грузинском направлении, так и в СНГ в целом. Сегодня следует признать, что политика «блокады» не принесла России существенных дивидендов. Грузия не оказалась в состоянии коллапса и не превратилась в failing state, каковой она была в период царствования «белого лиса». Саакашвили показал способность держать удар и неготовность к политической сдаче своих позиций. Впрочем, эта сдача означала бы конец его политической карьеры. Молодой амбициозный популист не готов к такому сценарию развития событий, поскольку «собирание Грузии» стало для него главным политическим козырем. Что же касается «наездов» на грузинскую общину внутри страны, то эта мера вызвала негативную реакцию не только среди грузин России, но и среди армян, азербайджанцев и даже абхазов с осетинами (которые, к несчастью, объединены в рамках «лиц кавказской национальности»). Таким образом, по имиджу России как защитницы недовольных политическими режимами в СНГ (среди грузин РФ было немало противников «Мишико») был нанесен удар. И не заокеанскими технологами, а нами самими. Именно такой радикализм в отношении «внутренних грузин» связал нам руки в наших действиях по политической поддержке Абхазии и Южной Осетии. Эта поддержка России получила интерпретацию «аннексионистских действий». И если раньше эту интерпретацию разделяли сами грузинские лидеры и левые радикалы в Европе и в США, то в 2006 году ее стали разделять и вполне «системные» политические деятели на Западе. Ни в 2006 году, ни сейчас Россия не может жестко и однозначно артикулировать свои интересы в Абхазии и в Южной Осетии, навязать свое понимание процессов, происходящих там. До сих пор многим (и не только в силу политической ангажированности и клинической русофобии) не очевидна связь российской поддержки Абхазии и Южной Осетии и проблем безопасности Северного Кавказа. Установить эту связь способна только внятная российская политика.

Если и говорить сегодня о нормализации российско-грузинских отношений, то главным приоритетом в этом плане должно стать достижение официального отказа Тбилиси от силовой реинтеграции этих территорий. Вместе с тем достижение этого результата не должно сопровождаться отказом от взаимодействия с Грузией по тем проблемам, по которым общее понимание уже возможно и сегодня. Словом, перефразируя конструкторов арабо-израильского мирного процесса, нужно защищать Абхазию и Южную Осетию так, как будто нет других проблем российско-грузинских отношений, и нужно налаживание двусторонних отношений по другим проблемам так, как будто нет никаких Абхазии и ЮО. Сегодня Россия и Грузия могли бы сотрудничать в сфере обеспечения безопасности на чеченском, ингушском и дагестанском участках. Бунтующий и нестабильный Северный Кавказ - кошмар для Грузии! Возможны и необходимы бизнес-контакты. Экономическое «освоение» Грузии Россией сделает элиты этой страны гораздо более «договороспособными». Что же касается Абхазии и Южной Осетии, то здесь следует избегать иллюзий. Сегодня эти территории не готовы к возвращению в состав Грузии. Надежд на «смену вех» в настроениях абхазского и осетинского населения тоже немного. Более того, Тбилиси надо принять тот тезис, что возможности влияния Москвы на эти территории небезграничны (что показали и события в Абхазии в 2004 году). А значит, надо признать эти республики как политическую реальность (что не тождественно их формально-юридическому признанию). Признать, что эта реальность обладает самостоятельным голосом, а не является «записывающим и воспроизводящим устройством» Москвы. Кстати говоря, такое признание будет полезно и для самого Тбилиси, для повышения уровня адекватности грузинских политиков. Решившись на диверсифицированные отношения (улучшать то, что возможно, и замораживать, то, что пока не решаемо), обе стороны могли бы действительно достичь большего «тепла». Однако для этого и Москве, и Тбилиси потребуется стратегия развития российско-грузинских отношений, а не следование эмоциям, фобиям и комплексам.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати