19.02.2007 | Сергей Маркедонов

Сможет ли Чечня стать российской территорией?

Отставка Алу Алханова с поста президента Чеченской Республики и назначение на пост временно исполняющего обязанности главы Чечни Рамзана Кадырова вряд ли можно отнести к разряду политических сенсаций. Рано или поздно формально-юридическое оформление фактического лидерства премьер-министра Чечни должно было произойти. Однако за многочисленными комментариями последних, посвященных анализу политических раскладов внутри Чечни, в тени осталась, пожалуй, самая главная проблема этой северокавказской республики. Насколько Чечня сможет стать действительно российской территорией? Речь идет не о формальном суверенитете Москвы над ней. Наличие российского флага над административными комплексами в Грозном и районных центрах Чечни – это не решение вопроса.

В начале ХХ века Великое княжество Финляндское тоже было частью Российской империи, однако российские большевики проводили там свои форумы, пользуясь правом экстерриториальности, которым указанное княжество обладало. В конце концов, сегодня Тбилиси заявляет о том, что Южная Осетия и Абхазия - это грузинская территория, однако в реальности дело обстоит иначе. Президент Саакашвили, делая себе политический пиар может говорить и о «параллельном правительстве и президенте» Южной Осетии и о Верхней Абхазии (оно же Кодорское ущелье), которые уже подконтрольны Тбилиси, но и в Вашингтоне, и в Брюсселе, и в Москве всем ясно, что до «полной победы» еще далеко. И вообще неизвестно настанет ли таковая вообще. Официальный Белград также не хочет (даже под давлением США и ЕС) отказываться от претензий на Косово, хотя в реальности возможности для «сербизации» этого края равны нулю. Таким образом, формальное и фактическое инкорпорирование территории в состав государства - далеко не одно и то же. Напомним, что в 1994 году Россия взялась за «замирение» Чечни ради восстановления там «конституционного порядка». Однако в 2003 году, когда республика голосовала за свой Основной закон, мало кто заметил, что в тексте республиканской Конституции содержались такие сомнительные правовые конструкции, как «граждане Чечни», «суверенитет Чечни» и прочее. Впоследствии же многие политические действия региональных руководителей говорили о том, что в Чечне установился порядок. Только вот насколько этот порядок соответствует общероссийским политико-правовым установлениям?

В Москве сегодня говорят о замирении Чеченской республики. С точки зрения российского президента контртеррористическая операция там была завершена еще в прошлом году. Эту идею поддерживают и в Грозном. В данном случае речь идет о представителях республиканской элиты, демонстрирующей свою лояльность Москве. Эти представители даже факт отставки Алханова готовы позиционировать, как факт, свидетельствующий об успешном втягивании Чечни в общероссийские процессы. Так, полномочный представитель Чеченской Республики при президенте РФ Зияд Сапсаби, комментируя назначение экс-президента Чечни и назначение Рамзана Кадырова временно исполняющим обязанности президента республики, заявил следующее: «Этими назначением дана высокая оценка всему народу Чеченской Республики", - отметил он. Кроме того, новое назначение Кадырова - "высокая оценка президентом работы правительства республики, тех позитивных процессов, которые там сейчас происходят". Сапсаби выразил уверенность, что «на этой должности Кадыров неукоснительно будет продолжать курс своего отца и не подведет ни президента Владимира Путина, ни народ Чечни, ни Россию».

Возникает ощущение, что многочисленные представители властной элиты (как федеральной, так и республиканской) рассчитывают на массовую амнезию российских граждан. Как - будто не было многомесячной информационной войны между президентом и премьер-министром Чечни, как будто не шла административно-бюрократическая борьба внутри республики. В прочем, такой расчет политически оправдан. Сегодня в России (включая и Чечню) нет самостоятельных политических субъектов, которые смогли бы дать собственную интерпретацию событий в республике. Те же, которые есть в наличии (разрозненные отряды боевиков в Чечне) лучше бы вообще ничего не комментировали. Хотя справедливости ради стоит признать, что в таком выборе значительная вина центральной власти, не занятой выращиванием новой постконфликтной элиты в Чечне, и ее интеграцией в российское политическое сообщество. Между тем, не решив эту задачу, говорить о замирении республики, как о решенной хотя бы в первом приближении проблеме было бы опрометчиво.

Однако вот что обращает на себя внимания. Даже в соседних с Чечней республиках это образование в составе РФ не готовы воспринимать как ту же самую российскую территорию. Восприятие Чечни строится на основе так называемого «пограничного принципа». В этом плане весьма показательна оценка Чечни, данная дагестанским политологом Зубайру Зубайруевым. На вопрос журналиста: «А могут ли как-то повлиять на ситуацию в районах республики, расположенных вблизи административной границы с Чечней, перемены в руководстве соседней республики?», политолог отвечает: «Хотелось бы, чтобы все перестановки и изменения у наших соседей отражались только на них самих. И не хотелось бы, чтобы это приводило к нарушениям законов. Мне кажется, что было бы лучше, если бы обстановка на наших границах зависела бы больше от нас, а не от федерального центра. А чьи там роли усиливаются, чьи ослабевают, должно быть интересно самим жителям Чечни. Нашли они себе именно такого лидера, считают, что он достоин поста президента - дай Аллах им здоровья! А нам бы со своими проблемами разобраться». Как видим, представители дагестанского экспертного и политического сообщества рассматривают внутриполитические процессы Чечни как самостоятельную проблему, которая не имеет отношения к Дагестану, и если бы и не затрагивала его вовсе, то было бы весьма позитивно.

Автор настоящей статьи не единожды обращался к истории и современному состоянию осетино-ингушского конфликта. В отношениях между Ингушетией и Северной Осетией черменский пост играет роль не административно-территориальной, а фактически государственной границы. В этом плане значительный интерес представляет интервью министра по делам национальностей Северной Осетии Таймураза Касаева газете “Северная Осетия” (№235, 13.12.2006 г.). «Должен заметить, - признается министр, - на завершающемся этапе постконфликтного строительства уже действует принцип возвращения на усмотрение органов местного самоуправления, т.е., проще говоря, полпред Дмитрий Козак может сколько угодно обещать и давать интервью СМИ, а Президент России Владимир . Путин давать поручения по окончательному урегулированию данного конфликта – решать, пускать или нет (речь идет об ингушских вынужденных переселенцах- С.М.) будут осетинские власти”. И там представители двух соседних республик смотрят друг на друга не как на сограждан одного государства, а, скорее как на противников. Между тем и осетино-ингушское, и чечено-дагестанское пограничье свидетельствуют всего лишь об одном. В России, несмотря на все победные реляции о преодолении территориальной раздробленности 1990-х гг., действует региональный апартеид, при котором части одного государства рассматривают себя как нечто более высокое, чем РФ. Отсюда необходимость коренного изменения основ российской региональной политики.

Как Россия управляла Чечней весь постсоветский период? Фактически центральная власть использовала три модели - государственный аутизм, силовое подавление сепаратистской инфраструктуры и политику «чеченизации». Ни одна из этих моделей не принесла результата и не способствовала интеграции Чечни в общероссийское политико-правовое пространство. В 1991-1994 и в 1996-1999 гг. российские власти оставили ситуацию в Чечне на волю волн. Там был дважды реализован проект государственного строительства. По словам американского политолога Анатоля Ливена, создатели Чеченской Республики Ичкерия «совершенно не сумели создать в Чечне даже минимальных элементов государственной структуры, чтобы защитить находившихся там иностранных граждан и помешать использованию Чечни как базы антизападных экстремистов. Доверие к ним как к будущим правителям независимой Чечни равно нулю». Впрочем, справедливости ради заметим, что отношение ичкерийцев к российским гражданам было на порядок хуже, чем к иностранным гостям. Именно этот факт заставил Российское государство прибегать к силе и «наводить порядок» в Чечне в декабре 1994 года и осенью 1999 г. Однако на деле оказывалось, что разгром сепаратистской инфраструктуры - это не только половина дела. Это- начало процесса инкорпорирования Чечни. А вот никакого иного инструмента инкорпорирования республики кроме «чеченизации» российская центральная власть не смогла предложить. К этому методу прибегали в 1995 году (Завгаев), и в 2000 г. (сначала Ахмат Кадыров, а затем его сын Рамзан). Однако ни к чему, кроме, как к формированию политико-правового партикуляризма, это не приводило. Чечня не стала восприниматься массовым сознанием как действительно мирная территория, как часть российского общественно-политического пространства. Фактически Чечня, как любая непопулярная сфера «сбрасывается» центральной властью на плечи других. Как и «социалка», или как то же урегулирование осетино-ингушского спора, эта проблема передается на места. Однако такая передача, особенно при таком отягчающем факторе, как отсутствие минимальных сдержек и противовесов лидеру региональной власти, чревата.

До 15 февраля 2007 года в Чечне хотя бы были сдержки для концентрации власти в одних руках (сначала такую роль выполняли русские премьер-министры, затем президент Алханов). Теперь вся власть будет сосредоточена в руках Рамзана Кадырова. Между тем, такая абсолютизация власти вкупе со слабой интегрированностью Чечни в российский социум опасна тем, что в этой северокавказской республике может быть реализован проект государственного строительства. На сей раз без лишней конфронтации с Москвой, без боевых столкновений. Однако результатом будет именно самостоятельное государственное строительство. Для этого есть все предпосылки (популярный лидер, претендующий на роль объединителя чеченцев, опытные кадры, прошедшие и пережившие две военные кампании).

Москва, увлекшись созданием привлекательных пиар-образов, готова самоустраниться от решения сложных региональных проблем. Фактически центральная власть готова провести своеобразную «либерализацию» Северного Кавказа. Однако такое самоустранение чревато тем, что главная проблема российской политики на Кавказе, его интеграция не будет решена. А без этого невозможно и формирование российской гражданско-политической нации, и реальная (а не виртуальная) стабилизация и в Чечне и в России в целом.

Сергей Маркедонов - зав. отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Версия для печати